– Они говорят, что этот человек послал Северенсу письмо, подписанное словами «Власть – черным».

– Я видел его фотокопию, – сказал Питер.

– Послушай, парень. Я – «Власть – черным» в этом городе, но я не посылал никакого письма. Я – «Власть – черным» в этом городе, но я не говорил ни по какому телефону.

– Но в вашем сообществе может быть несколько безумцев, – заметил Стайлс.

Спрэг повысил голос. Казалось, он вот-вот взорвется.

– Скажи, ради Христа, парень, за что, по-твоему, мы боролись последние сто лет? Мы боролись за обещания, которые нам давали, но никогда не выполняли. Когда ты идешь в ресторан, а там плохое обслуживание, ты знаешь, что оно такое потому, что плох официант, а не потому, что ты – черный. Вот за что мы боремся. Когда ты спрашиваешь номер в отеле, а тебе отвечают, что свободных номеров нет потому, что их действительно нет, а не потому, что ты – черный. Вот за что мы боремся. Чтобы не жить в гетто, – продолжал он, с трудом сдерживая эмоции, – вот за что мы боремся. А ты знаешь, почему мы живем в гетто? Не потому, что белые ублюдки ненавидят нас, черных ублюдков. Если бы у нас были деньги, мы жили бы где хотели. Белобрысый продал бы мне собственного ребенка на завтрак, если бы я хорошо заплатил. Мы живем в гетто потому, что чертовски бедны и для нас нет другого места на земле. Ты говоришь о сумасшедших в нашем сообществе? Да у нас их миллионы, папаша! Они сошли с ума от этой жизни! Это то, с чего я начал. Мы узнали о бомбе, заложенной в отеле «Коммодор». Это была не игрушка, как сказали нам.

– Сложное, высокоинтеллектуальное оружие, – сказал Джоунс. Его холодные и рассудительные высказывания звучали контрастом бурным речам Спрэга. – Это стоит денег, Стайлс, черт знает каких больших денег. У кого-то были такие деньги, чтобы угрожать. Если бы эту бомбу не нашли, не было бы и половины тех волнений, о которых говорили, правда ведь? Эта бомба убедила важных парней в том, что звонки Северенсу по телефону не шутка. А теперь я спрашиваю тебя, Стайлс, ты считаешь, что бомба была куплена и оплачена несколькими безумцами вроде тех, что просят милостыню на углу гарлемских улиц?

– На это нужны огромные деньги, парень, – продолжал Спрэг, страдальчески скривив губы, – деньги белых. Мы вынуждены взять в руки кнут и заставить вас посмотреть в другом направлении. Они собираются прийти на наши улицы с пулеметами и ручными гранатами, танками и слезоточивым газом и убивать нас как мух. Ну что ж, мы тоже убьем кого-то из них как крыс, но, прежде чем они получат нас, прежде чем они получат меня, мне понадобятся три минуты, чтобы разобраться с теми ублюдками, которые все это затеяли.

– Вполне возможно, – тихо сказал Питер.

– Если бы мы не были в этом убеждены, стали бы мы тратить твое и свое время, когда остается меньше тридцати восьми часов? – спросил Джоунс.

– Знаешь, где я должен сейчас быть, парень? – спросил Спрэг, приблизив свое лицо к Питеру. – Я должен быть в верхней части города и раздавать пистолеты, ножи, дубинки и бутылки, которые мы собрали. Так что мы готовы сражаться! Однако Натан убедил меня, что ты можешь помочь донести правду до тех, кто сидит там, наверху.

Питер закурил новую сигарету. Руки его уже не дрожали. Его собственный страх исчез, и теперь он был в состоянии рационально мыслить. Все сказанное имело смысл; оно объясняло полное отсутствие в деле какой-либо связи с негритянским сообществом, хотя на ее поиски была направлена тайная и явная работа полицейских профессионалов. Вполне возможно, что стрелять будут не там, где предполагалось. Питер посмотрел на двоих чернокожих людей, стоявших перед ним, глаза которых были спрятаны за темными стеклами очков, сверкавших в свете лампы. Они были такими разными – Джоунс и Спрэг, – хотя служили одному делу. Питер был убежден, что оба они без всяких сомнений верили в версию, которую предлагали.

– Думаю, что поверю вам, – произнес Питер, – но только не очень-то надейтесь. Я не обещаю, что смогу переубедить еще кого-то в оставшееся время.

– Но ты постараешься? – спросил Джоунс.

– Сделаю все, что смогу.

Зазвонил телефон, и Питер взял трубку.

– Это Пайк, мистер Стайлс. Насколько я понял, у вас есть человек, который хочет посмотреть полицейские снимки. Где он?

– Он прибудет через пять минут, – ответил Питер. – Тимми уже посмотрел?

– Только что начал. Их тут много. Отправляйте вашего парня. Кстати, кто он?

– Хотите – верьте, хотите – нет, но я не имею понятия, – ответил Питер и положил трубку. – Парни, если вы хотите перед уходом выпить…

– Прибереги на будущее, – сказал Спрэг. – Если нам повезет, мы вместе устроим шумную попойку. Конечно, если ты сможешь остаться таким же человеком без предрассудков. Мы найдем где-нибудь местечко, чтобы отметить это.

«Черная армия» удалилась. Питер стоял посреди комнаты, оглядываясь вокруг себя, словно находился в незнакомом месте. «Кто-то, – рассуждал он про себя, – мог и подписать письмо именем организации „Власть – черным“. Почти каждый мог достаточно хорошо сымитировать негритянскую манеру произношения, чтобы обмануть Северенса». На ум пришел отель «Молино» и четверо белых, избивавших Ричарда Симса, которых видел Тимми. Никто из этих людей – ни толстяк, ни Джорджи, ни Ирвинг – не мог быть агентом «Власти – черным». Все это выглядело как смена сцены на театральных подмостках, вращение поворотного круга, когда медленно и постепенно перед вами предстает совершенно другая картина.

Снова позвонили в дверь. Теперь-то кто?

Питер подошел к двери, открыл ее и застыл с открытым от удивления ртом.

За дверью стояла высокая, стройная, темноволосая молодая женщина. Простое летнее ситцевое платье подчеркивало красивую фигуру с полной грудью и великолепным бронзовым загаром. В ее блестящих глазах искрилась мягкая насмешка.

– Привет, Питер, – сказала она низким хрипловатым голосом.

– Грейс! Грейс Майнафи!

– Можно войти?

– Дорогая моя девочка, конечно же входи!

Она шагнула ему навстречу. Ее крепкие руки на мгновение задержались на его плечах.

– Питер, дорогой, – сказала Грейс. – Я думала, что твои друзья никогда не уйдут. Я ждала напротив, через улицу. – Она вошла в комнату, с любопытством оглядывая ее. – Значит, вот где ты живешь… Комната такая же, как и ты сам: удобная и немного в беспорядке. – Ее пальцы дотронулись до пишущей машинки, стоявшей на письменном столе. – Интересно, она не сердится, когда ты ею не пользуешься? – И, повернувшись к нему, добавила: – Ах, Питер, я так рада нашей встрече!

Прошло два долгих года с того дня, как Питер обратил внимание на Грейс Майнафи. Это было время вспышки насилия и протеста – но история, происшедшая в другом месте и в другое время.

Сэм Майнафи, друг Питера, женился на Грейс, когда они работали вместе в «корпусе мира» в Северной Африке. Это была великолепная, идеальная пара. Но однажды, когда Сэм выступал с протестом на массовом митинге в одном маленьком городке штата Коннектикут, он был безжалостно сражен пулей убийцы. В это время Питер пришел на помощь Грейс. Нервы ее были совершенно расшатаны потерей мужа, которого она любила всем сердцем и разумом. Питер понял, что Грейс – человек огромного мужества, и почувствовал, как сильно нуждается в ней. Это стало его болью. Он не мог рассказать ей, что у него на сердце, потому что потеря Грейс была еще слишком свежа, слишком всепоглощающа. И Питер с горечью сказал себе, что одноногий калека – не пара для такой энергичной, полной жизни женщины, но даже и полноценный человек вряд ли мог бы занять место Сэма в ее жизни – по крайней мере, тогда.

Стайлс получил от нее письмо с выражением благодарности. Через несколько месяцев пришло еще одно с просьбой о рекомендации для устройства на работу. Конечно же он написал (он попытался вспомнить, что это была за работа, – что-то связанное с правительством). Постепенно все, что он чувствовал к ней, перегорело, но не умерло – именно это он понял, глядя на нее теперь.