— Ну, вот, — сказал Бран, с любопытством озираясь. — К богам в гости… прибило, значит.

— Не смейся, — укорила Улла, отряхивая снег. — Боги услышат, рассердятся.

— Хорошо, молчу. А кстати, что ты тут делала?

Улла, кажется, смутилась. Бран встал, и она тоже. Нервно оглянулась через плечо на статую Тора.

— Я… — ответила она. — Я… жертву приносила. Для Хелмунта.

Бран поднял бровь. Улла тихо пояснила:

— Я не хотела говорить. Боялась, ты рассердишься.

— На что же мне сердиться. Но только я не понимаю, думаешь, Кнуд все-таки его убил? Поэтому ты… Но откуда ты знаешь?

Улла удивилась. Некоторое время молчала, с удивлением глядя на Брана, потом произнесла:

— Когда бы Кнуд успел его убить? Разве это то, что он тебе сказал? Ты разве не понял? Ты действительно не догадался? Все те вещи, что ты там нашел… Ты разве не понял, для чего Хелмунт их собирал?

— Он их просто украл.

— Он не вор, — отрезала девушка. — Неважно, что ты о нем думаешь, но он не вор, ясно? Я Хелмунта получше твоего знаю. Он же не мог уйти голым, и с пустыми руками. Хотя — он бы наверняка с радостью это сделал! Он бы предпочел лучше так, чем брать что-нибудь у моего отца, но… он не мог. Сейчас зима, и тут в лесу волков полно, да и есть ему ведь что-нибудь надо. Ничего плохого он не сделал, подумаешь, взял несколько вещей, никто от этого не обеднеет. Он заслужил. На нем тут и так без конца пахали, — Улла отвернулась. Бран потянулся к ней, взял за руку и сказал:

— Не сердись.

— Я и не сержусь.

— Сердишься, я вижу.

Она подняла голову и тихо произнесла:

— Извини. Просто я… просто мне жаль, что ты плохо к нему относишься.

— Да вовсе нет. Вовсе я не плохо к нему отношусь.

— Плохо, — ответила Улла. — Ты его не любишь, подозреваешь во всем. А он ничего не сделал. Он ни в чем не виноват. Он хороший человек. Он не помогал Кнуду. Никогда, ручаюсь. Но теперь уж все равно, он ушел. Я знала, что он рано или поздно это сделает. Жалко только, что ему это пришлось сделать сейчас, и что он меня не предупредил. Я бы ему помогла, чем бы смогла только. Ты моему отцу про него уже сказал?

— Даже не собирался. Я же не знал, что он сбежит. Только опасался, что Кнуд его убил. Но вообще, если задуматься… Кнуд этого действительно не утверждал.

— Не говори отцу, ладно? И дяде не говори. Никому не говори. Чуть позже его хватятся, а пока не надо, дадим ему уйти. А то, чего доброго, пошлют за ним погоню. Если отец его поймает, он с ним такое сделает… — Улла зябко передернула плечами. — Он уже сделал раз, ты, может, слыхал?

— Да, слышал, Кнуд рассказывал.

— Ну, видишь? Не говори им, ладно? Пожалуйста. Пусть лучше думают, что это Кнуд его…

— Хорошо, искорка, не буду. Но только как же быть с кинжалом Серого?

— А что с кинжалом? — Улла посмотрела исподлобья.

— Ну, как же? Я ведь там кинжал нашел, а на ножнах клеймо было "Серый". Да ведь я тебе рассказывал, ты что, забыла?

— Вовсе нет. Только что же здесь такого? Ты что, из-за этого решил, что Хелмунт убил Серого, да? — из ее глаз глядел укор.

— А ты бы на моем месте как решила? — ответил Бран. — Ну, вот как?

— Я бы, прежде, чем решать, расспросила бы людей. И они бы ответили, что этот самый кинжал Хелмунту Серый подарил, в конце лета. Потому что Хелмунт Серого спас, из болота вытащил. Серый тонул, а Хелмунт полез и вытащил. И сам едва в живых остался. За это Серый ему свой кинжал и подарил. И это, кстати, тут многие знают. Я сама там была и это видела. Вот так-то, следопыт. Прежде, чем кого-то приговорить, стоит и задуматься, — Улла выдернула руку и отвернула сердитое лицо. Бран стоял, моргая глазами.

— Неужто это правда? — пробормотал он наконец. — Это что, действительно так и было?

— Считаешь, я выдумываю?

— Что ты, нет, конечно. Господи, ну, и дурак же я! — Бран хлопнул себя ладонью по лбу. — Это надо же!

Улла обернулась.

— Не ругай себя, — промолвила она. — Так уж вышло. Я об одном жалею, знаешь, что ты мне раньше не сказал, ну, про тайник.

Бран в ответ только развел руками. Улла шагнула к нему, обняла и прижалась щекой к груди.

— Ты ведь мог сегодня из-за этого погибнуть, — шепнула она. — Ох, я до сих пор не отойду… так страшно. Это было так страшно! Кнуд был очень злой. Он был зол на всех. На весь свет, понимаешь?

— Еще бы, это я уже успел уяснить. Знаешь, он думал, что медведь — это кара богов. Он мне так сказал.

— Может, это правда. Здесь многие так считают. Ну, и ладно. Медведя все равно ведь больше нет, ты его убил.

— Мы с тобой, — поправил Бран. — Мы с тобой его убили.

— Но я… что же — я, я ведь только…

— Нет. Если бы не ты, он бы меня прихлопнул, как муху. Ты такая смелая, искорка моя, наверное, самая смелая женщина на свете.

— Вот и неправда, я ужасная трусиха. Я тогда так перепугалась, что чуть не умерла. Но я была должна. Я не могла тебя потерять. Не могла… я не могла, — она вскинула голову. В глазах блестели слезы. Бран сказал:

— Что ты, родная…

Улла не дала ему договорить, губами закрыла его губы. Бран ощутил ее горячее дыхание и соленую влагу на губах.

Заскрипела дверь, и оба вздрогнули. Отпрянув, обернулись. Услыхали мелодичный насмешливый голос:

— Можно?

Улла дернулась, будто от удара, в ужасе глянула на Брана… Дверь открылась, и на пороге возникла Аса. С улыбкой, аккуратно притворив за собою дверь, склонила к плечу голову.

— Не помешала? — в ее голосе звучала явная насмешка. — Вы тут, кажется, были очень заняты.

Бран хмурился. Улла снова поглядела на него.

— Значит, правду люди говорят, а я-то не верила. Что ж, поздравляю, прекрасная замена твоему Ари Топору, — Аса смерила сестру взглядом: всю, с головы до ног. Сжавшись, Улла прикусила губы. Даже в полутьме было заметно, как она бледна.

Аса неторопясь прошла внутрь.

— Вы, как я вижу, колдуете, — она в упор уставилась на Брана. — На кого порчу наводите, а? Или, может, сглаз? Хороша парочка, колдун да ведьма! Кого сглазить-то собирались? Чего молчите?

Ни Бран, ни Улла не ответили. Аса скрестила руки на груди и произнесла с издевкой:

— Если честно, колднун, я такой дешевки от тебя не ожидала. Нашел тоже, с кем связаться, с этой пигалицей! Это же огрызок, а не человек. Я тебе просто удивляюсь! Даром что она моя сестра, не пойму, в кого такая уродилась. Ну, этот Арии еще куда ни шло, он дурак известный был, вот она его вокруг пальца-то и обвела, ну, и братец наш любезный ей, конечно, помогал. Но ты? Ты бы, кажется, мог получше выбрать. Чего ж на свалке-то питаться, помои подбирать, когда можно и со стола, — Аса улыбнулась прямо Брану в лицо.

— Со стола тоже не всегда свежее подают, — вдруг тихо вымолвила Улла.

Аса вскинула бровь:

— Чего ты там еще пищишь? Тебя кто спрашивал?

— Может, мне у тебя разрешения дышать попросить? — парировала Улла.

Аса усмехнулась:

— Если б это зависело от моего разрешения, ты давно бы задохнулась. Что-то не припомню, чтобы я с тобой разговаривала.

— Зато я с тобой разговариваю.

— Ты мне не смей грубить, соплячка.

— Да я еще и не начинала.

— Вот дрянь, потаскушка! Думаешь, если перед мужиком ноги раздвинуть, он сразу будет твой? Ошибаешься, деточка. Любая шлюха это может.

— Да? Что ж, охотно верю, тебе, конечно, лучше знать! — тяжело дыша, выпалила Улла.

Глаза Асы широко раскрылись. Злость исказила прекрасное лицо.

— Смотрите, кто разговорился, — протянула она. — Смотрите, кто у нас тут. Сопливая стерва. Да любая жаба из болота и то красивей тебя. Да ты посмотри на себя, посмотри, на что ты похожа. Да на тебя ни один мужик в здравой памяти и глаз не положит. Кому ты нужна, уродка недоношенная? Чучело! Ведьма! К тебе палкой прикоснуться — и то стошнит, шалашовка!

— Ой-ой! — у Уллы вздрагивали губы. Она старалась выглядеть спокойной, но заметно было, что ей это нелегко. — От шалашовки слышу! За тобой тут тоже многое водится, людям ведь рты не заткнешь.