И Женя так и осталась стоять возле колонны. Здесь на стене висело расписание дежурств. Фамилии, выведенные Лидиным бисерным почерком, тянулись длинными столбцами. И вдруг Женя заметила, что ее фамилия перечеркнута жирной красной чертой.

Как, ее вычеркивают? Кто посмел? Да что они думают! Долго еще они будут все делать за нее?

Женя оглянулась. Все девочки из зала гурьбой побежали в сад — показывать Ане каток. Женя спряталась за дверью. А когда в доме никого не осталось, кроме дежурных, она осторожно вытащила кнопки, сняла расписание, скатала в трубку, сунула под фартук и побежала к завучу.

Только к завучу она не попала — на парадном давно уже звонили. «Витькин звонок!» — спохватилась Женя.

Торопливо засунув расписание под диван, она кинулась открывать.

Но дежурные Майя и Кира знали свое дело.

— Женя, мы откроем!

Кира распахнула дверь, и в вестибюль, улыбаясь, вошла Антонина Степановна, а за ней Витя.

— Бабуся! И Витя! — Женя захлопала в ладоши. Ей сразу стало весело.

— Мы тебя поздравить пришли! — Бабушка обняла Женю. — Рассказывай, председатель, докладывай, какие у тебя дела? Председателем стала, так и старых друзей забыла! А сама-то какие отметки принесла, признавайся!

Женя сразу поникла. Она не знала, что ответить. У нее даже уши от стыда загорелись.

А старушка, все так же улыбаясь, неторопливо сняла пальто, развязала серый пушистый платок.

— Веди же нас, показывай свой дом. — И старушка вошла в пионерскую.

Женя бросилась наводить порядок, стала расправлять дорожку на диване.

Майя тихонько взяла ее за локоть и шопотом сказала:

— Оставь, это мы сделаем, а ты гостей занимай.

Женя и сама сообразила, что гостей полагается занимать.

— Пожалуйста, милости просим, садитесь! — Она потащила бабушку и Витю на диван.

Бабушка пожурила:

— Что это ты строишь из себя! Ты лучше нам с Виктором свой табель покажи, пусть он пример с тебя берет.

Женя не отвечала.

Подбежала Майя, схватила Витю за руку и потащила смотреть свои новые марки.

Кира засмеялась:

— Куда конь с копытом, туда и рак с клешней! — и побежала вслед за Майей.

Антонина Степановна оглядывала комнату. Красиво, чисто, уютно. Возле окна швейные машины. На этажерке аккуратно сложены вышивки, вязанье, платья, фартуки.

— Настоящий «Швейремонт»! Кто же это шьет?

— Не знаю… наши девочки, — проговорила Женя.

— А кто это вышивает? Видать, мастерица!

— Не знаю! — Женя нетерпеливо вскинула плечами.

Антонина Степановна положила вышивку на место и в раздумье опустилась на диван. Она заметила все — и Женино смущение, и как странно она себя ведет. Нет, что-то здесь неладно. Неспроста Женя такая, точно не в своей тарелке. Побледнела и даже как будто с лица спала. Уж не обидел ли кто?

— А где наша попрыгунья-стрекоза? — спросила Антонина Степановна. — Где Нина?

Женя присела на краешек дивана:

— Бабушка, я не знаю. Они все, наверное, работают в саду — делают каток.

— А почему ты в саду не работаешь?

— А я?.. — Женя покраснела. — А мне и так весело, — пробормотала она невпопад.

— Как же может быть весело, если ты ничего не делаешь? — укоризненно проговорила старушка. — Плохое веселье!

Тут вбежала Нина.

— Здравствуйте, бабуся! — закричала она. — Мне Витя сказал, что вы пришли!

Вот кому было весело! Краснощекая, смеющаяся, Нина принесла с собой неуловимый запах молодой, только что начавшейся зимы, первого снега, первого морозца. Она была в своей вязаной шапочке, похожей на красную луковицу с хвостиком. На ногах — валенки. Руки — в зеленых пушистых варежках. Она все на них посматривала — это ей сегодня Лида подарила.

Нина подбежала к Антонине Степановне и одним духом выпалила:

— Мы в саду играем! И беседка у нас не беседка, а корабль! И его льдом затерло. И он дрейфует! А я летчик, и я уже летала.

И еще оказалось, что ее ждет Маня, и другие девочки, и Лида. И она должна бежать назад, потому что ее ждут…

— Они сказали: «Возвращайся сейчас же!» — с важностью проговорила Нина.

Женя нахмурилась, заложила руки за спину и отошла к окну. Она словно не замечала Нину.

А Нина не вытерпела и тоже повернулась к окну. Женя стояла и пальцем отколупывала льдинки.

Тогда Нина обиделась. Она тоже нахмурилась, заложила руки за спину и круто повернулась.

«Батюшки мои, совсем как Женя!» — подумала Антонина Степановна.

— А покажи-ка нам, где у тебя там песчинка? Ты ведь у нас, говорят, девочка с песчинкой! — улыбаясь, старушка привлекла к себе Нину.

Нина засучила рукав и стала щупать свой покрытый ссадинами локоть.

— Вот здесь… вот тут была… — Нина оглянулась на окно. — Только она потерялась. Она, наверное, заросла.

Женя точно ничего не слыхала. «Зачем она обманывает бабушку? Как ей не стыдно!» — подумала Женя, но промолчала.

Бабушка потрогала Нинин локоть:

— Эх ты, песчинка! Ничего я не могу найти…

А Нина уже снова повернулась к Жене спиной.

— Да вы что, никак в ссоре? — поразилась бабушка.

— Нет, — сказала Женя не оборачиваясь, — я не в ссоре. Это она в ссоре.

— Я тоже не в ссоре! — сказала Нина и тоже не обернулась. — Это она со всеми в ссоре, со всеми девочками! — И, спохватившись, что ее ждут на дрейфующем корабле, Нина убежала.

— Как так, со всеми девочками в ссоре? — развела руками Антонина Степановна. — Да что ж это такое? Женя, неужто правда?

— Правда.

— Да как же так? Да как же ты одна со всей семьей поссорилась! — Антонина Степановна грузно откинулась на спинку дивана.

— Они меня обидели…

Женя подошла к дивану и начала путано объяснять. Нелегко ей было признаваться бабушке!

— Как бабу лепить или в шахматы играть, так зовут, — говорила она, перевертывая вышитую диванную подушку то на одну сторону, то на другую, — а если работать со мной, так от меня отказываются… Нина вон и то не хочет со мной уроки готовить.

Старушка долго слушала ее.

— Не нужна я им, — повторяла Женя, — со школьными делами сами управляются. И еще из списка вычеркнули… из дежурных. А в саду…

И Женя рассказала, как все девочки работали, а ей не давали, и выходило, что она только всем мешает.

— Двойку получила, — проговорила Токарева. — А все оттого, что от девочек отвернулась, особняком держишься. Сама посуди, что ж это выходит: одна ты права, а все кругом неправы? Как это говорится: вся рота не в ногу, один я в ногу! Вот и вышло: все работают, а ты баклуши бьешь. Безделье-то — самое худшее наказание. Нет, Женечка, проси прощения, да поскорей. Не то они и впрямь тебя разлюбят!

Женя и сама это понимала. Но как теперь помиришься? Столько упиралась, упиралась… Да сейчас девочки и не говорят: «Извиняйся».

И Женя молча теребила подушку.

В пионерскую прибежали девочки. Они наперебой стали звать Антонину Степановну в столовую. Они уже всё приготовили по-праздничному: сдвинули столы, накрыли их нарядной скатертью, расставили закуски — селедку, салат, грибы.

— Антонина Степановна, пойдемте!

— Нет, девочки, — сказала старушка, поднимаясь с дивана, — не до угощения сейчас. Видно, мы не вовремя пришли!

Она спросила, где Тамара Петровна. Но той уже не было. Ничего, она зайдет к завучу в другой раз.

Старушка вышла в вестибюль и стала торопливо надевать шубу, повязывать платок.

Обескураженные девочки молча стояли вокруг нее.

— Бабушка, Витя! Да как же так? А чай пить? — пробормотала Женя.

— Где уж тебе гостей принимать, ты сама здесь вроде гостьи.

Бабушка сердито притопнула калошей, которая долго не надевалась на валенок, решительно распрощалась и ушла.

Как же это так?..

Женя бросилась к парадной двери. Крюк долго не поддавался. Открывать его было проще, чем замок, его могли откинуть самые маленькие, но Женя разволновалась, дергала его так и сяк и все без толку. Наконец он соскочил, Женя распахнула дверь и чуть не сшибла девочку, которая поднималась по ступенькам.