Материалов за годы накопилось немало: различные технические расчеты, прикидки, заметки, эскизы. Каждый свой вывод, как и размышления, приходилось выверять по нескольку раз со всех сторон, связывать с потребностями производства и его состоянием на сегодняшний день. Записи по конструктивным и технологическим вопросам Станнслаз складывал в папки и запирал их на замок в нижнем отсеке громоздкого книжного шкафа, чтобы Алик, если ему придет такая идея, не пустил бумаги на изготовление «голубей».

Хрулев познакомился с Ветлицким, будучи его оппонентом при защите диплома. Молодой инженер понравился директору и был взят на завод. И на станкозаводе Хрулев не выпускал его из поля зрения, выделял из массы других инженеров, находя, очевидно, в нем то, чем обладал сам, но что так и осталось не развитым до конца и не проявленным, ибо велением судьбы директор вынужден был заниматься не научно–техническим прогрессом производства, а делами иного порядка.

Любому директору лестно иметь на заводе своих ученых, и Хрулев несколько раз советовал Ветлицкому защитить кандидатскую диссертацию, даже вызывался быть руководителем работы, но Станислав уклонялся, считал, что прежде надо дело сделать, а потом уже его защищать. И в то же время с наивной гордостью хвалился Гере напечатанной в газете статьей, в которой труд его был назван важным и перспективным. И вообще он часто рассказывал Гере о трудностях, которые то и дело встречаются ему, или о том, как удалось решить какой‑либо сложный вопрос, откровенно делился сомнениями, опасениями, надеждами.

— А когда начнешь диссертацию? — поинтересовалась как‑то Гера.

— Я не ради диссертации корплю. Я стараюсь решить задачу, над которой бьются инженеры и у нас, и за границей. А это, может быть, дело всей жизни. Спешка здесь недопустима, курей смешить есть кому и без меня, всяких халтурщиков, изобретающих велосипед, — навалом.

— И ты один, без сообщников, без соавторов надеешься сделать техническое открытие? Да кто ж тебе позволит прославиться в одиночестве?

— Почему в одиночестве? У меня помощников много, начиная с директора и кончая рабочими — наладчиками и сборщиками.

— Ну, дай бог, дай бог… — говорила Гера, и на душе Станислава становилось еще отрадней оттого, что близкий человек, специалист в совершенно другой области, так живо интересуется его делом, болеет за него. В этом он убеждался не раз, наблюдая, с каким исключительным вниманием в последнее время стала разбирать она его папки и читать сухой технический материал.

«Человеку равнодушному все это показалось бы скучной мутью, все до лампочки, а Гера желает искренне вникнуть в суть», — думал Станислав и чертил, корректировал схемы, обдумывал детали и рьяно внушал окружающим веру в свою идею.

«Станки, — говорил он, — основа основ любого производства. Станки — неотъемлемая часть всей нашей жизни. Они повсюду, они нас окружают, это альфа и омега современной общественной культуры. К чему бы мы ни прикоснулись, все сделано на станках или с помощью станков. Ныне само существование человечества немыслимо без станков».

Станислав с утра до вечера был занят своими делами, Гера тоже моталась по городу, готовила репортажи, интервью, выступления, приходила домой в разное время, а последние месяцы, после того, как ее выдвинули заведовать сектором, и вовсе запарилась бедняга. Ни днем ни ночью минуты свободной. Бессовестное радионачальство захомутало молодую женщину, нагрузило и гоняет туда–сюда. Ко всему еще у Геры возникла вдруг необычайная тяга к своему ребенку, и она чуть ли не каждый день стала ездить к родителям на дачу, ночевала там, а утром отец на служебной машине доставлял ее в радиокомитет.

Станислав понимал: Гера. — мать, ей надо чаще видеть разбалованного родителями Алика, воспитывать его. Вместе с тем он терялся перед необъяснимым упорством Геры, не желающей отдать мальчика в детский сад. Почему? «Все это тещины штучки», — решил он.

Однажды Станислава послали в командировку в Орск. Нужно было принять несколько единиц оборудования и отправить на свое предприятие. Прошла неделя. По ходу дел прикинул: еще дня два и — домой. Пришел вечером в гостиницу, перекусил в буфете и улегся в постель почитать перед сном купленные в киоске газеты. Но пробежал абзац–другой и внезапно уснул. Проснулся также внезапно в сильной тревоге. Не поймет, от чего? Кругом тихо, спокойно, а ощущение такое, будто его ударили. Сел на постели. «Видать, приснилось что‑то…» Часы на руке показывали четыре. Слева синело искаженное ночными сумерками окно, похрапывал мерно сосед по номеру. И тут опять сердце Станислава сжалось от острой тревоги: непонятной, необъяснимой.

«Случилось какое‑то несчастье? С кем? — заметались бесформенные спросонок мысли. — Что означает это внезапно встряхнувшее его безотчетное пробуждение? — И первое, что упало в сознание: — Гера! С ней что-то…»

Достаточно было вспомнить ему о жене, как услужливое воображение тут же, с ходу стало подкидывать ему картинки одна другой страшнее: автомобильная катастрофа, крушение поезда, опрокидывание лодки на Волге и даже отравление уличными пирожками, так любимыми Герой.

Больше Станислав не заснул, помчался с утра пораньше вершить дела. К полудню успел закончить, отметил командировку и, схватив «левака», отправился на вокзал, чтобы попасть на тринадцатичасовой поезд. Оказалось, спешил зря: поезд был битком набит отпускниками, билетов не продавали, пришлось ждать следующего. Вместо одиннадцати ночи Станислав заявился домой в четыре утра. Осторожно, стараясь не стукнуть, открыл дверь, скннул в передней туфли, направился в комнату. Шагал тихонько, крадучись у самой стены, чтоб не скрипнул рассохшийся паркет. Включил ночник, огляделся — пусто. Постель разворошена, на спинке стула Герино платье. На кухне в раковине нагромождены немытые тарелки вперемежку со стаканами, пустая бутылка из‑под коньяку, на столе пепельница с окурками и чайник еще теплый.

«Очевидно, тесть заезжал домой после совещания позднего. Поужинал с Герой и забрал ее на дачу. Значит, все в порядке, ничего не случилось». Предчувствие на этот раз оказалось ложным. У Станислава отлегло от сердца, прилег на диван и словно провалился.

Встал в десять. Решил перекусить, чем найдется, и позвонить жене на дачу, сообщить о своем приезде, а если она уехала в город, то — на радио. Открыл холодильник и отвернулся, изнутри ударило затхлым духом — холодильник не работал. Заглянул на полку — только сырые заготовки покрытых плесенью цыплят, ставших похожими на препарированных жаб. Захлопнув дверку, пошел к телефону, снял трубку. Телефон молчал. Отправился к соседям, попросил разрешения позвонить от них на телефонный узел. Оттуда сердитый голос проскрипел: «Аппарат отключен за неуплату». Станислав удивился, почему Гера не заплатила и живет без телефона. От соседей же позвонил тестю, тот совсем ошарашил его.

— Геру пять дней тому назад послали в командировку. Сегодня вечером она должна вернуться из Сызрани.

— Вы вчера домой заезжали?

— Нет.

Станислав растерянно кашлянул и положил трубку. Чуть подумав, решил позвонить на радио. Герина приятельница Роза ответила:

— Откуда вы взяли, Стас, что Гера в командировке? На вот–вот должна подойти, если не задержится на объекте.

Станиславу стало не до еды, помчался платить за телефон, потом на завод доложить о приеме и отгрузке оборудования. После объяснения с главным инженером направился к секретарю поставить отметку о возвращении из командировки.

— Ой, Станислав Егорыч, — обрадовалась секретарша, — Дмитрий Васильевич велел, как только прибудете, чтобы тотчас зашли к нему. Подождите, я доложу.

Она ушла в кабинет и сразу же вернулась, пригласила Станислава.

— Здравствуйте, Дмитрий Васильевич, — поздоровался тот от порога и подошел к столу. Хрулев приподнялся, пожал ему руку, показал на стул сбоку.

— Садись.

Станислав присел, посмотрел на хмурого директора, продолжавшего перебирать какие‑то бумаги, сказал:

— Слушаю вас, Дмитрий Васильевич.