Ледяные фразы снова зазвучали на веранде.

— «Так что же? Как мне быть? Покаяться? Раскаянье всесильно».

Как всегда вежливый мистер Квестинг на цыпочках прошел к трубке и поднял ее. Фоллс, казалось, этого не заметил. Бизнесмен замер с трубкой в руке, со слегка склоненной набок головой и с выражением исключительного восхищения на лице.

— «Но что, когда и каяться нельзя! Мучение! о грудь, чернее смерти!»

На пемзовый пригорок упала тень. Смит, небритый и выглядевший даже хуже обычного, появился со стороны домика Саймона в сопровождении юноши. Они замерли на месте. Смит провел трясущейся рукой по лицу и дернул себя за нижнюю губу. Саймон после недоброго взгляда на Гонта посмотрел на Квестинга.

Актер приблизился к финалу своего короткого, потрясающего монолога. Дикон подумал, что его патрон является единственным ныне живущим артистом, который может увлечь слушателей Шекспиром в полдень на веранде курорта с термическими источниками. Причем он не шокирует окружающих, а вызывает в душе каждого какую-то леденящую дрожь, заставляет их думать о смерти.

Квестинг откашлялся и разразился громкими аплодисментами, стуча трубкой Фоллса по стойке веранды.

— Отлично, отлично, отлично! — воскликнул он. — Ну разве это не высокоинтеллектуальная игра?! Великолепное чтение, мистер Фоллс, не правда ли?

— Кажется, это моя трубка, — вежливо произнес тот в ответ. — Спасибо. — Затем он повернулся к Гонту и продолжил: — Конечно, вы можете заложить агностицизм в это строки, чтобы вскрыть характер персонажа, и противопоставить их сотням других, достаточно ортодоксальных, но, по моему мнению…

— «Как вам понравится» — мое любимое произведение, — подала голос из окна миссис Клейр. — Такая милая вещичка, чудесные летние сцены. Прекрасная Розалинда!

Доктор Акрингтон переступил порог своей комнаты и заявил:

— Со всей этой современной модой на психопатологическую галиматью вы, как мне кажется, заставите слушать пьесы кого угодно.

— Напротив, — возразил Гонт. — Сейчас происходит возрождение.

Сжимая в руках неизменный колокольчик, из кухни вышла Хайа. За ней с ужасно рассеянным видом из кабинета появился полковник.

— Ленч? — поинтересовался он. — А о чем вы беседуете? Кажется, будто кто-то произносил агитационную речь. — Барбара прошептала что-то отцу на ухо. — А? Не слышу! — воскликнул тот. — Что? — Затем полковник взглянул на Гонта. — Из пьесы? О Боже! — Он выглядел немного расстроенным, но постепенно на его лице появилось выражение благодушия. — Мы часто встречались с разными бродячими труппами, когда я служил в Индии, — сказал полковник. — Однажды они и меня задействовали в одной из своих пьесок. Чертовски забавная штучка. Вы, наверное, знаете ее. Она называется «Тетка Чарлея».

Во время ленча Дикону стало ясно: Саймон изобрел какую-то новую большую теорию. В самом деле, столь многозначительными были его взгляды, что ни Квестинг, ни кто-либо другой, по мнению молодого человека, не мог ошибиться насчет их назначения. Сам Дикон находился в сильном замешательстве, и ему казалось, будто он живет в середине кошмарного сна. Тревога за Барбару, основанная на чувстве, которое он отказывался определить однозначно, не очень приятное изменение своего отношения к патрону и как никогда усилившееся впечатление, что война захватила теперь всех новозеландцев, — эти факты образовали расплывчатое облако страхов и беспокойств. И потом еще Квестинг.

Несмотря на наблюдения Саймона, даже несмотря на убедительное подтверждение подозрений в виде торпедированного корабля, Дикону все еще было трудно представить бизнесмена в роли шпиона. Молодой человек оставался в достаточной степени новозеландцем и потому сомневался в существовании вражеских агентов вообще в этой стране, по-прежнему считал их существующими лишь как пугала в воображении нудных пожилых леди и клубных болтунов. Однако… он мысленно отмечал улики против Квестинга.

Пытался ли бизнесмен подстроить Смиту гибель, и если так, то зачем? Почему он настаивал на том, будто ездил в бухту Pohutukawa, хотя доктор Акрингтон устроил ему ловушку и доказал, что это неправда? Если Квестинг ходил на Пик в поисках ценных сувениров, зачем он тогда шесть раз подавал сигналы по три, пять и снова по три вспышки с места, где совершенно точно не могли находиться интересующие его предметы? Дикону никак не удавалось прийти к сколько-нибудь определенному выводу, глядя на бизнесмена, на его гладкое, несколько наивное лицо, придающую ему деловой вид одежду и совсем не свойственную коммерсанту внешность в целом. Имелись ли среди черт этого человека признаки потенциального убийцы или тайного предателя родины?

«Война изменила все ценности для моего поколения, — отвлеченно размышлял Дикон. — Многие вещи, которые мы считали раньше смешными, больше никогда нам таковыми не покажутся». Вероятно, впервые молодой человек хладнокровно и четко представил себе перспективу вражеского вторжения в Новую Зеландию. В процессе раздумий картина прояснялась. Состояние долгой спячки, присущее каждому человеку в родной стране, встревожило его, и он признал это злом. Дикон наконец понял, что больше не может жить так, как жил до сих пор. Каким-то образом, причем не важно, каким именно, ему, как и Саймону, необходимо устремиться навстречу опасности.

С этой новой решимостью в душе Дикон пошел после ленча в домик к Саймону.

— Вы догадались, что я хочу с вами встретиться? — спросил юноша. — Мне не хотелось там делать ни одного намека. Он мог заметить.

— Старина, от твоих намеков уже наэлектризован воздух. Что случилось?

— Мы поймали его, — ответил Саймон. — Вы не заметили ничего интересного? Перед ленчем? Его трубку? — Дикон уставился на юношу. — Прохлопали, верно? — самодовольно произнес тот. — А ведь сидели на расстоянии вытянутой руки от него. Что меня смущает, так это почему он так поступил. Как, по вашему мнению, может, парень слишком много думает о своем задании и действует автоматически?

— Если бы у меня было хоть малейшее представление, о чем ты говоришь, я бы попытался ответить.

— Вы еще не сообразили? Я сидел там, пытаясь чего-нибудь подслушать, как вдруг заметил это и перебрался в угол. Гонт и Фоллс все время трепались о пьесах Шекспира или кого-то еще. Совпадение полное, вплоть до мелочей.

— Ради всего святого, какое совпадение «вплоть до мелочей»?

— Стук. Длинный повторился три раза. Та-та-та. Потом пять коротких. И все повторяется. Вспышки света на утесе, ясно? Так что вы скажете?

Дикон и Саймон посмотрели друг на друга.

— Но здесь нет никакого смысла, — пробормотал молодой человек. — Почему? Зачем?

— Спросите меня, и я отвечу.

— Совпадение?

— Недостатков в версии совпадения слишком много, чтобы заморочить вам голову. Нет, я считаю, что мой вывод правильный. Это привычка. Он должен был все выучить, снова и снова прокручивал шифр в голове, а в четверг вечером приступил к работе…

— Подожди, подожди. Чья привычка?

— О, дьявол! — раздраженно воскликнул Саймон. — Вы совсем отупели. О ком, черт побери, мы говорим?

— О двух разных людях, — взволнованно ответил Дикон. — Квестинг подобрал трубку перед самым твоим приходом. Звуковые сигналы выстукивал не он. Это был мистер Септимус Фоллс.

Телефон в Wai-ata-tapu был спаренным. Им пользовались только лавочники, у которых Клейры делали различные покупки, да случайные туристы, приезжавшие на уик-энды и звонившие в отель, чтобы предупредить о своем прибытии. Во всяком случае, до появления в «Источниках» Гонта и Дикона слышали его редко. Результатом появления знаменитого актера, как и предсказывал мистер Квестинг, стало явное увеличение количества телефонных звонков.

В первый же уик-энд курорт наводнило множество посетителей, приехавших вроде бы для принятия лечебных термических ванн, а на самом деле, и это скоро выяснилось, с единственной целью взглянуть с близкого расстояния на великого Джеффри Гонта. Они с бесцеремонным изучающим все вокруг видом прогуливались взад-вперед по веранде, пили чай и пытались выпытать у Хайи приблизительное местоположение знаменитости. Самый настойчивый приехал с альбомами для автографов, которые, минуя Барбару, перекочевали от Хайи к Дикону и наконец попали к Гонту, который с удовольствием подписал каждый из них, чем несказанно удивил миссис Клейр. Актер оставался в своей комнате до тех пор, пока последний посетитель, стараясь не показать своего разочарования, потерял терпение и отправился домой. Однажды, но только однажды, мистеру Квестингу удалось выманить Гонта на веранду. Однако бизнесмен натолкнулся на такую вспышку раздражения, что позволил нервно щелкавшей пальцами знаменитости вернуться в дом.