– Как эти идиоты, расставленные у фасада дома, поняли, что происходит? – спросил Питер.

Улыбка застыла на губах Бача.

– Кто-то выглянул из заднего окна и позвонил в полицию. Солдаты же и мой человек Лоуренс не слышали ничего, что могло бы привлечь их внимание.

– Значит, они до сих пор сидят на задницах и сопли жуют! Почему они не осматривают окрестности?

– Этим занимается полиция. Я не Даниель Бун[6]. Я не могу выслеживать людей на городских тротуарах. Мы должны найти кого-то, кто что-то видел. Я здесь потому, что ждал вашего появления. Так что вам сказала миссис Ллойд?

– Ничего. Она ровно ничего не знает. Я говорил, что от нее ничего не добиться.

– Единственная наша зацепка… единственный след того, что тут произошло, – сказал Бач, – это как раз эти синие каски. Дело в том, что, по мнению полиции, эти каски из порта. Докеры. Я бы посоветовал вам обратиться к сотрудникам Портовой комиссии. Может, вам удастся опознать вашего человека со шрамом в личных делах.

Питер посмотрел на часы. Сквозь портьеры на окнах уже начал просачиваться дневной свет. Шел шестой час.

– Они открыты всю ночь? – спросил он.

– С половины девятого, – сказал Бач. – Я сообщу им о вас.

– И что же мне делать эти три часа?

– Лучше всего отправиться домой и немного передохнуть, – посоветовал Бач. – Если мы что-нибудь найдем, то позвоним вам.

– Вы, должно быть, шутите, – буркнул Питер.

Пять из сорока восьми часов, отпущенных похитителями сенатора Вардона и Селлерса, прошли без всяких известий о том, каким образом собираются удовлетворить их требования, если предположить, что правительство примет их условия. Расписание передач радио и национального телевидения было непоправимо нарушено. Известные граждане, имеющие и не имеющие отношения к политике, выражали свое возмущение. Было немыслимо, чтобы могущественнейшее государство на планете, Соединенные Штаты Америки, позволило себя шантажировать группе «психованных радикалов». Похоже, это стало излюбленным выражением.

Повсюду были солдаты и национальные гвардейцы. Большое шоу под названием «обеспечение повышенной безопасности» было в полном разгаре, хотя никто толком не понимал, кого брать на мушку и в каком направлении вести расследование.

Незадолго до пяти часов Эллсуорт Кейн, владелец «Синдиката Кейна», который распространял колонки Селлерса, обратился к народу. Синдикат выплатит десять тысяч долларов любому, кто предоставит информацию, которая поможет опознать похитителей. И сто тысяч долларов, без всяких расспросов, – за содействие в благополучном возвращении Селлерса и сенатора Вардона.

Было объявлено, что в восемь часов по времени Восточного побережья с посланием к нации обратится президент.

Примерно к пяти часам на местную радиостанцию явился епископ. Уже распространились первые известия о похищении Лауры Ллойд и Бобби. Добросердечный церковник воззвал к здравому смыслу. Но точка зрения водителя такси, который вез Питера, уже неоднократно была озвучена публично. Двадцать восемь заключенных, которых требовалось выпустить на свободу, следует вывести из камер и расстрелять. Епископ взывал к состраданию и сочувствию. Семилетний мальчик ни в чем не повинен. На его матери тоже нет никакой вины. Мы не должны отвечать преступлением на преступление.

Когда епископ покидал радиостанцию, кто-то кинул в него бутылку из-под коки и раскроил ему голову. В ближайшей больнице ему наложили несколько швов.

На улицах пешеходы ускоряли шаги и непрестанно оглядывались, словно из-за каждого угла им могла грозить опасность.

Питер стоял у дверей номера гостиницы в районе восточных тридцатых. Он не снимал пальца с кнопки и слышал, как звонок настойчиво жужжит. На Питере снова были черные очки. У него слегка кружилась голова, и временами подступали приступы дурноты. Ему показалось, что прошла вечность до момента, когда наконец дверь, придерживаемая цепочкой, приоткрылась на несколько дюймов. Из проема выглянул молодой человек с взъерошенными рыжими волосами. На нем была лишь белая махровая рубашка.

– Питер! – воскликнул он. – Что это, черт возьми, с тобой делается? Ты что, надрался?

– Я должен поговорить с тобой, Тим, – ответил Питер, – и срочно. Почему ты не брал телефонную трубку?

Тим Салливан, его старый приятель, ухмыльнулся:

– Мой психоаналитик объяснил мне, что только извращенцы берут трубку, когда… когда в гостях дама.

– Брось, Тим. Впусти меня. Мне надо переговорить с тобой.

– Прости, Питер. Не сейчас. Ради Бога, приятель, не сердись!

– Скажи даме, пусть она отправится в ванную, если хочет остаться инкогнито, – сказал Питер. – Это не может ждать, Тим.

Тим Салливан нахмурился:

– Так ты точно не пьян?

– Я не пьян, Тим. И включи радио, пока твоя дама приводит себя в порядок. Это сэкономит время.

– Дай мне пару минут, – буркнул Тим.

Ожидая за дверью, Питер закурил сигарету. Перед его глазами проходили страшные сцены: в сером рассветном сумраке Лауру и Бобби тащат по темным улицам. У Лауры нет сил сопротивляться. Она вместе с Бобби потому, что у нее нет другого выхода. А в двадцати ярдах отсюда солдаты держат в руках скорострельные игрушки и рассуждают о том, вломит ли Том Сивер «Краснокожим из Цинциннати», когда сегодня будет играть за «Метрополитен». Стоит подойти к ним поближе любому честному гражданину, так они его на куски разорвут.

Тим Салливан открыл двери. Он успел натянуть брюки и клетчатую спортивную рубашку. Где-то в глубине квартиры гудело радио. Сама квартира состояла из одной большой комнаты и ванной. Поодаль от стены стояла большая двуспальная кровать, в которой еще недавно лежали. На спинке стула в углу висел розовый женский халатик. Из ванной доносился звук льющейся воды.

Тим выключил радио.

– Уф! – выдохнул он. – Надеюсь, ты не звонил ко мне на работу. А то они кинутся искать меня.

– Тим, мне нужна твоя помощь, – сказал Питер. – Ты уже слышал о жене Ллойда с сыном?

Тим кивнул.

– Они мои друзья, – с трудом выговорил Питер. – И я был у них, когда это все случилось. Какой-то подонок оглушил меня куском трубы. За левым ухом у меня шишка размером с яйцо. Семья Ллойда очень важна для меня.

– Мне очень жаль, Питер. Чем я могу тебе помочь?

– Ты репортер-новостник, работающий в порту, – сказал Питер. – Копы считают, что громила в каске, который уволок Лауру и Бобби, – докер. Ну тот, что врезал мне, – у него был шрам через все лицо. Ты знаешь всех, кого стоит знать в доках. Я хочу найти этого подонка со шрамом, и найти как можно быстрее.

Тим подошел к угловому столику:

– Хочешь выпить?

– Я хочу, чтобы ты помог мне, Тим. Мне некогда посвящать тебя в детали. Прошу тебя, Тим!

Тим плеснул себе виски.

– Ты считаешь, что я могу просто подойти к какому-нибудь парню в порту и попросить его показать мне типа со шрамом, которого разыскивает полиция?

– Что-то в этом роде.

– Ты не знаешь портового мира, Питер. Конечно, у меня там есть друзья и приятели, но я обзавелся ими лишь потому, что не задавал такого рода вопросов. Ты, чужой человек, не пройдешь и сотни ярдов по любому из пирсов Нью-Йорка, как новость о твоем появлении опередит тебя. Если я буду расспрашивать о твоем приятеле со шрамом, меня просто пошлют. Можешь не сомневаться, там уже все известно.

– Человек с такой физиономией не может скрываться, – сказал Питер.

– В этой общине скрываются годами, друг. И ты не можешь задавать вопросы и надеяться получить ответы – здесь так не делается. Будешь болтать – и всплывешь в Норс-Ривер с вырезанным языком.

У Питера повлажнели от возбуждения ладони.

– Послушай меня, Тим. В этом проклятом городе все рехнулись. Если я спешно не найду своего парня, то не исключено, мы обнаружим тела Лауры и Бобби в каком-нибудь мусорном контейнере.