Обратился к новгородцам и митрополит Филипп. В своем послании он раскрыл опасность проникновения в Новгород католичества. «Много у вас людей молодых, — писал митрополит, — которые еще не навыкли доброй старине, как стоять и побороть по благочестии, а иные, оставшись по смерти отцов ненаказанными, как жить в благочестии, собираются в сонмы и поощряют на земское неустроение».

Однако уговоры не помогали. Казимир ободрял новгородцев обещанием своей помощи и приходом на Москву хана Ахмата.

Весной 1471 года великий князь созвал на думу своих братьев, митрополита, архиереев, бояр и воевод, хотя мог решить и единовластно поход на Новгород. Созывом думы он поднимал на переметчиков всю Северо-Восточную Русь, подчеркивал, что конфликт с Новгородом дело не только великого князя, а всей Русской земли.

Москву великий князь поручил своему сыну Ивану, с ним оставил своего брата Андрея Старшего, служилого татарского царевича Муртузу, в поход позвал братьев — Юрия, Андрея Меньшого, Бориса, князя Михаила Андреевича верейского с сыном и служилого татарского царевича Данояра. Для споров с новгородцами о «старине», точнее говоря, о правовых разногласиях, взял искушенного в летописях дьяка Степана Бородатого.

В Новгород поскакал гонец с разметными грамотами, в Тверь, Псков и Вятку — гонцы с повелением идти в Новгород.

Полки двинулись по всем путям, ведущим в Новгородскую землю, охватывая ее со всех сторон. Великий князь с главными силами выступил из Москвы 20 июня, 29 июня остановился в Торжке. Сюда пришли к нему тверские полки, явились послы из Пскова с известием, что Псков сложил крестное целование Новгороду.

Не тронулся на подмогу новгородцам их самозваный государь король Казимир. Новгородские сепаратисты запросили помощи у ливонских рыцарей, но и те, видя грозную силу московского князя, выступить не решились.

23 июня под Русой новгородские отряды встретились с передовыми полками Ивана Васильевича. Новгородцы потерпели поражение. В их рядах был отмечен явный разлад. Некоторые отряды не шли в бой, заявляя, что владыка «не велел на великого князя рук поднимать».

На город медленно надвигались полки московского князя. 10 июля выступили со всей силой псковичи.

Пролитовская сторона в Новгороде еще занимала господствующие позиции. Она начала собирать войско против псковичей, но для этого нужны были не только «вечевые крикуны». Городские люди не хотели воевать за сторонников литовского короля. Тех, кто отказывался идти, грабили, избивали, топили в Волхове. Насильно согнанное войско выступило из Новгорода под водительством посадника Дмитрия Борецкого.

Дмитрий Борецкий шел навстречу псковичам, но встретился с передовыми полками Ивана Васильевича на берегу Шелони. Будто бы Дмитрий Борецкий вывел из города до 40 тысяч ратников. У московских воевод было всего 4 тысячи воинов. Сорок тысяч — это, конечно, обычное преувеличение, но несомненно, что новгородцы имели численный перевес над передовыми московскими полками. Однако этот численный перевес ничего не стоил, ибо рядовые новгородцы шли не по доброй воле.

Едва сойдясь с москвичами, новгородцы побежали. Дмитрий Борецкий был взят в плен, при нем нашли договорную грамоту новгородцев с Казимиром.

Получив известие о победе на Шелони, Иван Васильевич продвинулся ближе к Новгороду и 24 июля встал в Русе, ожидая новгородских послов с челобитьем. Видимо, он имел сведения, что в Новгороде опять встал раскол.

Действительно, в Новгороде вновь обострилась борьба сторон, но вместе с тем жителями овладела тревога, что великий князь идет чинить расправу. Город готовился к обороне.

Иван Васильевич счел нужным проявить власть. Он велел казнить Дмитрия Борецкого и еще трех знатных лиц из пролитовской партии. Не подействовало. Новгородцы пожгли посады, затворили город.

У великого князя, судя по всему, было достаточно сил, чтобы взять город приступом. Однако и тут он проявил себя тонким политиком. Приступ, захват города силой отбросил бы в лагерь противника и тех, кто «тянул» к Москве: тысячи «молодших» людей, ремесленников, торговцев, огородников.

Иван взял город в осаду. И этим довольно быстро изменил соотношение сил борющихся сторон. Немедленно вздорожал хлеб. Рожь, которую потребляло большинство новгородского населения, исчезла с рынка, пшеница была недоступна простому люду по цене.

Простой люд, все низшие сословия, поднялись на бояр, обвиняя партию Борецких, что это они «назвали» на Новгород великого князя со всей его силой. Московская сторона взяла верх. Владыка Феофил поехал с челобитьем к великому князю.

Иван Васильевич принял Феофила на реке Коростыни при устье реки Шелони. Великий князь снял «гнев» на свою отчину — новгородцев и дал мир по «старине», взяв с Новгорода за непокорность 15 тысяч рублей деньгами «в отсчет» и серебром «в отвес».

Мирный договор, подписанный на Коростыни, во многом повторял Яжелбицкий. Все сводилось к пониманию «старины». Новгородцы толковали это понятие, как им было привычно, вкладывая в него обережение своей вольности. Великокняжеское понимание «старины» было иным. Здесь «старина» не уходила глубже Яжелбицкого договора, выражалась в признании Новгорода «отчиной» великих князей всея Руси.

Договор на Коростыни прежде всего закреплял принадлежность Великого Новгорода Москве, «быть от великих князей неотступными ни к кому». Новгород лишился права принимать не только литовских князей, но и русских, состоящих в «недругах» великому князю. Княжеский стол в Новгороде с судом и прочими правами Иван Васильевич перевел на себя. Восстанавливалась и полная зависимость новгородской церкви от московского митрополита. На этом великий князь пока и ограничился, предоставляя остальное времени и развязывая себе руки для укрепления позиций Москвы на юге и юго-востоке.

Нам же надлежит задуматься, почему Казимир не пришел на помощь новгородцам?

В польской исторической литературе высказывалось положение, согласно которому причиной пассивности Казимира являлось невыгодное для Польско-Литовского государства общее соотношение сил в Восточной Европе. Но анализ внешнеполитической обстановки 60-х и 70-х годов в Восточной Европе говорит о том, что обстановка, напротив, складывалась для Казимира благополучно. Продолжалось начатое в конце 60-х годов сближение с ханом Большой Орды Ахматом. Отношения с Крымом можно было считать формально мирными. Менгли-Гирей еще в начале 60-х годов выдал Казимиру ярлык на русские зе лли. Литовский митрополит Григорий не утратил к 1470 году влияния на некоторые круги Новгорода. Все это, вместе взятое, давало Казимиру перевес во внешнеполитическом балансе над Москвой.

Между тем в политической жизни Восточной Европы зрели силы, которые не всегда выступали на поверхность, но за которыми было будущее. Заслуга Ивана Васильевича состояла как раз в том, что он сумел нащупать эти скрытые рычаги своего возрастающего могущества. Силы эти — тенденция развития Московской Руси в централизованное государство, основанное на национальном и религиозном единстве.

Не обладая перевесом над Польшей, Литвой, Большой Ордой, Орденом и пролитовским боярством в Новгороде, вместе взятыми, Иван Васильевич сумел обойти все эти подводные камни, нашел точное направление между Сциллой и Харибдой, вовремя сосредоточил все силы на узком участке фронта, разгромил пролитовскую сторону новгородской олигархии, не обидев «молодших» людей, угадав в них сторонников идеи централизованной власти.

Ход всего «новгородского дела» в 1471 году показал, что затея перехода Новгорода под власть короля Казимира всего лишь авантюра, не имеющая корней в народной среде. Надо полагать, что неустойчивость своего положения в Новгороде видел и Казимир, потому и не выступил на помощь своим прозелитам.