— Все знают, — повторил дядя. — Даже я сам знаю. Тебе странно?

— Нет, дядя Чеай.

— Ну, доедай. Седьмой забег начинается.

Куан Мэн проглотил остаток пирожного и допил тепловатый чай с молоком. Поднимаясь со стула, дядя похлопал его по плечу.

— Больше сюда не ходи, Мэн. Не будь как я. Ты молодой, у тебя есть будущее. Незачем тебе повторять мои ошибки.

— Да, дядя Чеай.

Кончился последний забег. Небо уже потемнело. Они медленно шагали по улице, высматривая такси. Куан Мэн был совершенно измучен, и даже сотня с лишним долларов в кармане не радовала его.

На прощанье дядя вернул Куан Мэну двадцать долларов. Куан Мэн изумился — дядя Чеай славился тем, что никогда не возвращает долги.

— Не надо, дядя! Оставьте себе.

Но дядя был непреклонен.

Никогда после этого Куан Мэн не мог отказать дяде Чеаю, когда тот просил у него в долг. Вернув первый долг, дядя навечно обеспечил себе кредит у Куан Мэна. Куан Мэн понял это только со временем.

Он вернулся домой прямо к ужину. Семья усаживалась за стол. Куан Мэн поспешно вымылся и с мокрыми волосами вышел на кухню.

— У нас сегодня твое любимое блюдо, — сообщила мать.

— А что? — спросил Куан Мэн, пододвигая тарелку.

— Тушеная курица с белым перцем.

— О, правда вкусно! Как ты себя чувствуешь, папа? — спросил он, повернувшись к отцу.

— Все хорошо.

— Доктор сказал — у него сильно подскочило давление, — вмешалась мать.

— Вечно тебе надо преувеличивать! Дал он мне таблетки — и достаточно.

— Поругал его доктор, что он не принимает лекарство, — доложила мать. Говорит, чтобы этого больше не допускал.

— Ну хватит, я же слышал, что доктор сказал.

— Как тебе курица, Мэн?

— Потрясающе, ма.

— А куда ты сегодня пойдешь? — спросила сестренка.

— А тебе так интересно, да?

— Ничуточки не интересно. Что, спросить нельзя?

— Нельзя.

— Почему это?

— Потому что всюду нос свой суешь.

Выйдя на улицу поздно вечером, Куан Мэн обнаружил, что четкий лунный серп по пятам следует за ним. Упорно, будто его наняли. Куан Мэн остановил такси. Продвигаемся помаленьку, подумал он и выглянул из машины. Полумесяц не отставал.

— Нет у меня другой твоей половины, — сказал он месяцу. — Чего привязываешься?

Он вышел из такси, перешел улицу и задержался перед дверью «Райского бара», чтобы проститься с луной.

— Счастливо! — помахал он рукой. Порция уже дожидался его.

— Ранняя пташка? — съехидничал Куан Мэн.

— Червячка съест! — не растерялся Порция.

Куан Мэн увидел Люси и знаком показал — пива на двоих.

Люси принесла пиво и села рядом с Куан Мэном. Ох, какое родное, милое тепло! Коленка у коленки.

— Почему б тебе разок не посидеть рядом со мной, Люси? — спросил Порция.

— А я тебя боюсь.

— Почему это ты меня боишься?

— Потому что ты опасный, сексуально озабоченный индийский девственник, вот почему!

Куан Мэн расхохотался.

— А откуда ты знаешь, что я еще девственник? — не отставал Порция.

— Знаю, и все!

— Не будь такой уверенной!

— Я уверена. Ты забыл, какой у меня опыт.

— Допивай пиво, Порция! Еще закажем, я угощаю. Я сегодня на скачках выиграл.

— Правда?! — ахнула Люси.

— Врет, — сказал Порция.

— Не хочешь, не верь.

— Да ты лошадиную морду от хвоста не отличишь!

— Значит, необязательно отличать, чтобы выигрывать.

— А много выиграл, Мэн? — поинтересовалась Люси.

— Не так чтобы очень, но на выпивку сегодня хватит.

— Пойдешь еще на бега, возьми меня с собой. Дамам везет — принесу тебе дамское счастье.

— Обязательно.

— Посидите немножко вдвоем, пока я подойду к посетителям. А то хозяин злится.

— Давай, Люси. Только принеси нам сперва еще бутылку «Тигра».

— Несу. Люси ушла.

— Ты почему так рано, Порция?

— Сам не знаю. Отец с матерью уехали к родственникам. Сидел дома, пока тоска не взяла. Делать нечего.

Как мне, подумал Куан Мэн, делать нечего. Девать себя некуда. Он уже стал своим человеком в «Райском баре». Куда бы девался он каждый вечер, если б не бар? Ходить сюда по вечерам, как на работу по утрам, стало частью его жизненного распорядка.

Хок Лай присоединился к ним поздно вечером — его приглашали на ужин к Сесилии, в особняк Онгов в Танглине.

— Вот умеют люди жить! — восторгался Хок Лай.

Имеют возможность — деньги есть! — подумал Куан Мэн.

— Посмотрели бы вы, какой дом! — не унимался Хок Лай. — Какой сад! Столовая! Посуда! Еда! Гостиная! Картины! Слуги! Бассейн! Летняя кухня! Машины!

У всех потекли слюнки от этого перечисления и текли, текли, пока во рту не пересохло. Пришлось заказать еще пива: «Пей пиво „Тигр“, будешь как тигр».

— Дело в том, — рассуждал Хок Лай, — что надо видеть с близкого расстояния, как живут богатые люди. Это меняет все представления о жизни, укрупняет их. Жил ты в одном мире, привык к нему, и вдруг обнаруживается, что рядом существует совсем другой мир. Как только ты его увидел, твой прежний мир рассыпается прахом. Понимаешь, что необходимо попасть тебе в новый мир. Как попасть — неизвестно, но нужно попасть, иначе сойдешь с ума.

Хок Лай решительно сжал кулаки — даже костяшки побелели. Странно как, думал Куан Мэн, рассматривая своего школьного товарища. Есть люди, которым нужен толчок, стимул, чтобы они включились: это может быть алкоголь, женщина, политика, спорт, деньги — без этого все не так и они не находят себе применения.

Для Хок Лая — деньги. А вот когда появляется этот стимул, в таких людях загорается одержимость, целеустремленность почти ненормальной силы. Напряженные, страшные, странные люди, поглощенные продвижением к цели, не замечающие жизни. Люди непонятно цельные, но явно нездоровые.

— За революцию! — возгласил Порция.

Ну да, подумал Куан Мэн, очень нужна Хок Лаю революция. Революции он не хочет. Он откроет способ, другой способ, способ полегче. Вот так. Есть люди, которым все дается легко. Разглядывая приятеля, Куан Мэн думал, что Хок Лаю мир кажется легкой добычей. А его собственные чувства? Двойственность, которую ни завистью нельзя назвать, ни отсутствием зависти. Нечто среднее. Понемножку от того и от другого, поэтому — пшик.

Вечер все не кончался. Пиво упрощало жизнь — хотелось еще. А Куан Мэну еще хотелось ощущать теплое бедро Люси рядом со своим.

Перед закрытием бара Хок Лай начал звать всех в веселое заведение. У Порции глаза полезли на лоб от ужаса и возбуждения. Борение противоположных чувств вылилось в отчаянную храбрость.

— Прекрасная мысль, Хок Лай! — объявил он и вопросительно посмотрел на Куан Мэна.

— Нет, спасибо.

— Что, боишься, да? — обрадовался Порция.

— Нет.

— Ну так в чем дело?

— Не хочу, и все.

Куан Мэн знал, что сегодня ему опять не быть с Люси. Она опять была занята. Ни малейшего желания даже думать о разных там заведениях он не испытывал и твердо стоял на своем.

На том и расстались — Хок Лай и Порция нетерпеливо зашагали по улице, сердито оглядываясь на Куан Мэна, а Куан Мэн решил идти пешком до самого дома.

Про луну-то он забыл! Знакомство возобновилось. Ночь была мягкой и чуть серебристой. Только и ходить пешком в такие ночи.

Неупорядоченность воскресного утра всегда была наслаждением для Куан Мэна. Он просыпался и, медленно осознавая, что сегодня — воскресенье, растягивался в постели, нежился, позволяя сладкой лени пропитывать все его существо до самой маленькой клеточки. Долгие часы нерасписанной жизни — даже позавтракать можно, когда захочется. По воскресеньям мать предусмотрительно не будила мужчин, ждала, пока сами поднимутся. Никаких ограничений по воскресеньям — но в понедельник она снова возьмет семью в руки и заставит всех соблюдать строгий порядок.

Младшие уже убежали играть, в квартире было тихо, она казалась непривычно отделенной от мира, и это тоже нравилось Куан Мэну — даже воздух не колебался в его комнате: ничто не нарушало тишину. Он закурил, еще глубже погружаясь в непроницаемый, нерушимый покой, и лежал так долгие, долгие минуты.