Но мы не погибли, потому что противник брать нас в вилку не стал. Вместо этого он перенёс огонь в район десантирования. Там всё было как на батальной картине. Последние вертолёты взлетали, поднимаясь с опущенными носами и закладывая крутые виражи на фоне тёмно-зелёных гор. Морпехи рассыпались по рисовым чекам, некоторые растянутыми стреловыми цепями, некоторые сбившись в неровные шеренги. Мины рвались между ними. Из-за поросших травой пригорков, протянувшихся цепочкой к западу от посадочной площадки, стрекотали автоматы. Пули чиркали по светло-зелёным чекам, одна из наших мин, начинённых белым фосфором, выжгла землю у горстки пальм на верхушке одного из пригорков, бело-оранжевые полоски дугами взметнулись над грациозными деревьями. Группа стрелков цепью продвигалась вперёд по затопленному полю, бойцы шли по грудь в воде, держа оружие над головой; и едва они начали взбираться на дамбу, как пропали из виду в облаке дыма от разорвавшейся мины. Один из тех морпехов взлетел в воздух и шлёпнулся на бок, его винтовка, издалека походившая на тонкую палочку, плавно отлетела в противоположном направлении.

Тяжёлая мина ударила в чек между моим взводом и лесом. Позади нас кучкой бежали морпехи, пригнувшись, как это делают солдаты под огнём. Некоторые несли рации, и высокие качающиеся антенны представляли собой заметную цель. Я изо всех сил закричал им, чтобы они рассыпались. Они двигались, плотно сбившись в кучку, и один из моих морпехов сказал: «Это штаб батальона. Крысы грёбаные, не врубаются, что огребут сейчас». Я снова изо всех сил закричал им, но они или слышали, или просто-напросто не обращали на меня внимания. И только я решил в третий раз попробовать до них докричаться, как их всех поглотил клуб дыма и облачка измельчённой земли. «Крамп-крамп-крамп» — рвались мины, и люди падали или вылетали из клубов дыма. Издалека, приглушённые расстоянием, через поле доносились крики «Санитара! Санитара!» Там был штаб батальона, и почти все они погибли. Сержант по оперативным вопросам, мастер-сержант, прошедший три войны, остался лежать в грязи с оторванной ногой. Офицер по оперативным вопросам был ранен в пах. Офицер по артиллерии получил тяжёлые ранения в лицо и голову. В общем и целом штаб потерял восемь офицеров и несколько рядовых и сержантов. Серьёзных ранений удалось избежать одному полковнику Хэтчу. А тем временем мины всё летели, и трещало стрелковое оружие.

Мы услышали глухой звук, как будто кто-то кашлянул, затем ещё один. Через несколько секунд неподалёку от нас разорвались две 60-миллиметровые мины. «На этот раз слышал, — сказал капрал. — Слышал их».

— Они в лесу? По-моему, в лесу.

— Самое место для миномётов, лейтенант. Хотя…

Я насквозь промок от пота, а во рту было такое ощущение, как будто туда засунули кухонную металлическую мочалку. Штаб батальона был уничтожен почти целиком. Рота «D» несла потери, наших прижали к земле. Мой взвод должен был удерживать хребет до получения другого приказа, но я чувствовал, что обязан что-то предпринять. Я связался с Нилом по рации и спросил, не могла ли батарея 4,2-дюймовых миномётов, выделенная в поддержку батальону, обстрелять заросли. Я не был уверен в том, что миномёты противника находятся там — вьетконговцы, по своему обыкновению, себя не обнаруживали — но 4,2-дюймовые могли, по крайней мере, подавить автоматную стрельбу вьетконговцев. Нил ответил, что наши миномёты открыть огонь не в состоянии, и, потому что мы были далеко за пределами радиуса действия артиллерии, он принял решение вызвать авиацию для нанесения удара с воздуха.

Самолёты появились через несколько минут — три «Скайхока» пронеслись над нами на низкой высоте. «Баунд Чарли-2, - сообщил по радио командир звена, — Я Плейбой. Обозначьте свои позиции авиасигнальными полотнищами, цель — «вилли-питером». Мы разложили оранжевые переливающиеся полотнища и запустили в заросли гранату, снаряженную белым фосфором. Первый из группы коренастых тускло-серых самолётов заложил вираж и стрелой понёсся по направлению к столбу белого дыма. Вьетконговские пулемётчики открыли по нему бешеный огонь. Две бомбы отцепились от его крыльев и закувыркались в воздухе. Первая не сработала, а вторая взорвалась так, что земля под нами подпрыгнула. Бойцы мои шумно зааплодировали, однако мины противника продолжали разрываться в районе десантирования. Над целью прошёл второй «Скайхок», сбросив ещё две бомбы в столб чёрного дыма, поднимавшегося с того места, где взорвалась первая бомба. Одна из двухсотпятидесятифунтовых бомб упала на деревню за леском. С огромной силой в воздух взметнулись дым, земля, черепица, куски бетона, горящие пальмовые листья с крыш, ветки с деревьев. «Плейбой, Плейбой, — сообщил я. — Я Баунд Чарли-2. Последняя — перелёт. Следующую в лес уложи».

— Вас понял, — ответил пилот, и меня охватило головокружительное ощущение своего могущества. Эти машины были в моей власти.

С пронзительным свистом, над самыми верхушками деревьев, на цель зашёл третий самолёт. Два контейнера с напалмом оторвались от бомбодержателей «Скайхока» и полетели, кувыркаясь, в лес; самолёт «бочкой» пошёл вверх, а красно-оранжевый напалм расцвел как огромный цветок мака.

— Здорово! Здорово! — радостно воскликнул я. — Прямо на них!

Клубы напалма поднялись из-за деревьев, грязный дым увенчивал полыхающий шар. Миномётный обстрел прекратился. И в этот же миг три вьетконговца выскочили из кустов. Они побежали по дамбе друг за другом, направляясь к соседней рощице, чтобы укрыться там. «Бей их! Бей вон тех! Смерть им!» — закричал я пулемётчикам, стреляя из своего карабина по бегущим людям в тёмной форме, до которых было двести ярдов. Пулемётчики открыли огонь, нащупывая очередями вьетконговца. Пули взметнули цепочку фонтанчиков на поверхности рисового чека, затем осыпали дождём первого вражеского солдата, упавшего на колени. Издав воинственный клич, я направил карабин на второго, и в это мгновение по нему хлестнула струя трассеров из пулемёта. Я увидел, как он свалился. В это время первый вьетконговец, так и не поднявшись с колен, неуклюже свалился за дамбу, за которой укрылся третий. Он полз с той стороны дамбы, виднелась лишь самая верхняя часть его спины. То, что было после, произошло очень быстро, но когда я вспоминаю об этом, перед моими глазами мучительно медленно разворачивается тот смертельный балет с участием никем и ничем не защищённого человека и беспощадной машины. Мы прицельно стреляем в солдата противника, но прекращаем огонь, когда один из «Скайхоков» заходит в атаку на лес. Нос самолёта слегка наклонён к земле, видны мерцающие оранжевые огоньки, это миниган, самолётная пушка, которая выпускает разрывные 20-мм пули с такой скоростью, что звук её походит на бензопилу. Пули, бьющие по зарослям и рисовому чеку при невероятном темпе стрельбы в сто выстрелов в секунду, вздымают полупрозрачную завесу из дыма и водяных брызг. Сквозь эту завесу видно, как вьеткоговец, укрывавшийся за дамбой, поднимается и садится, вытянув руки вверх в позе человека, о чём-то умоляющего бога. Кажется, что он обращается с мольбой о милосердии к пронзительно визжащей машине, пролетающей всего лишь в сотне футов над ним. Но самолёт пикирует на него, ещё раз открывает пушечный огонь и разносит его в клочья. Самолёт улетает, набирая высоту. Я рассматриваю убитого в бинокль. Всё, что осталось от третьего вьетконговца — несколько размётанных в разные стороны кучек окровавленных тряпок.

После боя в районе десантирования роты «C» и «D» начали наступать по долине, продвигаясь к блокирующей позиции, занятой ротой «B» на удалении в несколько миль. Мы с трудом тащились по чекам под беспощадным солнцем. Противник сопротивления не оказывал, но длилось это недолго. После обеда рота «Чарли» получила приказ проверить деревню Хана, одну из крупных деревень, стоявших по берегам реки Вугиа. Сделать это оказалось чертовски непросто, потому что по деревне вдоль и поперёк тянулись живые изгороди, колючие и труднопреодолимые, как заграждения из колючей проволоки. Нам пришлось прорубать проходы с помощью мачете или проделывать их гранатами, а там, где мачете и гранаты не помогали, мы шли в обход изгородей и натыкались на другие. В результате рота разбилась на группки людей, которые не знали, куда идти дальше и натыкались друг на друга, осыпая проклятиями и друг друга, и колючки, впивавшиеся в кожу и раздиравшие одежду.