От таких мыслей на душе у него стало светлее.

Не успел Цинь Дэ-гуй позавтракать, как его позвали к телефону. Ему сказали, что его разыскивает секретарь парткома, и поэтому просили срочно приехать на завод. Цинь Дэ-гуй сел на велосипед и помчался на завод. Им овладело беспокойство. Он так и не удосужился выяснить причины поджогов печи и не знал, что ему сказать, если секретарь парткома спросит об этом. Но тут же его мысли снова перескочили на встречу с Сунь Юй-фэнь, и он сообразил, что раз будет на заводе, то можно встретиться с ней в обеденный перерыв и обсудить все вопросы, связанные с соревнованием. Обычно, когда он работает в дневную смену, он, ни на секунду не может покинуть мартен, и поэтому встречи с девушкой в обеденный перерыв невозможны. Проезжая мимо завода по ремонту электрооборудования, он с надеждой осматривал заводскую территорию в надежде увидеть ее хотя бы на секунду, но ничего, конечно, не увидел: девушка была в цехе.

Прежде всего Цинь Дэ-гуй решил разыскать Хэ Цзы-сюе и узнать, зачем все-таки его вызывает Лян Цзин-чунь. Но Хэ Цзы-сюе только почесал затылок.

— Я ничего не знаю. Мне только известно, что все эти дни секретарь парткома беседовал со многими рабочими.

— А о чем он беседовал? — заинтересовался Цинь Дэ-гуй. Чтобы секретарь парткома выяснял что-то у рабочих — это было несколько непривычно для него.

— Я сам еще в толк не возьму, в чем дело, — усмехнулся Хэ Цзы-сюе. — Похоже, что он интересуется отношениями между рабочими и их начальниками. Ты иди поговори с ним — и все сам узнаешь.

По хитрой ухмылке Хэ Цзы-сюе сталевар понял, что он все знает, но просто не хочет сказать.

— Старина Хэ, что ты водишь меня за нос? Если есть какое дело, то говори прямо, а нечего меня посылать к секретарю парткома завода.

— Почему это я вожу тебя за нос? — возразил Хэ Цзы-сюе, — просто секретарь парткома расспросит тебя кое о чем, ты и отвечай на его вопросы, вот и все.

Войдя в кабинет Лян Цзин-чуня, Цинь Дэ-гуй сразу же сообщил ему о том, что он пока не выполнил задания и еще не выяснил причину поджогов печи.

— Товарищ секретарь, я должен внести ясность в один вопрос. Кое-кто распускает слухи, будто я нарочно сжег свод печи. Это клевета. Разве я, коммунист, могу совершить такую подлость?

Лян Цзин-чунь выпустил вверх струю дыма и очень спокойно сказал:

— Товарищ Цинь Дэ-гуй, мы верим, что ты не мог обмануть партию, — он еще хотел было добавить, что из рассказов рабочих узнал, как Цинь Дэ-гуй неоднократно выручал в трудную минуту другие мартены, и что это лучшее свидетельство того, что у него нет шкурнических интересов, однако в последний момент сдержался и ничего больше не сказал.

— Товарищ секретарь, я давно уже хочу с тобой поговорить, да ты все время занят.

— А ты заходи в любое время. Если я буду занят, то мы условимся поговорить в другой раз. — Лян Цзин-чунь сделал глубокую затяжку и продолжил: — Ты занят, я занят — вот никак и не можем выкроить время для беседы. Я хочу у тебя выяснить вот что: как все вы, живущие в общежитии, проводите свободное время?

— Если мы работаем в дневную смену, то кончаем в четыре часа дня. После работы обязательно бывает или собрание или совещание. Часам к шести все возвращаются в общежитие. У меня есть велосипед, и я приезжаю несколько раньше. А те, у кого нет велосипедов, идут пешком и тратят на ходьбу минут сорок-пятьдесят. Пообедав, к восьми часам отправляемся на курсы по повышению грамотности или на курсы по техминимуму. А около десяти часов вечера ложимся спать — ведь надо рано вставать на работу. Когда мы работаем в ночной смене, то занятий не бывает, и мы целый день отдыхаем. В вечернюю смену немного получше, днем бывает только два часа занятий.

— А есть у вас время почитать газеты?

— Иногда читаем, но только не каждый день.

— Вот это уже плохо! — громко сказал Лян Цзин-чунь и похлопал сталевара по колену. — Ты помнишь древнее изречение: «Человек без убеждений — все равно что незакаленное железо»? Сейчас новое время, и если человек не интересуется делами своей страны, не изучает ее внешнюю и внутреннюю политику, то он обязательно уподобится незакаленному железу. Если находящийся на передовой линии промышленного строительства сталевар не будет читать газет, то он не будет знать, о чем сегодня сказал Председатель Мао Цзэ-дун или какое заявление сделал премьер Чжоу Энь-лай. Он не будет знать о том, как дерутся наши народные добровольцы, сколько построено новых железных дорог, как идет строительство на реке Хуайхэ, или о том, какие предприятия работают лучше других и какие важные совещания проходят в нашей столице. Я знаю, что ты по-государственному относишься к своим обязанностям. Пример: случай с открытием выпускного отверстия на седьмом мартене. Но ты не читаешь газет, а значит, и не знаешь, как развивается наша страна, как день ото дня обновляется ее облик. Ты ведь с партизанских времен помнишь только лежащие в развалинах разрушенные города и не знаешь, как они отстроились, какие заводы там выросли. Если ты будешь читать газеты, то увидишь, что наша страна каждый день делает шаг вперед, добивается все новых и новых успехов, что каждый день на ее просторах вырастают новые стройки, — таким путем ты еще лучше познаешь ее красоту, еще сильнее полюбишь ее и еще больше захочешь не щадить ради нее своей жизни. Пословица хорошо говорит: «только сто раз закалившись, сталь становится настоящей сталью!» И мы должны непрерывно учиться и учиться, закаливать себя беспрерывно! Ведь политическое самообразование — одна из этих «ста закалок».

— Товарищ секретарь, я обещаю, что отныне я ежедневно буду находить время, чтобы читать газеты.

Секретарь парткома подошел к нему, положил ему на плечо руку и весело сказал:

— Хорошо, я знаю, что ты выполнишь свое обещание. Но я возлагаю на тебя и другие надежды — ведь ты агитатор. Ты должен заинтересовать этим и рабочих своей смены. Обсуждай с ними текущие события, и они сами станут читать газеты или будут просить кого-нибудь почитать им.

— Товарищ секретарь, можешь на меня положиться!

— У меня есть к тебе предложение. Ты сейчас в какой смене работаешь?

— В третьей.

— Значит, ты хорошо знаешь рабочих третьей смены всех мартенов. И я надеюсь, что ты всех их заинтересуешь чтением газет.

— Хорошо! — твердо ответил Цинь Дэ-гуй. Он взглянул на секретаря парткома, смотревшего на него с надеждой, и добавил: — Это можно попробовать… Только пусть к этому делу приложит руки и старина Хэ, он ведь секретарь партийного бюро и председатель цехового профкома.

— Конечно, он должен будет помочь. Я еще хочу, чтобы профком завода помог рабочим сочинять куайбань[10], посвященные текущим событиям, рисовать плакаты на внутренние и международные темы. А в большом зале, где мы обычно проводим собрания, можно организовать культурно-просветительные мероприятия. Завтра после работы я соберу всех агитаторов, — улыбнулся Лян Цзин-чунь, — и прочитаю вам доклад о текущем моменте.

— Вот это хорошо! — И, видя, что секретарь парткома молчит, Цинь Дэ-гуй нерешительно спросил:

— Я могу идти?

— Садись, посиди еще немного, — он взял Цинь Дэ-гуя за руку. — Мне кажется, что на вашем мартене неважные отношения между третьей и второй сменами. Как ты думаешь, в чем здесь причина?

— Никак я не могу понять, в чем тут дело, товарищ секретарь, — нахмурил брови Цинь Дэ-гуй. — Я только чувствую, что рабочие других бригад, после того как я добился рекорда, стали ко мне плохо относиться.

Лян Цзин-чунь немного помолчал. В кабинет доносился приглушенный шум мартенов. По заводскому двору шел поезд: в окнах дребезжали стекла и содрогалось все здание. Но вот шум поезда затих, и Лян Цзин-чунь с едва уловимой улыбкой сказал:

— Я слышал, что некоторые утверждают… Правда, возможно, что и это клевета, но нам все же не мешает поговорить об этом… Так вот говорят, что все ваши раздоры с Чжан Фу-цюанем происходят из-за какой-то девушки. Это так?