Таким образом, подставив мне две «подпорки», кизеловцы согласились с моим назначением, и я срочно приступил к формированию полка. В отрядах это мероприятие было встречено положительно. Одно название «полк» уже рождало у людей уверенность в своих силах. Большинство командиров отрядов, которые пользовались уважением и доверием своих бойцов, были назначены командирами рот и разных команд, а более крупные отряды переименованы в роты.

Многие командиры производили хорошее впечатление. Подкупал своей расторопностью, находчивостью и знанием дела военрук Кизеловского военкомата Удников, который стал командиром батальона. Командир Нейвинского отряда Елунин, назначенный командиром 2-й роты, отличался простотой и выдержкой. Политрук отряда Прохор Монич поражал невозмутимым спокойствием и величавой медлительностью. Приятели о нем шутя говорили: «Пока Прохор раскачается, война может кончиться». Пользовался всеобщим уважением среди бойцов и командиров старый солдат, вернее старый унтер, заботливый хлопотун Южаков Филипп Александрович, которому ранее было поручено формирование рабочих отрядов. От него я и принимал отряды, из которых создавался полк.

Политрук добровольческого отряда Прохор Монич

О комиссаре 22-го Кизеловского полка Микове могу сказать немного. Он производил впечатление человека хитрого, но хорошо умеющего скрывать свои мысли, одним словом, был хороший «дипломат», что для политработника, особенно того времени, не совсем подходило.

Знакомясь ближе с подразделениями полка, я все больше убеждался, что мой помощник Королев пользуется большой популярностью среди личного состава полка и кизеловцы его очень уважают. Ко мне же, как к новому и мало известному им человеку, относились с некоторой осторожностью. У них не было той веры в нового командира, которая заставляет людей, не задумываясь, повиноваться и, если нужно, идти на смерть. Из этих наблюдений я сделал для себя вывод, что лучше, если командиром полка будет Королев. Как раз в это время меня вызвали в штаб Федоровского. Передав командование полком Королеву, я поехал к Федоровскому. В душе у меня боролись два чувства — самолюбие и сознание того, что я поступаю правильно, как большевик и как человек. Последнее чувство побороло, и я решил, что в этот полк больше не вернусь.

Штаб Федоровского в это время переместился дальше к Усолью и стоял, кажется, на предпоследней от него станции.

Когда я прибыл к Федоровскому, он принял меня как-то особенно внимательно. И в то же время было заметно, что он почему-то медлит и не решается говорить о том, зачем меня вызвал. Наконец, не без некоторого смущения и замешательства, он сообщил цель моего вызова к нему. Начал он без мотивировок и сказал, что решил переименовать штаб боевого участка в штаб дивизии, а мне предложил занять должность помощника начальника дивизии, то есть его помощника. Я заявил, что не разделяю этой затеи, и отказался от его предложения. Попытался отговорить Федоровского от этих «преобразований», но это мне не удалось.

Сообщив ему свое решение о передаче 22-го полка Королеву, я просил его подтвердить это телеграммой или приказом. Сам же я, по договоренности с Федоровским, отправился в Дедюхино к Дидковскому, где, как нам обоим казалось, я буду нужнее.

На самом левом фланге 3-й армии и всего Восточного фронта, как бы замыкая и прикрывая его с севера, действовали местные добровольческие отряды под общим руководством инженера геолога члена Уральского областного Совета Дидковского Бориса Владимировича. Все эти отряды носили громкое название «Северные советские войска», а штаб Дидковского именовался штабом Северных советских войск.

Дидковский был человеком сугубо штатским. Среди его помощников также не было ни одного мало-мальски опытного военного специалиста, и поэтому он очень обрадовался моему приезду и предложил работать в его штабе военным руководителем. Я согласился.

Ознакомившись с обстановкой, я увидел, что и здесь действуют разрозненные добровольческие отряды. Большинство из них действовало самостоятельно, на свой риск и страх, не имея связи друг с другом и почти не согласовывая свои действия с соседними отрядами. Командиры отрядов в большинстве своем являлись людьми хорошими, волевыми, пользовались авторитетом и доверием у своих бойцов, но почти все они были большими любителями свободы действий. Рядовой состав в массе своей был надежный, преданный Советской власти, сравнительно много было коммунистов, членов комбедов и рабочих, но военная дисциплина хромала. Все держалось только на авторитете командира.

Первый комиссар 23-го Верхкамского полка Борис Владимирович Дидковский

Обстановка на фронте требовала более четкой организации войск и более твердой дисциплины. Раздробленность и партизанщина являлись большим злом, и ему надо было положить конец. Дидковский, хотя был и штатский человек, понимал, что воевать разрозненными отрядами невозможно, и поэтому решено было сформировать из них полк. Одно только название «полк» уже дисциплинирует бойцов и командиров — так думали многие тогда. Это показал и опыт 22-го Кизеловского полка.

В это время связи с регулярными частями у Дидковского, так же как и у Федоровского, никакой не было, и поэтому все вопросы приходилось решать самостоятельно.

Долго мы с Дидковским думали, как назвать нам свой полк. Хотелось, чтобы название было родное и близкое бойцам. Отряды, из которых формировался полк, были из разных мест: чердынские, соликамские, усольские, кизеловские и из других населенных пунктов. Но главным образом все эти отряды состояли из жителей верховьев реки Камы, поэтому и было решено полк назвать Верхкамским. Это решение удовлетворило всех. Номер взяли 23-й, следующий порядковый номер за 22-м Кизеловским полком, нашим ближайшим соседом.

Так возникли на севере два новых полка — 22-й Кизеловский и 23-й Верхкамский, два родных брата, два близнеца.

Обязанности с Дидковским мы поделили просто: я стал командиром полка, он — комиссаром. Полк имел сначала только два батальона, и в каждом батальоне — по две роты. Наиболее крупные отряды были переименованы в роты, а командиры отрядов стали комбатами и комротами. 1-й батальон возглавил командир Верхкосвинского отряда Дудырев, мой сослуживец по старой армии, которого я встретил здесь совершенно случайно и неожиданно. Как было приятно встретить старого боевого товарища и в такой обстановке. Дударев, выходец из трудовой семьи, в первую мировую войну за боевые отличия был награжден георгиевским крестом всех четырех степеней и потом получил чин офицера. Закончил войну, кажется, поручиком.

Лучшего командира батальона трудно было найти в то время. Так что 1-й батальон был в надежных руках. К тому же костяком его являлся Верхкосвинский отряд, где было много коммунистов из Кизела, Губахи и других угольных копей. Этот отряд имел уже боевой опыт, который он получил под Верхкосьвой, защищая Уральский перевал.

2-й батальон был сформирован в районе села Косы, когда мы соединились с чердынцами. Возглавлял его командир Чердынского отряда Покровский. Это был человек большой силы воли, очень развитый и хорошо грамотный по тому времени командир, но смотрел он на всех как-то свысока.

Командирами рот были назначены: Моисеев, смелый решительный командир, но в то же время большой «партизан»; Панов, командир Соликамского отряда, умный, вдумчивый человек; Соловьев, командир-самородок, пользовавшийся большой любовью своих людей; Вожаков, который потом погиб в бою под деревней Петухи, а его заменил Копылов, бывший сельский учитель. Адъютантом полка был назначен Захаров, бывший начштаба Дидковского. Начальником пешей разведки, вернее лыжной команды, был назначен Меньшиков, охотник с Севера, прекрасный лыжник и отличный стрелок. Обязанности заведующего хозяйством полка поручено было исполнять инженеру геологу Димитриеву, неугомонному изобретателю. Он пытался организовать у нас кустарное производство ручных гранат, но при случайном взрыве одной из таких гранат ему оторвало пальцы обеих рук.