Закончив петь, Шалонов обвел всех гордым взглядом: мол, ну как? И, не получив, к удивлению, похвального отзыва, проворчал с обидой, тоже в рифму:

— Каждый строчит, как кто хочет, а я строчу, как я хочу.

— Видишь, Сергеич, какое дело, — сказал Маркел. — А ведь председатель Венерского сельсовета накатал в милицию заявление. Пишет, будто собственными ушами слышал, как на нашей буровой кого‑то резали… Жертва, говорит, не своим голосом вопила…

— Эх, ты! Утроба бездонная… Что ты смыслишь в музыке? Тоже мне — жюри… — огрызнулся Шалонов и, плюнув презрительно, подался проверять беспокоящий его насос.

— Так я и знал! — объявил он, вернувшись. — В выкидном тройнике сорвалась шпилька. Надо менять Карцев прекратил бурение, подался к мастеру в будку. Середавин посмотрел, сказал:

— Подтяните остальные шпильки покрепче и вкалывайте.

А Маркела только надоумь — рад стараться. Приладил на ключ рычаг с оглоблю и потянул так, что и второй шпильки как не было.

Середавин вскипел, разнес в сердцах всю вахту целиком, а Маркела еше в отдельности за дурную силу, и, завершив краткий воспитательный акт ядреным словцом, присел на ротор. Поскреб задумчиво запотевший лоб. Стоящий за его спиной Шалонов прыснул некстати смехом и прижал палец к губам — дескать, нишкни народ, мастер «шевелит мозгой».

Середавин ничего не придумал и велел еще раз опробовать насос под нагрузкой. Но где там!

— Аж свищет! Даже подходить страшно! — Крикнул Шалонов, появляясь из насосной. — Придется нам в простойчике куковать.

— Тебе лишь бы пофилонить! — фыркнул Середавин. — Шевели этим, — постучал он себя по лбу, — а не о простойчиках калякай.

— А я, между прочим, тащусь сюда подзаработать, а не дрыхнуть в будке, — огрызнулся Шалонов.

Мастер стоял, мигая и дергая себя за ус. В глазах его возникло отрешенное выражение, признак того, что мысль нащупывает правильный выход из тупика.

— Так, — сказал Середавин, вставая, и поманил Карцева в сторону. — Буровую Бека знаешь? — спросил он вполголоса.

— Был там. Не сдана еще…

— Пошли Маркела и этого… Пусть снимают и волокут на листе весь тройник.

— Удобно ли, Петр Матвеич? На буровой никого нет.

— Ну и что? Отремонтируем свой узел, поставим обратно, а ихний вернем. Не терять же нам из‑за пустяка метраж проходки! Кто за нас выполнять будет, дядя?

Шалонов с Маркелом потопали за бугор к Беку, а Середавин, не дожидаясь их, уехал в Нефтедольск по поводу ремонта.

Вскоре из‑за бугра показался трактор–тягач — вышкомонтажники оставили его на буровой. Всезнающий Шалонов, не долго думая, завел трактор, прицепил на буксир демонтированный узел и, двигая лихо рычагами, потащил его к своей вышке. И тут‑то, у самой буровой, произошла осечка. То ли Шалонов в чем‑то ошибся, или не так что сделал при запуске, только трактор вдруг перестал слушаться — не останавливается, хоть плачь!

Шалонов выключил зажигание, но и это не помогло. Трактор норовистым жеребцом носился по территории, не сбавляя скорости, чуть было не врезался в вышку, чудом каким‑то не свалил будку. На крутом развороте лист занесло, и тройник, сорвавшись, покатился по земле. Маркел не выдержал, сиганул на ходу из кабины трактора, кувыркнулся через голову и бросился наутек. Вахта, стоя у вышки, свистела и улюлюкала ему вслед, ничего не понимая. Наконец Карцев догадался, в чем дело, и выскочил наперерез Шалонову, нашел кран, повернул, и трактор, пыхнув несколько раз, остановился. Маркела, позорно удравшего в степь, вернули и в наказание заставили тащить узел в насосную на себе.

Узел быстро заменили и успели еще до конца смены пробурить метров пять.

Утром Карцев отогнал трактор обратно на буровую Бека и пошел напрямую домой спать. Продолжение истории он узнал позже, придя на смену.

Бек, обнаружив пропажу узла, принялся звонить по очереди всем причастным к механизмам лицам: Кожанову, начальнику вышкарей Широкову, Искре–Дубняцкому, но ни один из них понятия не имел, куда запропастился тройник. Тогда Бек сел на трактор и отправился сам искать пропажу по буровым. След от листа–волокушки привел его прямехонько к ближайшим соседям, у которых вся площадка вокруг вышки была изборождена петлями и зигзагами, точно какой‑то шальной делал на тракторе высший пилотаж.

Бек напустился на Середавина:

— Это как же понимать, Петр Матвеич? Раскурочили насос — и молчок!

— Какой еще насос? — буркнул досадливо Середавин.

— Нечего финтить. Пираты! Кто позволил вам снимать тройник?

— Какое ты имеешь полное право меня оскорблять? Ничего не знаю и знать не хочу ни про какие тройники!

— Вот как! А ну пойдем! Пойдем–пойдем! — тащил Бек Середавина к насосам, где сиял свежей краской привинченный узел. — Что это? Искусственный спутник?

Середавин развел сокрушенно руками:

— Впервые вижу…

— Кто же его вам подложил? Уж не сам ли я? — осведомился Бек с желчной ухмылкой.

— Не знаю, не знаю, я на буровой не ночую…

— Ну, вот что, хватит зубы заговаривать! Снимайте сейчас же по–хорошему, а нет — под суд упеку за уюловщину!

— У нас же инструмент в забое, Генрих Ваныч! — взвопил Шалонов.

— Меня не касается. Будете знать впредь! Чувствую, твоя работка? Вот тебе и всыплют по зашелку! — помахал Бек рыжим веснушчатым пальцем перед шалоновским носом.

— Правильно, так ему и надо. Лично я заниматься укрывательством не намерен, — категорично и суоово заявил Середавин.

Слыша такое, Шалонов усиленно заморгал.

— А кто велел снять и привезти? — воскликнул он, возмущенный напраслиной. — Вишь, стрелочника нашли!

— А на самом деле, кто велел? Я тебе велел? Где свидетели? — ощерился на него Середавин.

Бек зыркал то на помощника бурильщика, то на мастера.

Карцева покоробило. Посмотрел пристально на Середавина, сказал порывисто:

— Приказал я. У вас буровая не работает, а у меня. срыв графика.

— Ты?! Очень мило… Уж от тебя‑то я не ожидал. Никак не ожидал.

— Нужда заставила, Генрих Иваныч. Завтра наш узел будет готов, и мы поставим ваш на место, как был.

Вахта окружила Бека, и шумные препирательства затянулись надолго. А Середавин тем часом исчез. Рабочие все‑таки уговорили Бека не подымать тарарам — ведь и он небезгрешный, если на то пошло. На буровой положено оставлять сторожа, так почему его не было? За такое упущение тоже по головке не погладят.

Бек поломался еще, но. когда вахта поклялась поставить ему с получки бутылку армянского, он махнул рукой и заявил, что считает инцидент исчерпанным.

Карцев, провожая Бека к трактору, фыркавшему неподалеку, чувствовал себя как оплеванный. Особенно досадовал на то, что конфликт случился с Беком, первым, кто приобщил его, Карцева, к новому ремеслу. Он — как первый учитель, научивший грамоте, как первый инструктор, сказавший волшебное слово «лети!».

«Эх, башка дубовая! Будешь знать теперь, что такое сосуществование по–середавински…» — выругал себя Карцев, хрустнув пальцами.

Бек понимал состояние Карцева и, прежде чем взобраться в кабину трактора, сказал:

— Что‑то ты, Сергеич, совсем к нам дорогу забыл. Уж Варвара спрашивала. Не очень это любезно с твоей стороны. Ты давай без всяких–яких приходи в воскресенье обедать. Варвара Оттовна соорудит вергеле, а то мне известен холостяцкий рацион: от него кишка кишке дули тычет…

— Спасибо, Иваныч, только мне добираться до вас не совсем…

— Ничего–ничего, доберешься, как все. Ну, бывай! Шуруй пока. Да! Слушай, у тебя грехов много?

— ?!

— Я это к тому, чтоб не брал чужих на себя.

Трактор, лязгнув гусеницами, погрохотал в степь. У Карцева отлегло от сердца.

В воскресенье под утро прогремела гроза — в нынешнем году, вероятно, последняя. Скоро и лету конец. Уж побурели скошенные поля, по–осеннему отяжелели сады.

Саша вышла из дому, и ясный день захлестнул ее разливом солнечного света, блеском капель, запахом увядающих белотелых берез. Как ни мучают их ветры, смешанные с ядом газа и нефти, а они хоть бы что! Растут, кудрявятся!