— Так.

Колю подпер голову и вперил взгляд в стену.

— Что там?

— Сочинение.

Гита хлопнула его по плечу.

— Шутник какой!.. Ты и с Ружей так шутишь?

— Нет.

— Почему?

— Она серьезная.

— А я?

Колю смущенно умолк.

— Я не серьезная?

— Нет, почему… Серьезная… Но все же…

Она лукаво смотрела на него.

— Да или нет?

Колю покраснел. Она не сводила с него испытующего взгляда, потом расхохоталась и шлепнула его по коленке.

— Очень уж ты застенчив.

Она протяжно зевнула и проговорила:

— Боже, как я устала… Спать хочу.

Колю сразу поднялся.

— Спите, пожалуйста, спите.

— Спасибо. Хотелось бы дождаться Ружи. Неудобно улечься до ее прихода. Что она скажет, увидев нас вдвоем?

— Ничего.

— Ревнивая она?

— Нет.

— Повезло тебе.

Она опять зевнула и огляделась.

— Мне и спать хочется и поговорить с тобой приятно. Ты такой славный. Если б все мужья такими были…

Она снова обвела комнату взглядом.

— Честное слово, у вас очень тихо… Тихо, верно?

— Не всегда.

Гита оперлась на подушку.

— Прости за болтовню.

Колю растерянно глядел на нее.

— Каждый вечер Ружа так запаздывает?

— Нет, иногда возвращается рано… Особенно когда Мартин здесь.

— Какой Мартин?

— Сынок наш.

— Боже, вот пустая голова! — всплеснула она руками. — Я забыла, что у вас ребенок. Мартином его окрестили?

— Мартином.

— В честь кого?

— Да так просто… по книге.

Она хитро глянула на него.

— Не заливай.

— Почему?

— Раньше ты не был таким комиком… Разве можно по книге окрестить сына?

Колю усмехнулся.

— Не по книге, а в честь героя книги.

— Ну, это другое дело. Какого героя? Социалистического труда?

— Нет… — промямлил Колю. — А вы спите, спите, я уйду.

— Мне уже расхотелось.

— Нет, нет! Спите, я ухожу.

Он пятился спиной, повторяя «спите, спите», пока не стукнулся о дверь.

— Пардон, — проговорил он, хватаясь за дверную ручку.

Гита совсем развеселилась. Она закурила новую сигарету и принялась разглядывать книги, расставленные на этажерке. Колю стоял на пороге, переминаясь с ноги на ногу.

Надо бы погасить свет в передней, но он не решался оставить гостью.

А та рассматривала книги, вполне освоившись в чужой квартире. И вдруг спросила, не отрывая взгляда от книг:

— Все их прочел?

— Все, — отозвался Колю.

— Удивительно. До единой?

— До единой.

— Боже ты мой! — схватилась она за голову.

— А вы любите читать?

— Я работала медицинской сестрой, и тогда, вполне понятно…

Он сконфузился из-за того, что заподозрил ее в невежестве.

— Жалко, что у меня нет медицинской литературы, не могу вам предложить.

— Ничего, ничего, — успокоила его Гита. — Увлекаешься романами?

— Да.

— А я вот нет. Как медицинской сестре, мне часто приходилось дежурить, и не оставалось свободного времени для романов.

Она опять подошла к кушетке.

— Достаточно вам одного одеяла? — спросил Колю.

— Да, я не мерзлячка. Ух, как мягко!..

— Старая кушетка.

— А вообще-то на мягком не следует спать. Негигиенично.

Гита откинула одеяло и добавила:

— Так и не дождалась я Ружи.

Наклонившись, она начала снимать туфли. В это время раздались шаги. Колю обернулся и увидел свою жену. За ее спиной стояла Яна.

— Кто тут? — спросила Ружа, заглядывая в открытую дверь.

Колю посторонился.

— А-а, гостья? У тебя гостья?

Она вошла в комнату, а Яна, услышав голос Гиты, быстро повернула назад.

Гостья сбросила уже и вторую туфлю, когда появилась хозяйка. У Гиты была привычка, приобретенная, может быть, еще в детстве, разбрасывать вещи по всей комнате; обувь валялась в одном месте, чулки — в другом, платье — в третьем… Она до сих пор не избавилась от этой привычки, несмотря на многочисленные скандалы, которые ей устраивал супруг. А он, надо отдать ему должное, любил порядок и приличие.

Порядок и приличие любила и Ружа, но не это было сегодня главным.

Остановившись посреди кабинета, Ружа удивленно и сердито смотрела на гостью и никак не могла понять, почему Гита босая. И что значит эта смятая постель, перевернутая подушка, съехавшее на пол одеяло. На столике полно окурков! В комнате сизо от дыма!

— Задымлено, как у барсука в норе, — воскликнула она, кидаясь к окну, чтобы его открыть, — задохнуться можно.

— Скажи сначала «добрый вечер», Ружка, а потом уж окошками занимайся! — с улыбкой остановила ее Гита, натягивая платье на голые колени.

Ружа с трудом овладела собой.

— Скорее доброе утро, чем добрый вечер, — ответила она, взглянув на ручные часики. — Не понимаю все же, почему не предупредила меня? Поставила в неловкое положение…

— Пожалуйста, не обращай внимания, Ружка, мы же свои!

— Неловко все-таки.

— Да нет, нисколько. Мы тут поболтали с Колю.

— Болтайте хоть всю ночь, если хотите. Не в этом дело.

Она собирала раскиданные вещи, Колю с виноватым видом следил за каждым ее движением. Очень хотелось ему помочь Руже, но та ни разу даже не взглянула на него. Он отлично угадывал ее настроение, не предвещавшее ему ничего доброго. Он достал из-под стола зашвырнутую туда туфлю, но Ружа вырвала ее у него из рук, давая понять, как он неуклюж и как много у него других недостатков, о которых речь впереди. Колю опять остановился в дверях, чувствуя себя преступником.

Ружа быстро навела порядок, туфли — на очень высоких и очень тонких каблуках — поставила одна к другой и обратилась к мужу:

— Уходи отсюда, дай женщине раздеться! До чего недогадлив… Повис на двери, как фонарь.

Колю немедленно исполнил приказание жены. Он кинулся вон, забыв пожелать «спокойной ночи». Но ни Гита, ни Ружа не обратили на это внимания. Как слепой, прошел он через гостиную — забыл в кабинете очки; обидное сравнение с фонарем только усугубляло его растерянность.

Пробираясь в кухню, ударился головой о полураскрытую дверь и, конечно, не погасил свет, за что будет еще отруган. Но на этом испытания его не кончились. В кухне он увидел Яну, которая стояла у двери, готовая каждую минуту уйти.

— Ты что? — приступила она к Колю. — Решил комедии со мной разыгрывать?

— Какие комедии?

— Не увиливай, пожалуйста! Не ожидала я от тебя такого. Хоть бы Ружу предупредил, что у тебя гостья.

— Яна!

— Не оправдывайся передо мной!

— Все это случайно, поверь мне, Яна, — принялся он заклинать, — поверь. Я ни в чем не виноват.

— Известны мне ее штучки…

Она смешалась, покраснела и, уткнувшись в ладони, заплакала. Уговаривая Яну сесть и успокоиться, Колю осторожно взял ее за плечо, но Яна оттолкнула его так сильно, что бедняга едва не упал.

— Не трогай меня! Оставь!

Она выкрикнула это так, будто ее оскорбили.

— Ступай к своей гостье… Ухаживай за ней… Я тут лишняя. Надо мной только издеваться можно…

Она бросилась в переднюю, Колю за ней.

— Ради бога, останься, Яна! Куда ты пойдешь среди ночи? Как я оправдаюсь перед Ружей?

— Меня это не интересует! Посторонись! Дай мне ключ!

— Не дам.

— Нет, дашь!

Началось препирательство из-за ключа. Повторяя, что не даст ключа, Колю для верности прислонился к двери, опасливо поглядывая, как бы его опять не толкнули, потому что здесь, на мозаичном полу, и голову разбить недолго. Но гнев Яны постепенно утихал; бросив на Колю уничтожающий взгляд, она вернулась в кухню.

— Ты нарочно все подстроил, я знаю, — заявила она, садясь к нему спиной. — Фельетон собрался написать или еще что-нибудь задумал… Для чужой спины и ста палок мало… Воображаешь, что можешь помирить меня с ней? Никогда!

Яна стукнула кулаком по столу.

— Никогда!

Потом умолкла, прислушиваясь. Через полуоткрытую дверь из гостиной долетал веселый смех, потом послышалось: «спокойной ночи, спокойной ночи», хлопнула дверь и раздались быстрые, энергичные шаги. В кухню вошла Ружа. Она словно преобразилась. Утомление и недовольство как рукой сняло. Колю смотрел на нее, окрыленный надеждой, Яна потупилась.