Саутворт сунул блокнот в карман. Его обычно добродушное лицо помрачнело.

– Ты хоть понимаешь, что дал ему почти десять часов, чтобы оторваться от погони? – с укором сказал он Майку.

– Я все никак не мог решиться…

– Если Линда пострадает или… не дай Бог, погибнет, – процедил сквозь зубы Саутворт, – ты, парень, пожалеешь, что родился на свет!

– Вы никому не скажете, что Молли гуляла со мной? – заныл Майк.

– Мне нужно организовать ее поиски. И как, по-твоему, мне убедить людей, что нам нужно искать ее в горах? Сказать всем, что мне это приснилось? Нет, парень, придется тебе запастись смелостью, потому что мне еще понадобится допросить Молли. А вы с ней на коленях молитесь, чтобы из-за ваших шашней не погибла Линда!

– Господи! – прошептал Майк.

– Ничего не скажешь, хорошенькое начало, – пробурчал себе под нос Саутворт.

Питер Стайлс уложил в багажник своего белого «ягуара» чемодан, портативную пишущую машинку, пальто, шапку и запасной свитер и вернулся в дом Тоби Палмера попрощаться с миссис Уэйд. Его решение уехать было неожиданным для него самого. Утром он уселся за письменный стол в уютном рабочем кабинете Тоби, как обычно намереваясь посвятить весь день работе над своей книгой. Он лишь совсем недавно договорился, что поживет здесь еще месяц, пользуясь услугами добрейшей миссис Уэйд, и ничто не предвещало, что в один прекрасный день ему вдруг нестерпимо захочется уехать.

Но сегодня работа над книгой почему-то совсем не клеилась. Питер находился во власти совершенно необъяснимой тревоги: пальцы словно одеревенели, рот пересох; закурив трубку, он вдруг ощутил гадкий вкус, как будто она была набита какой-то прогнившей соломой, а не прекрасным табаком. Его терзал страх; почему – непонятно.

Питеру вообще была свойственна необычайная интуиция и чувствительность, очень часто помогавшие ему в работе. Именно благодаря этим качествам он и смог стать первоклассным журналистом. Его статьи в «Ньюсвью мэгэзин», штатным сотрудником которого он являлся, с интересом читались миллионами людей как в Штатах, так и за рубежом. Питер, как немногие, понимал людей, испытывая к ним искренние теплоту и сочувствие. Впрочем, был он способен и на гнев, когда сталкивался с непроходимой тупостью или странной и необъяснимой жестокостью, которые глубоко проникли в современное общество. Не раз его способность выслушивать собеседника подталкивала людей к откровенному разговору. Ему удавалось получить интервью у мировых знаменитостей, к которым никто другой не мог найти подхода. Незнакомые прежде со Стайлсом люди вдруг чувствовали, что могут ему довериться, и он никогда не обманывал их.

Одним из свойств натуры, сделавшим его первоклассным репортером, был его врожденный инстинкт опасности. Питер обладал даром ощущать ее до того, как она проявлялась открыто. Его молниеносные суждения о людях и о ситуациях всегда оказывались поразительно точными еще до получения фактов, которые могли их подтвердить. Храбрый в буквальном смысле этого слова, то есть достаточно умный, чтобы лезть на рожон, Питер в то же время способен был, не дрогнув, предстать перед лицом опасности, о которой его предупреждало верное чутье.

Однако было одно место – маленький сонный городишко Барчестер, штат Вермонт, – и некий период времени, когда Питер не мог доверять своим чувствам и реакциям. Лет пять тому назад, зимой, Питер захватил с собой овдовевшего отца в «Логово Дарлбрука», горнолыжный курорт, расположенный в горах на восемь миль выше Барчестера. Он намеревался написать там очерк о горнолыжниках для «Ньюсвью мэгэзин». Когда они возвращались домой в таком же, как и теперь, белом «ягуаре», Питеру пришлось пережить трагедию, едва ли не полностью перевернувшую всю его жизнь. На узкой и извилистой горной дороге с ним начали играть шутки два молодых парня в черном седане, проезжая мимо так близко, что касались крыла его автомобиля, громко хохоча над вполне понятным возмущением и гневом Питера. Седан то исчезал впереди за поворотом, то опять выскакивал сзади на шоссе и снова принимался за свои опасные трюки. Абсолютно никакой необходимости проскакивать мимо машины Питера в такой рискованной близости у этих идиотов не было, кроме извращенного желания нагнать на кого-либо страх. Ни одного из этих безумно хохотавших парней Питер в жизни не видел. Внезапно они снова понеслись на него в опасном месте поворота дороги. Перепуганный, отец Питера схватился за руль. Секундой позже они уже летели вниз с высоты пятьсот футов на усеянное обломками скал дно ущелья. Питера выбросило из машины, но Герберт Стайлс оказался пленником сплющенной кабины. Питер пришел в себя на дне пропасти от невыносимой боли в правой ноге и от потрясающих душу воплей отца, заживо сгорающего в охваченном пожаром автомобиле. От бессильной ярости и ужаса он снова потерял сознание.

Через несколько часов Питер очнулся в местной больнице с отнятой чуть ниже колена правой ногой.

Началась жизнь, когда ему пришлось привыкать к своему увечью, учиться ходить с протезом, отгоняя от себя мысль, что он постоянно является объектом людской жалости и ему незачем жить. А еще ему пришлось бороться с приступами холодной ярости, которая отправила его на розыски тех двух веселых молодчиков, по вине которых и произошла эта трагедия. Розыски окончились полной неудачей.

С большим трудом Питеру наконец удалось полностью обрести прежние достоинство и равновесие. Он вернулся к работе и в круг своих друзей. Снова проводил свободное время в своем клубе «Лицедеи». Для него изменилось только одно. Как только он слышал о случаях проявления бессмысленной жестокости, он вновь начинал надеяться, что на этот раз сможет найти тех разнузданных молодчиков, беспричинное издевательство которых и стало причиной ужасной смерти его отца, а его на всю жизнь сделало хромым калекой. Этот род насилия и жестокости заставлял репортера Питера Стайлса не раздумывая бросаться на поиски циничных преступников.

Воспоминание о «Логове Дарлбрука» и городке Барчестер так и осталось незаживающей, кровоточащей раной в психике Питера. Стоило ему вспомнить о той истории, как его бросало в жар. И настал день, когда он сказал себе, что должен раз и навсегда покончить с этим безобразием.

Осознанное стремление избавиться от кошмаров приняло неожиданный оборот. Он взял в «Ньюсвью» отпуск для работы над книгой, посвященной теме бессмысленной жестокости и роста насилия в Америке. Он прекрасно понимал, что должен будет коснуться и собственной истории.

В желании уединиться для написания книги сыграло роль случайное стечение обстоятельств. Как-то вечером он встретил в «Лицедеях» Тоби Палмера, у которого был дом в Барчестере. Палмер собирался месяца на два в Европу и предложил Питеру воспользоваться его домом и услугами миссис Уэйд, его домохозяйки. Лучших условий для работы над книгой и не придумаешь. У Питера к тому же мелькнула надежда, что именно там, на месте происшедшей с ним трагедии, он наконец избавится от своих навязчивых кошмаров.

Три недели все шло как в сказке. Миссис Уэйд прекрасно готовила, балуя его домашней едой. Работа над книгой продвигалась отлично – до вчерашнего дня, когда он должен был приступить к рассказу о своей истории. За весь день Питер с трудом написал страницу, а сегодня с утра – эта необъяснимая паника и упадок духа.

Тщетно пытаясь вновь обрести прежнее состояние бодрости и высокой работоспособности, Питер стоял у окна и уныло смотрел на Барчестер, который неожиданно стал казаться ему зловещим. Назовите это детским капризом, неустойчивостью психики, как угодно, но Питер положительно не мог больше работать в Барчестере.

За завтраком он сообщил миссис Уэйд, что уезжает.

– Дело застопорилось, видно, я выдохся. Мне нужно переменить обстановку, – так сказал он ей.

Миссис Уэйд начала уговаривать его остаться. Дело в том, что этой доброй женщине нравилось о ком-то заботиться, а за Питером она ухаживала с особой любовью. Но, не зная истинных причин, толкавших его на отъезд, миссис Уэйд так и не смогла убедить его изменить решение.