Филька, конечно, не помнит, но ему так много раз рассказывали об этом событии, что он поверил, что все это было на самом деле. Наяву. Неужели он жалел маму свою? Этот крохотный комочек... Отец был в гостях, пришел домой навеселе, начал куражиться над женой. А годовалый Филька в это время смеялся и кидался ручонками то к матери, то к отцу. Но когда отец замахнулся кулаком на Марию, Филька вдруг перестал смеяться и отчаянно закричал. Протянул ручонки к матери, обхватил за шею и крепко прижался к ней. Утешал. Жалел. Защищал свою маму... Вот ведь, говорили старые казачки, сердчишко у мальца какое жалостливое... Добрый казак подрастает...

Мама... Мама... Однажды Филька вместе с табуном спускался в хутор. На прогоне его встретил закадычный дружок – Ленька. Два сапога – пара, так их в хуторе звали. Без них не обходилась ни одна шкода. Ленька, возбужденный, совал Фильке яблоко:

– На, надкуси, сладкое страшно.

– Сам-то пробовал?

– Я и так вижу.

– В чьем саду стянул?

– Галка дала... Да ты знаешь эту яблоню, в глубине сада. Помнишь, прошлым летом трясли ее?

Филька как-то невольно даже плечами шевельнул, словно на спине до сих пор болел рубец – уж больно удачно перетянул его тогда Глеб Иванович. Тогда ребята с Филькой во главе только в азарт вошли, обтрясывая яблоню, как неслышно возле с кнутом в руках оказался Глеб Иванович. Вся братва – врассыпную... А кнут у него был не конопляный, как у всех нормальных людей, а ременный, из сыромятной кожи... Потом, вспоминая, как это все произошло, Филька ругал себя на чем свет стоит... Если бы он убегал по-над плетнем, Глебу Ивановичу за ним не угнаться бы. Тяжел казак. Да если и достал бы Фильку кнутом, то только концом, по плечам или по ногам. Так нет же, Филька вздумал показать свою прыть – сиганул через плетень. В какой-то миг сгорбатился. Вот тут-то и настиг его кнут Глеба Ивановича – считай, через всю спину плотно прилег... Не надо было выгибаться и так откровенно подставлять спину под удар. Не сообразил вовремя, свалял дурака, одним словом. Теперь-то он умнее будет, так ведь это каждый грозится после драки...

– А что, если попробовать еще раз? – соблазняя Ленька, будто угадывая мысли своего атамана, косо посматривая на Фильку.

– Жалеешь? – отозвался атаман, ему показалось, что Ленька скользнул взглядом по его спине, напоминая о прошлогодней встрече в саду Глеба Ивановича.

– Брось обижаться, – успокаивал Ленька, – я и позабыл про тот случай, мало ли их было, что ли... А этот Глеб – вреднючий казак. Он Ванюшку-дурачка крапивой стеганул...

– Когда?

– Да ныне.

– Вот зараза! Ведь грех обижать убогих.

– Идет, это значится, Ванюшка-дурачок по-над садом в своей неизменной суровой рубахе и, протягивая руку, мычит, мол, добрый дяденька, дай яблочко. А Глеб сорвал крапиву и по голым местам Ванюшку...

– Сволочь! Все, решено – трясем яблоню нынче же ночью. – У Фильки глаза горели гневом.

– А если... – несмело подал голос Ленька.

– Трусишь? – Филька-атаман в упор смотрел на своего друга.

– Не особо, но...

– Можешь не ходить со мной! – отрезал атаман.

– Куда же я без тебя. Подыхать, так с музыкой, – невесело усмехнулся Ленька.

– Только без сомнений. Засомневался, считай, поймают... Надо все точно продумать. Так просто лезть на рожон – дураков нет. Разузнал что-нибудь?

– В шалаше ночует Глеб. Рядом кобель на цепи. На ночь он его спускает.

– Да-а... – почесал затылок Филька. Потом, оживившись, спросил: – У вас чувал целый?

– Какой?

– Ну тот, в каком мать хмель хоронит.

– Кажись, в амбаре, только в дырах весь.

– Найди крепкие суровые нитки – и к темноте чтоб был мешок в порядке.

– Сделаю.

На землю спустились ранние южные сумерки. Хутор, угомонившись, отходил ко сну. Тишину нарушали лишь птичьи голоса, с хлебного поля перепела призывали: «Спать пора... Спать пора...»

Кажется, только Филька и Ленька ничего и никого не слышали. Затаив дыхание, они лежали под плетнем сада Кушнарева. С нетерпением ждали, когда он обойдет сад и уляжется в шалаше.

Вот под его тяжелыми шагами что-то громко хрустнуло. Филька тотчас шепнул:

– Яблоко раздавил... О, теперь пойдет к шалашу... Точно... Слышь, соломой шуршит, укладывается...

– Да-то, устал небось за день – время как раз передохнуть.

– Пожалел заразу... Интересно, где он кнут держит?

– Нынче он ему не понадобится.

– Ты думаешь?

– Уверен... Пора... Как договорились...

– Рванули!

Хрястнули колья плетня – и ребята уже были в саду. Быстро кинулись к шалашу, наверное, что-то придумали новое. Обычно они старались как можно дальше его обходить. А тут все делают наоборот... Кобель закружился на цепи, поднял яростный лай.

Глеб Иванович заворошился в шалаше.

Ребята, добежав до шалаша, над выходом из него растопырили горловину огромного чувала. Она как бы служила продолжением темени шалаша. Попадется ли на эту удочку Глеб Иванович?

– Растопыривай шире!.. – тревожно зашептал Филька.

– Он уже полез в чувал!.. – обрадованно отозвался Ленька.

– Хорош! Есть!.. Концы чувала из рук уползают...

– Валяй!.. Утаптывай по всему чувалу!.. Завязывай!.. Садись на него и держи...

Глеб Иванович то ли от неожиданности, то ли от испуга, можно сказать, совсем не сопротивлялся и дал возможность изловить себя таким простым способом.

Филька уже был на яблоне и тряс ее. Яблоки гулко падали на землю, словно вдали вскачь неслась бричка по кочковатой дороге.

Кобель захлебывался от лая.

Ленька вдруг заорал:

– Ой!

– Ты чего? – крикнул Филька.

– Он, зараза, сквозь мешок грызанул за... энто место...

– Не подставляй... Давай сюда!.. Собирай яблоки – в айда!

И тут послышался рев Глеба Ивановича:

– Караул!.. Грабят!.. На помощь!.. – Потом он страшно заматерился и начал грозить расправой с невидимыми разбойниками.

Хутор вдруг взбудоражился, казаки начали выскакивать из куреней на помощь Глебу Ивановичу.

Тут же хрястнули плетни, послышался топот босых ног по дороге, и все стихло. Лишь визжал от возмущения кобель и преданно терся взъерошенной шерстью о чувал, в котором бился его хозяин. Наконец он прорвал дыру, освободился из плена и начал потихоньку чертыхаться и ощупывать на своем теле ушибленные места.

Бежавшие казаки, будто спотыкаясь о тишину, останавливались, прислушивались и нехотя разбредались по своим куреням. Они уже догадывались, что кто-то над кем-то зло подшутил или по бедовой отваге залез в чужой сад и поднял этот невсамделишный тарарам.

Запыхавшись, Филька и Ленька остановились возле глухой левады.

– Побежим дальше или тут будем есть яблоки?

– Луна как по заказу поднимается, скоро видно будет как на ладошке. В случае чего успеем драпануть.

– Ты думаешь, Глеб погонится? Да он теперь только к памяти начинает приходить. Лови нас – ветра в поле. Тогда узнают все, что его в мешок засунули. Позор. Не-е, он это будет переживать в одиночку.

– На худой конец, на пару с Трезором.

– Здорово! Сообща можно и черта узлом завязать.

Балагуря, ребята уселись на траву и начали из штанов вытаскивать концы суровых рубах – оттуда посыпались яблоки.

Филька откусил яблоко и с разинутым ртом уставился в гущину зарослей. Оттуда вышел человек... без головы. И весь как есть... голый... Лунный свет облил эту странную до ужаса фигуру, и она двинулась к ребятам. Но несмело, неуверенно... Ступила ногой в одну сторону... в другую... Остановилась.

– Глянь... – Филька толкнул Леньку.

– Что ото?

– Не знаю.

Вдруг послышался слабый женский голос:

– Помогите...

– Бабий голос, – определил Ленька.

– Я без тебя слышу, что бабий... – Филька на животе подполз ближе к этой таинственной фигуре и глазам своим не поверил. От охватившего волнения уткнулся головой в землю.