В тех случаях, когда этот безграмотный поп в прошлом сам крестьянин, — он уже не объект беспощадной сатиры, а скорее соучастник обмана, в который втягивается и представитель высшей церковной власти — архиерей. Так, в сказке «Безграмотная деревня» архиерей приезжает в церковь, где служит такой же безграмотный, как и его паства, поп-крестьянин:

В этой сказке поп, дьякон и дьячок, обманывающие паству, получают молчаливое одобрение архиерея.

Если сказка повествует о попе и его работнике, то обманутый поп всегда жаден, труслив и глуп; в любовных похождениях его настигает все тот же неутомимый работник, который то тащит его в мешке к реке, то в сундуке к проруби, то съедает все приготовленное для попа и еще грозит выдать мужу; если поп, вместе с дьяконом и дьячком, приходят к чужой жене, их снова ждет сундук, выкуп; буквально толкуя призыв попа в проповеди: «Кто отдаст на церковь последнее, получит десятирицей», мужик, в одной из сказок, отдал попу последнюю корову, а получил все поповское стадо, и т. д.

В сатирической сказке поп всегда наделен типичными чертами деревенского духовенства определенной эпохи, и вместе с тем эти черты по-сказочному заострены, весь образ в целом сближен с традиционным сказочным глупым противником.

Реальную основу в быту имели и сказки о любовных похождениях в поповских семьях. В буржуазном обществе, указывал Ф. Энгельс, «...брак обусловливается классовым положением сторон и поэтому всегда бывает браком по расчету. Этот брак по расчету ...довольно часто обращается в самую откровенную проституцию — иногда обеих сторон, а гораздо чаще жены...».[31] В среде духовенства превращение брака в выгодную сделку было рядовым явлением. Поповские семьи часто строились путем простого сговора между ждущим поставления учеником духовной школы и попом — отцом девушки, передающим, вместе с невестой, приход своему преемнику. В таких случайных семьях нарушения супружеской верности были обычным явлением. Сатирическая сказка отразила эту сторону жизни поповских семей, представив ее в рамках сказочных сюжетов о неверной жене.

Однако этой реальной основой не следует ограничивать причины широкой популярности сказок о попах, с эротической темой в центре. Поп — проповедник христианской морали, поучающий свою паству добродетельной жизни, в собственном быту постоянно нарушал правила этой морали: был жадным, скупым, совсем не «милосердным» к бедным, невоздержанным и в еде и в питье. Изображение любовных приключений в семье попа, неизменно оканчивающихся посрамлением, имело целью еще резче подчеркнуть этот контраст между тем, чего требовал в своих поучениях поп от прихожан, и его собственным поведением, изобразить лицемерие духовенства в особо позорящей его форме.

Характерной чертой русской сатирической сказки является восприятие мира в плане «наивного реализма», порождающее насмешку над всякого рода «чудесами», волшебством, превращениями, предсказаниями, предрассудками и суевериями.

Активно борясь с враждебной социальной силой, герои-победители русских сатирических сказок не верят «ни в сон, ни в чох». Если для их противников характерна вера в «потустороннее» и в возможность общения с ним через знахарей, ангелов, выходцев с «того света» и т. д., то самим героям такая вера их противников служит лишь почвой для высмеивания, злой шутки и обмана врага, и на этом использовании суеверий строится иногда весь сказочный сюжет.

Эта особенность русских сатирических сказок выступает особенно отчетливо при сравнении со сходными иноязычными сюжетами. В таджикской сатирической сказке «Сын Насира Косагора и Сурхи Айер» речь идет о похождениях ловкого малого. Кое-чем герои напоминают и русскую сказку, но герой таджикской сказки существо не обычное — он может превращаться в невидимку. «Он превратился в невидимку, сколько его люди ни искали, найти не могли».[32] В грузинской сказке «Два вора», отчасти похожей на русскую того же названия, действует волшебная «ученая лань»: «как спустят ее с привязи, побежит она и сядет у того дома, где царские недруги обитают».[33] Волшебные черты присущи и образам героев монгольских сказок об Аку-Тэмбэ, который был, по словам сказителя, «воплощением бога Арил-Бало», и др.

Герой сатирических сказок по-своему мудр, хотя зачастую его мудрость граничит с детской наивностью и может на первый взгляд показаться глупостью. В сказках перед нами то глупец, волей случая побеждающий умных соперников, то остроумный веселый победитель, оставляющий в дураках всех, кто становится на его пути. И в том и в ином случае поступки этого героя зачастую не мотивированы, не ясны, кажутся противоречивыми. Однако смысл поведения героя разъясняется, когда мы определим функцию его поступков в общем развитии сказочного сюжета.

В ряде сказок этот герой выдает себя за человека, связанного с иным светом, назвав себя ангелом, или прикинувшись мертвецом, или подсунув труп, или путем свершения невероятных поступков. В сказке «С того света выходец» функция героя очень однообразна: во всех случаях он выдает себя за пришельца с того света. В сказках типа «Знахарь» обыкновенный мужик или старушка ссылаются на свою связь с потусторонним миром (на умение гадать, ворожить). Эта функция неизменна для всех сказок такого типа во всех сборниках. В сказке «Любовник в виде чорта» прохожий плут, случайно спрятанный вместе с любовником, выдает любовника за чорта. Веру в чудеса обнаруживают герои сказок: «Никола Дупленский», «Жена-доказчица», «Шут», «Разбойники в часовне» и т. п. В сказках «Дорогая кожа» и других бедняк заманивает богача в мешок, обещая ему всяческие блага на том свете (в воде).

Итак, мы видим, что герой в большинстве разобранных сказок побеждает своих классовых врагов, играя на их предрассудках, на вере в чудеса, загробную жизнь. По представлениям людей прошлого, связанными с загробным миром считались слабоумные, юродивые, в народе — дураки. «Иронический удачник» народной сказки, как называл М. Горький Иванушку-дурачка,[34] представляющийся окружающим глупым, наделен, благодаря своей связи с таинственными силами, даром предвидения, в чем и кроется объяснение того, что он постоянно берет верх над своими, по сказке, умными братьями.

Черты такого «иронического удачника», уже потерявшего свою связь с потусторонним миром и, наоборот, отрицающего всяческие предрассудки, в том числе и веру в загробный мир, сохраняет, возможно, и веселый победитель некоторых сатирических сказок. Для подтверждения этой гипотезы необходимо глубокое исследование материала не только сказочного, но и этнографического. Такое исследование помогло бы ярче оттенить разницу между удачливым обманщиком народной сатирической сказки и плутом, вором, сыщиком в буржуазной литературе, разницу, на которую указывал М. Горький.

Между героем народной сказки и персонажем даже раннего буржуазного романа лежит пропасть, хотя бесспорно и в устно-поэтическом творчестве подчас ощутимы влияния настроений и морально-этических норм капиталистического общества. Сатирические сказки, герой которых побеждает своего противника, играя на его предрассудках, противопоставляют, как мы отметили, суеверных попов, бар и богатых мужиков смело издевающемуся над их верой в чудеса, в потусторонний мир бедняку. Такие элементы наивного реализма особенно характерны для русской сатирической сказки, которая отразила пусть еще бессознательный шаг по пути к освобождению народного сознания от ложных представлений о природе, человеке, о волшебных силах, шаг к материалистическому, наивнореалистическому пониманию мира, порывающему с тем, что Ф. Энгельс назвал «первобытными бессмыслицами».[35]