Раны на спине и гнилостная струйка, бегущая из разрыва от родов в нижней части живота, привлекали облака мух, и у шахранина не осталось сил отгонять их; он терпел насекомых со стойкостью травоядного, его вторые веки время от времени горизонтально мигали. Что-то маленькое и многоногое выскочило из-под камня у его ног и метнулось в укрытие рядом, но замерло, когда когти Шарабта рефлекторно выскочили наружу, а потом потонуло в песке, словно кирпич в грязи. Скалы вокруг, казалось, пели отражением света. Воздух дрожал. Так прошло несколько минут. Шахранин пересчитывал их, а вместе с ними парадоксы чистого бинарного случая, единственную созидающую силу, которую он понимал и признавал. Шахране называли ее «бинарными вратами» и любили о ней рассказывать. Она импонировала их чувству иронии.

«Врат» было несколько. Во-первых, Она прилетела в Баст, а не в Гор или еще в какую-нибудь из бывших шахранских систем. Во-вторых, единственным кораблем в Баст, способным вступить с Нею в бой, оказалась «Паллада», где Шарабт служил офицером — одним из всего лишь двух шахранских офицеров на все Содружество. В-третьих, когда крейсер потерпел поражение — что было, конечно, не случайностью, а неизбежностью, — необычные способности шахранина позволили Шарабту, единственному среди нескольких высококвалифицированных пилотов, увести шлюпку с выжившими прочь. В-четвертых, шлюпка разбилась, а все на борту погибли. Но, в-пятых, она все же приземлилась, а Шарабт выжил. Тем не менее, в-шестых, у Шарабта не осталось приборов связи, и он мог лишь попытаться уйти в пустыню, найти там командный пост или надеяться на появление воздушного патруля, прежде чем его прикончат хищники, преждевременные роды или разрыв малого сердца. В-седьмых, он уже справился с двумя возможными причинами собственной смерти. И все же, в-восьмых, третья причина — его сердце — все еще отсчитывала оставшееся время, неровно, но неумолимо.

Шарабт сбился. Пришел к выводу, что все же никакого смысла в этих событиях нет. Стоит разобрать происходящее на отдельные элементы, и смысл обычно исчезает. Несчастные случаи, неожиданные удачи; ворота закрываются тут, открываются там; но скрытого замысла, придающего всему общее направление, нет. Ничто не заставляло его выжить после катастрофы и нападения хищников. Хитрая и таинственная сила не изъявляла своей воли, и если бы сейчас Шарабт рухнул замертво, то не выполняя чье-то желание. Если бы сейчас он рухнул замертво, это означало бы лишь одно — его способностей оказалось недостаточно.

И все-таки он стоял, покачиваясь на кромке хребта, изящная темная фигура, и в его голову закралась мысль, что, возможно, его учение неправильно. Ибо внизу, в пыльной чаше, лежала девятая и заключительная ирония. Шарабт понятия не имел, что она будет там, когда с трудом взобрался по пологому скату, еще думал обогнуть уклон, но врожденная аккуратность, а может, и вовсе одержимость заставили держаться прямой линии, даже если та вела вверх.

И теперь внизу, в неглубокой пыльной чаше и чуть ли не на расстоянии окрика, оказался крохотный командный пост Содружества. Шарабт продолжал стоять на вершине хребта, не в силах идти дальше. Прошло еще несколько минут.

— Вот тварь, — выругался сержант Мэдсен, механически и беззлобно. Он произнес фразу без единого ударения, в ритме повседневности, и если бы высказался чуть более пространно, то она затерялась бы среди прочих слов.

Офицер разговаривал с разобранным беспилотником, лежащим на скамье перед ним. Он уже четыре часа пытался отремонтировать машину и никак не мог починить оптические цепи. Шарабт этого не знал, но то была десятая и, скорее всего, финальная ирония. Если бы робот функционировал нормально четыре часа назад, то патрулировал бы именно ту часть пустыни, где рухнула шлюпка, а потому почти наверняка засек бы шахранина.

Мэдсен почти сдался. Оптика не отвечала на запросы категорически. Он откинулся на спинку стула и прислушался к грохоту двери, хлопающей на ветру.

Только шахранин мог проявить столько такта и назвать это командным постом — три сарая (два плюс туалет снаружи), куда Мэдсен и еще двое солдат добирались на гусеничном граундкаре. Это были единственные строения рядом с территорией, где, согласно расчетам, сделанным на основе последней известной траектории шлюпки, могло произойти крушение. Отряду дали приказ выдвинуться на пост и прочесать пустыню с помощью дистанционно управляемого беспилотника, ища выживших. Ничего не вышло. Робот оказался дешевой моделью с малой дальностью полета, а его оптические цепи пришли в полную негодность. Как ни странно (счел бы Шарабт этот факт одиннадцатой иронией?), его собрали шахране в рамках неудавшегося проекта Содружества по повторному трудоустройству.

Впрочем, всю затею пустили на самотек с самого начала. Да, сказали им, будет гораздо легче прочесать пустыню с помощью флаера, но все пилотируемые (а на Баст 3 их было не так и много) реквизировали. На случай, заявили, если Она вернется.

Хинд выглянул из-за двери.

— И как, сержант?

Мэдсен покачал головой:

— Да не заработает он. Лучше сдаться. Стоктон где?

— В туалете, — ответил Хинд и пояснил: — Дрочит небось.

Мэдсен фыркнул, не от отвращения, а потому что всегда фыркал, а не сморкался, затем вернулся к дрону. Тот лежал на столе, словно вскрытая летучая мышь. Сержант свернул перья и ткань крыльев, собрал членистое тело, решил положить обратно в футляр и выяснил, что робот не входит.

— Позови его, чтобы все упаковал обратно в коробку. Придется вернуться за еще одним.

— Надо было два захватить, — пробормотал Хинд, когда дверь за ним закрылась, но Мэдсен все услышал.

— Три, — крикнул он вслед. — Еще дебила, который их сделал.

Сержант снова фыркнул, по той же самой причине, что и прежде. Личной гигиеной он не отличался, а пока ждал Стоктона, вспомнил, что у него голова чешется. Поскреб ногтями — ради удовольствия такое событие он обычно приберегал для подобных случаев. Белые хлопья заклубились вокруг головы и осели на стол, тут же затерявшись среди пыли.

Вошел Стоктон, все еще путаясь в пуговицах на ширинке, по кивку Мэдсена направился к верстаку и принялся разбирать и заново упаковывать дрона. Как и Хинд, он был среднего телосложения и вполне приятный на вид, но что-то в нем чувствовалось неправильное. Парень отличался вкусами, которые обычные люди не разделяли, а потому держал их при себе, частенько сидя в туалете. Коллеги нередко замечали, что место ему на «аутсайдере». Он обладал всеми положенными отклонениями, жил в одиночестве, вот только талантов ему не хватало.

Дрон не влез в футляр и после второй разборки. Часть носа с неисправной оптикой — будь робот реальной летучей мышью, это оказалась бы голова с висящим наружу левым глазом — упорно не вмещалась в коробку. Стоктон уже принялся перекладывать машину по новой, но Мэдсену процесс наскучил.

— Да оставь ты его. Скажи Хинду, пусть возьмет граундкар и привезет еще один… Нет, пусть привезет три.

— Еще три, сержант?

— Он поймет.

Стоктон вышел, но через секунду вернулся.

— Сержант, вам лучше взглянуть на это.

Тот поднялся, поначалу лениво, но, увидев лицо солдата, выпрямился, поспешил к двери и замер, вместе с Хиндом и Стоктоном вытаращившись на фигуру, которая, падая, спускалась по склону к ним. Изящную темную фигуру.

— Ему нужна помощь, — заявил Стоктон.

— О, ты думаешь? — заревел Мэдсен и побежал к неизвестному, остальные последовали за ним.

Фигура наткнулась на граундкар, стоявший у нее на пути — Шарабт все еще старался держаться прямой линии, — и пошла дальше, и, когда люди добрались до нее, шахранин не упал им на руки или на землю, но стоял, покачиваясь.

Шарабт все еще носил форму офицера Содружества, но только верхнюю половину. Ниже поясницы он был голым. Мэдсен почувствовал запах, а только потом увидел кровавые останки, свисающие с низа живота уцелевшего и между его ног.

— Несчастный ты ублюдок, — сказал он, — ты еще и беременным был?