Наклонившись, она подсунула руку Питеру под плечо и, улыбаясь, приподняла его в полусидячее положение. Затем поцеловала. Это не был легкий братский поцелуй. В нем был аромат весенних цветов.

– Тебе бы лучше телеграфировать своей жене, чтобы она скорей возвращалась из Пакистана, – сказала Джанет, – или я не обещаю, что не вторгнусь на ее территорию. – Все так же улыбаясь, она на шаг отступила от него. – Так что пристегивай свою дурацкую ногу, пока я готовлю тебе завтрак.

Когда она вышла, Питер откинул простыню, свесился с кровати и подтянул к себе протез. Если не считать пролежня на левом боку, чувствовал он себя куда лучше, чем до того, как отправился спать. В ванной он побрился и надел чистую рубашку, кинув старую, испачканную кровью, в корзинку для грязного белья. До него донесся запах кофе. Питер понял, что зверски голоден. Он не мог припомнить, когда ел в последний раз.

Но он не мог забыть, что Лаура, маленький Бобби и Тим Салливан все еще балансируют на краю пропасти. Джанет принесла из кухоньки яичницу, тосты и кофе и заставила его поесть. На маленьком столике в алькове уже стоял апельсиновый сок. Как давно ему не делали завтрака. За второй чашкой кофе, затянувшись первой сигаретой за день, Питер посвятил Джанет в подробности своих последних встреч – с Франсин Келлер и Закари. Пока он рассказывал, зазвонил телефон. Он посмотрел на часы. Около семи. У него напряглись мышцы, когда он снял трубку.

– Мистер Стайлс? – спросил незнакомый мужской голос.

– Да.

– Меня зовут Бернштейн. Морис Бернштейн.

– Да, мистер Бернштейн. – Питер увидел, что Джанет расслабилась и вернулась к своему кофе.

– Мне только что звонил Уоллес Крамер, адвокат Ллойда, – сообщил Бернштейн. – Он сказал, что вчера вы весь день искали меня.

– Искал.

– Можете верить или нет, но я вчера весь день с двумя друзьями рыбачил на Монтауке. Весь день мы не слушали никаких новостей, вплоть до позднего вечера. Едва только я их услышал, то сел на первый же поезд и вернулся в город.

– К происходящим событиям имеет отношение куча ваших клиентов, – сказал Питер.

– В частности, мистер Крамер, – уточнил Бернштейн. – Я сразу понял, что он, скорее всего, ищет меня. У меня целое досье на сенатора. Слышал я и о миссис Ллойд. Не сомневаюсь, мистер Крамер очень расстроен.

– Эдвард Закари рассказал мне, что вы работали и на сенатора, и на Сэма Селлерса.

Бернштейн замолчал, слышно было, как он дышит в трубку.

– Где мы можем поговорить, мистер Стайлс?

– Я бы предложил вам приехать сюда.

– Буду через пятнадцать минут, – сказал Бернштейн и отключился.

– Частный детектив, который работает на всех без разбора, – объяснил Питер, возвращаясь к Джанет за столик.

Она налила ему чашку свежего кофе и нахмурилась.

– Ты окончательно проснулся, Питер?

– Конечно. А что?

– Твой приятель Бач очень беспокоится о тебе. Тот тип, что ночью стрелял в тебя, вооружен и шутить явно не собирается. Они намерены застрелить тебя. Тебе досталась просто захватывающая роль.

– Мне пришлось согласиться.

– Ты хоть понимаешь, что, скорее всего, они сделают еще одну попытку? – Она говорила резко и жестко.

– Это не имеет никакого смысла, – сказал он. – То есть уже поздно. Все что я знаю, знают и Бач, и ты, и Фрэнк Девери, а также Рокки Джексон и Франсин Келлер, которой я тоже изложил свою теорию. Так что, милая, если даже устранить меня, толку от этого не будет. Даже напротив – все остальные поймут, что я был прав.

– Так объяви об этом по радио! – предложила Джанет. – Может, кому-то это еще неизвестно. Вынеси все это на публику, чтобы приятель, который стрелял в тебя прошлой ночью, понял, что нет смысла охотиться за тобой.

– Он не вернется, – сказал Питер. – Слишком поздно. Он, конечно, понял, что я все выложил тем, до кого ему не дотянуться. И если, убив меня, он надеялся покончить с моей теорией, то сейчас он не может не понимать – случись что со мной, ее подхватят остальные. У него была возможность замести следы, но он ее упустил.

– Тебе остается надеяться на это. – Джанет потянулась за сигаретой. – Вчера ты сказал, что мне стоит писать детективы. Может, я и в самом деле начиталась такой литературы? Питер, не упустил ли ты в своем повествовании каких-то фактов, о которых не упоминал ни мне, ни Бачу, ни остальным, потому что счел их несущественными, хотя они могут быть чертовски важны?

Питер улыбнулся:

– Ты думаешь, я знаю нечто, но не знаю, что именно, и посему не говорил об этом. Так?

– Да, так. Ну и?..

Питер покачал головой:

– Ты все знаешь в таком же объеме, как и я. – Но все же он задумался. Может, в самом деле что-то ему рассказали и Закари, и Франсин Келлер, а он отбросил эти детали в сторону, как неважные.

– У твоей мисс Келлер еще тот характер, – сказала Джанет. – Надо быть настоящей мазохисткой, чтобы спать с мужиком десять лет, получить от него пинок под зад, уступить свое место десятку девиц – и продолжать оставаться его преданной рабыней.

– Сначала она лелеяла надежды, что он захочет ее вернуть, – проговорил Питер.

– И продолжала надеяться все десять лет? Фу!

Питер ухмыльнулся:

– А что бы ты сделала на ее месте, если бы через десять лет тебя заменили кучей симпатичных курочек?

– Для начала я бы нарожала ему пяток ребят. Я очень плодовита. А если бы он попробовал меня выкинуть, то я бы ему сунула двустволку между глаз!

– Для начала Сэм Селлерс не доверил бы такой вечно беременной особе должность домоправительницы.

– Можешь мне поверить, с такой особой он бы и пикнуть не посмел, – засмеялась Джанет. – И еще получил бы репутацию хама и грубияна!

Морис Бернштейн оказался точен. Его внешний вид не мог не вызвать удивления. Частный детектив не имел ничего общего ни с Хэмфри Богартом, ни с Майком Коннорсом. Он был невысок, толст и лыс; у него была такая бледная кожа, что создавалось впечатление, будто он всю жизнь ел крахмалистую пищу. Курил он беспрерывно, и его короткие толстые пальцы были желтыми от никотина. Он носил очки в металлической оправе, за которыми невинно таращились широко расставленные серые глаза. Должно быть, он толковый специалист, подумал Питер, раз уж Крамер выбрал его. И видит Бог, он совершенно не бросается в глаза. Никому и в голову не придет присмотреться к нему, что, скорее всего, помогает в его работе. Похоже, он несколько смутился, встретив Джанет в обществе Питера.

– Сумасшедший день, – сказал он. – Просто невозможно прийти в себя. Но я думаю, что всем, имеющим отношение к этому делу, крепко достается. – У него был мягкий голос, и говорил он так, словно извинялся за что-то.

– К этому делу? – переспросил Питер.

– К похищению. Убийство Селлерса создало пиковое положение. И что теперь делать? – Бернштейн посмотрел на Джанет так, словно ждал от нее ответа.

Питер объяснил, почему она тут оказалась.

– Могу ли я предложить вам кофе, мистер Бернштейн? – спросила девушка.

– Это было бы прекрасно, – согласился он. Он старается быть вежливым, подумал Питер, с этой незнакомой женщиной. Бернштейн отпустил Джанет легкий поклон. Когда она исчезла на кухне, детектив повернулся к Питеру:

– Я обратил внимание на ваши слова – относительно моей работы на сенатора Вардона и Сэма Селлерса в дополнение к заданиям мистера Крамера.

– А вы… вы в самом деле?

Бернштейн кинул в рот очередную сигарету и с ловкостью фокусника прикурил ее.

– И да, и нет. – Он пожал плечами. – То есть я хочу сказать, что, будь вы врачом, вы же не отказались бы от больного лишь потому, что он деловой конкурент какого-то другого пациента.

– Своеобразная этика, должен признаться, – усмехнулся Питер.

– Вы так думаете? – прищурился Бернштейн. Он присосался к сигарете с такой жадностью, словно это была кислородная подушка. – Я работаю на Уоллеса Крамера около пятнадцати лет. Один из моих лучших клиентов. – Он выпустил клуб дыма. – Первым обратился к моим услугам. Расплачивается как с сотрудником.