— Отойди подальше, чтоб не воняло.

Я, как бы нехотя, отошел еще метров пятнадцать — двадцать и вновь присел. Кусты скрыли меня. Я немедленно лег и пополз дальше. Шпоры гремели. Выругавшись, отцепил их, отполз еще немного в чащу густых и высоких кустов, потом встал во весь рост и, резко изменив направление, побежал. Бежал, пока не выбился из сил, потом пошел, держа направление на Новониколаевск.

Чтобы не заблудиться, я вынужден был идти недалеко от берега реки, и поэтому мне часто приходилось или продираться сквозь чащу кустов, или перелезать через толстые стволы бурелома, или брести по воде через заросли реки. Так я пробирался весь день и всю ночь и к утру, еле двигаясь, пришел в Новониколаевск. Разбудив спавшего безмятежным сном председателя губчека товарища Пупко, я рассказал ему о случившемся.

Он с трудом верил тому, что я рассказывал, потом спросил:

— Что будем делать?

Посоветовавшись, решили взять другой пароход и направить его с войсками на пристань Колывань.

Так и сделали. К полудню мы уже двигались по реке. На пароходе было две роты Новониколаевского батальона. Не доходя километров двух до пристани Колывань, одну роту мы высадили на берег и послали ее в обход пристани, а со второй ротой подошли с реки. Завидя пароход с войсками, повстанцы разбежались.

К нашему счастью, пароход «Урицкий» был на том же месте. Члены комиссии содержались под стражей, тут же на пароходе. Их мы освободили. Не оказалось только председателя трибунала Перевозщикова. Его, как мы выяснили, повстанцы отправили в Колывань, где был центр кулацкого восстания.

Председатель бригадного трибунала Перевозщиков

Восстание это длилось больше двух недель и охватило широкий район. Справиться своими силами Новониколаевск не мог, и ликвидировать его нам помогла одна из бригад, кажется, 51-й дивизии, которая перебрасывалась в это время с востока на юг, на ликвидацию черного барона Врангеля. Командовал бригадой товарищ Грязнов.

Когда мы заняли Колывань, труп Перевозщикова нашли недалеко от тюрьмы. Он был убит зверски: на его теле насчитывалось больше десятка штыковых ран.

Командир отряда, который руководил захватом парохода «Урицкий» на пристани Колывань, был обнаружен нами в тюрьме на положении арестованного. На допросе в губчека он путал и выкручивался, говорил, что его, как военного специалиста, кулаки насильно заставили руководить, а он, дескать, не хотел, и за это его посадили в тюрьму.

Я по своей простоте, пожалуй, готов был поверить этому, но Пупко сказал мне:

— Неужели смерть Перевозщикова не зовет тебя к мщению?

Я вспомнил, как при захвате парохода он сказал со злобой и ненавистью: «Товарищей тут нет» — и колебаний у меня больше уже не было. Его расстреляли.

Осенью штаб 64-й бригады из Новониколаевска переехал в Томск.

В это же время распоряжением центра 64-я бригада была переведена из подчинения западно-сибирского сектора войск внутренней охраны Республики в ведение восточно-сибирского сектора, управление которого находилось в Красноярске. Вскоре я был вызван новым начальником Михаилом Барандохиным в Красноярск с докладом. При первой же встрече мы, как бывшие рабочие, сразу поняли друг друга и быстро сошлись во мнениях. Барандохин спросил меня просто и душевно:

— Товарищ Пичугов, я думаю, пришла пора покончить с Роговым, не к лицу нам так долго возиться с бандитом. Чем дольше он остается на свободе, тем больше от него вреда. Давай кончай с ним, — сказал он спокойно, как будто речь шла о поимке какого-то кролика.

— Постараюсь! — сказал я.

— Давай старайся, — закончил он безобидной шуткой.

По возвращении из Красноярска я организовал специальный отряд по ликвидации банды Рогова. Отряд был невелик, но подвижен. В нем много было коммунистов. Решили не гоняться за Роговым по всему уезду, а устроить засаду там, где он чаще всего бывал. Для информации привлекли местное население, которое охотно сообщало нам о появлении бандита в тех или иных местах. Таким излюбленным местом его пребывания и попоек была небольшая сравнительно деревня (названия ее сейчас не помню), где его выследили и с помощью местного населения окружили во время очередной оргии. Рогов долго и отчаянно отбивался и, наконец, убедившись, что ему не вырваться из окружения, застрелился. Банда его разбежалась и исчезла бесследно.

Вслед за этой бандой была ликвидирована банда Щетинкина, разбойничавшая в Мариинском уезде. Хлопот с ней было значительно меньше: население ее не поддерживало, и она рассыпалась, как только на нее хорошенько насели.

Изо дня в день крепла Советская власть на бескрайних просторах Сибири. Но рассеявшиеся остатки разбитой контрреволюции при поддержке кулачества еще пытались кое-где будоражить сибирское крестьянство.

Так, весной 1921 года в Петропавловском уезде вспыхнуло крупное кулацкое восстание, перекинувшееся потом и в Ишимский уезд. Для восстания этот район был избран не случайно, так как с захватом Петропавловска и Ишима Сибирская железнодорожная магистраль оказалась бы перерезанной и вся Сибирь с ее хлебом отрезана от Советской республики.

К этому времени я был переведен из Томска на работу в Приуральский военный округ, где сначала командовал 507-м стрелковым полком, расположенным в Екатеринбурге (ныне Свердловск), а позднее — 169-й стрелковой бригадой, штаб которой находился в Тюмени; одновременно я был назначен командующим войсками Тюменской губернии по борьбе с бандитизмом.

Ликвидация ишимского восстания и его последствий была весьма трудной операцией. Восставшие, оттесненные из Петропавловского уезда на север, попрятались в лесных дебрях, и выкурить их оттуда было нелегко. Но к осени и с этими бандами было покончено.

Еще не везде отгремели последние бои гражданской войны, кое-где трещали пулеметы и даже грохотали орудия, а Советская республика уже брала курс на мирное строительство.

В октябре 1921 года я оказался на Высших военно-академических курсах в Москве, где боевые командиры, привыкшие к винтовке или шашке, держали в руках книгу или циркуль, изучая теорию военного искусства, чтобы еще лучше бить врага, если он посягнет на нашу обновленную родину.

Наше социалистическое государство родилось со словом «мир», оно всегда проводило, проводит и будет проводить политику мира. Но если найдутся потерявшие голову охотники посягнуть на нашу свободу и независимость, то они получат достойный ответ.

Об этом говорит история.