«Вера» походила на изящный серебристый треугольник, как «Чарльз Мэнсон», но с иными пропорциями. Ее длина была примерно на восемь процентов меньше, а максимальная ширина в области кормы — на одиннадцать. Поверхность покрывали плотно прилегающие друг к другу пластинки, крохотные, похожие на чешуйки с кожи шахран. Корпус испещряли шлюзы, узкие иллюминаторы и апертуры, но в них не было заметно ни света, ни движения. Команда и раньше смотрела на Ее изображения в записи. Знала размеры, как Она будет выглядеть с любого ракурса, все помнили, что формой «Вера» походит на них. Но все это было до того, как они увидели Ее вживую. Теперь ничто не имело значения.

Они смотрели на Нее в молчании, которое пеленой окутывало мостик, не разделяло их, но и не объединяло. На этот раз они знали, что думают об одном и том же. Она принесла на встречу с ними нечто гораздо больше себя. Она принесла с собой целую вселенную.

Фурд ушел куда-то далеко вглубь собственного разума. Как и все остальные. На расстоянии нескольких миль и целой вселенной «Вера» заметила это. И стала их ждать.

Очертания «Чарльза Мэнсона», говорил себе Тахл, видимо прямые или изогнутые, отличались простотой. С Ней же все было иначе. «Чарльз Мэнсон» обладал элементарной, внятной геометрией, такими понятиями, как внутри и снаружи. И снаружи он заканчивался. Ее геометрия оказалась другой. Она начиналась снаружи.

Тахл мысленно провел черту от игольчатой вершины до широкого основания треугольника, представил, как она тянется на миллионы миль, может, до самой Шахры, и знал, что на всем протяжении своего пути линия не отклонится от траектории даже на миллиметр; но Тахл видел ее, прямоту длиной пятнадцать сотен футов, что была частью космического искривления. Он вообразил, как каждая грань Ее корпуса нитью простирается на миллионы миль в любую сторону, уходит за систему Гора, за границы галактики, пока не начинает изгибаться. «Вера» была лишь зримым центром сети. Именно это Она принесла с собой.

«Не это ли узрел Шрахр, — задумался Тахл, — триста лет назад? И я — первый из шахран (нет, второй), кто увидел Ее с тех самых пор. И если не уничтожим Ее, то Содружество повторит наш путь. Отец верит, что Фурд может победить „Веру“. А теперь верю и я».

Смитсон вспомнил о Коупленде, как тот перед смертью прошептал о лике Бога; записи сохранили его слова, последнее, что он сказал в своей жизни. И Ансах на суде (Смитсон прочел все протоколы слушаний) описывала момент, когда «Вера» отключила экран: формой Она не слишком отличалась от «аутсайдеров», но в Ее случае корпус корабля казался другим, словно был лишь частью чего-то гораздо большего. Она двигается, словно живое существо, кажется куском пустого пространства, крохотным, но обретшим реальность и плотность. А остальное, невидимое, нависает вокруг Нее. Теперь он понял, что Ансах имела в виду под Остальным: все то, что «Вера» принесла с собой, отключив экран.

«К такому я не готов, — подумал он. — Этого же не видно на записях. Оно повлияет на нас больше, чем на обычные команды, у нас воображение сильнее, мы больше потакаем своим желаниям. Более опасны и более уязвимы. Как Ансах сохранила рассудок, увидев Ее? Ну да, она же пыталась избавиться от этих нелепых кораблей с Изиды, и у нее не осталось времени на то, чем сейчас занимаемся мы».

(Он окинул взглядом мостик и увидел, что те же мысли отражаются на лицах остальных, как и, без сомнения, у него самого.)

Смитсон прочел все протоколы слушаний и знал, что суд над Ансах был несправедливым; но сейчас это не имело значения.

«Прекрасная и изумительная, она курсировала по разным городам беспорядочно и беспричинно». Кир вспомнила фразу, произнесенную на ее суде; в отличие от Изиды, разбирательства на Старой Земле были состязательными, а не розыскными и тяготели к подобной риторике. Обвинитель был маленьким, тучным человеком с высокопарной манерой выражаться, не вязавшейся с его внешностью; он страдал велеречивостью, но в то же время мог похвастаться умом и язвительностью.

Его слова всегда беспокоили Кир, и теперь она знала почему. Вспомнила лица членов своей семьи, когда он говорил; во время суда они превратились в людей, которые больше не узнавали ее, зато теперь она узнала себя. «Если убрать упоминание о городах, то описание меня подойдет и для „Веры“».

«Может, Фурд имел в виду именно это, когда сказал об Инструменте самих себя. Может, Она — это то, чем стали бы мы, если бы за нами не маячил Департамент».

Каанг думала: «На кого похож Ее пилот? Может, на меня? Не думаю. Я бы почувствовала это, когда Она отключила экран, ведь у кораблей тоже есть язык тела. Печально, мне бы хотелось однажды найти кого-нибудь вроде себя». Затем, не ведая о мыслях остальных, она пожала плечами и снова занялась приборами.

«Я словно увидел новый основной цвет, — сказал про себя Фурд, — или открыл новое простое число. Ее форма чужда этому пространству, она лежит за границами обычного восприятия и геометрии. Снаружи, внутри; прямота, изгиб. Порядки величин. „Вера“ выглядит как мы, но на самом деле Она — целая вселенная того, чем мы не являемся».

Он смотрел на Нее на экране и думал; «А ты знаешь, почему делаешь это? Или, как Кир, следуешь импульсивному желанию, которое считаешь свободой выбора? Или тебя такой сотворили? И если так, кто твой создатель?»

Позже они вернулись оттуда, куда ушли поодиночке, а Она их ждала. Отключая экран, «Вера» знала, какой эффект производит, и обычно нападала сразу, пока противник не оправится, но этот был другим.

Фурд тяжело дышал. В ушах звенело. Он чувствовал возбуждение, эрекцию, и, как будто глотнул морской воды, соль стянула язык. Он жестом указал на экран.

— Ее позиция… — начал Тахл. Он замолчал, отчасти потому, что был вынужден сделать паузу, отчасти чтобы дать Фурду время собраться. — Ее позиция восемь-семь-двенадцать, коммандер. Ее скорость равна нашей, и Она держит дистанцию.

— Она вошла в зону поражения? — спросила Кир прежде, чем это сделал Фурд.

— Нет. Орудия Ее не достанут.

— Она подойдет ближе, — Кир облизала губы. — Мы Ей еще покажем.

Два корабля находились друг напротив друга. Наблюдали. Словно в первый раз встретились два человека, которым суждено провести вместе остаток своих дней.

— Она засекла снаряды? — спросил Смитсон спустя то ли пару минут, то ли пару часов.

— Не думаю, — отозвался Тахл. — И знаю, что они не засекли Ее.

— Конечно, не засекли, — огрызнулся Смитсон. — Она подошла недостаточно близко.

— Ей надо подойти ближе, — встрял Фурд.

— Подойдет, — сказала Кир.

— Возможно, — промолвил Тахл. — Если все не будет выглядеть так, словно мы этого хотим.

На Тахла кинули пару любопытствующих взглядов, но только пару. Почти вся команда не отрывала глаз от экрана.

Эрекция у Фурда не спадала. Он смотрел на остальных, пытаясь по их лицам понять, не испытывают ли они того же. Обычно это не составляло труда; от внезапного и нежеланного возбуждения люди начинали вести себя скованно и старались сохранить невозмутимость. Но двое членов команды не принадлежали к человеческому виду, а один вообще размножался неполовым способом. К тому же свет на мостике был слишком тусклым, Фурд ничего толком не разглядел и сдался. Впрочем, он больше предпочитал смотреть на Нее.

«Вера» висела на экране скоплением внезапно затвердевшего света. «Я понятия не имел, — подумал коммандер, — что Она окажется именно такой. Я буду помнить это до конца своей жизни. Только долго ли проживу?»

— Тахл, сколько времени прошло с тех пор, как мы Ее увидели?

— Почти три часа, командир.

— Что? Вы уверены?

Шахранин отвечать не стал.

Что случилось со временем? В иные моменты боя оно, казалось, замедлялось, но сейчас творило нечто странное: делилось собой. Вытекало из «Веры» и «Чарльза Мэнсона» прямо в пространство между ними. Словно из вежливости продлевало момент первой встречи. Время заполнило космос между кораблями, раскинувшись игровым столом, на который игроки вскоре выложат свои карты.