— Офицер Рудерман, вы можете вспомнить то, что произошло в сентябре прошлого года?

— Не знаю, сэр, — отозвался он. — Это было очень давно.

— Я имею в виду двадцать седьмое сентября, время примерно одиннадцать тридцать вечера. Доктор Натан Хелсингер приехал сюда и предъявил медицинское свидетельство, требующее немедленной транспортировки пациента…

— Ах да, сэр. Фамилия девушки Уиттейкер.

— Меня интересует именно этот случай.

— Да, сэр, я помню его.

— Вы сопровождали доктора Хелсингера в дом Уиттейкеров?

— Да, сэр.

— Добрались туда незадолго до полуночи?

— Да, сэр, примерно без четверти двенадцать.

— Кто был дома, когда вы приехали?

— Нас встретили мать девушки и ее адвокат.

— Алиса Уиттейкер?

— Да, сэр, так ее звали.

— И ее адвокат — Марк Риттер?

— Да, сэр.

— Что происходило, когда вы прибыли туда?

— Мне сказали, что девушка наверху. Я уже знал… Доктор Хелсингер информировал меня… о том, что от меня требуется.

— И что же от вас требовалось?

— Отправить девушку в госпиталь Добрых Самаритян для осмотра и обследования.

— Что было дальше?

— Мы поднялись наверх…

— Кто?

— Я, миссис Уиттейкер и ее адвокат.

— Доктор Хелсингер не сопровождал вас?

— Нет, сэр, он остался внизу.

— Вы трое вошли…

— Да, сэр.

— В комнату Сары?

— Да, сэр.

— Дверь в ее комнату была заперта?

— Да, сэр, она была закрыта.

— Как же вы вошли?

— Мать постучала в дверь, и девушка спросила, кто там или кто это — что-то в этом роде, — и мать ответила, что это она. И девушка сказала: «Входи». И мы вошли.

— Кто вошел первым в ее комнату?

— Мистер Риттер.

— А затем?

— Ее мать. Миссис Уиттейкер.

— А вы последний?

— Да, сэр. Они сказали, что не хотят травмировать ее, она пыталась перерезать себе вены. Они не хотели, чтобы она сначала увидела… Они считали, что она сильно расстроится, если первым увидит полицейского.

— И она расстроилась, когда увидела вас?

— Нет, сэр, не сразу. Понимаете, она не сознавала, что происходит.

— Что вы имеете в виду? Она была ошарашена, сбита с толку или…

— Нет, нет, ничего похожего. Она не понимала, почему мы здесь, спрашивала, не было ли ограбления… Она, конечно, имела в виду кражу со взломом. Многие граждане не чувствуют разницы между ограблением и кражей. Она думала, что дом обокрали или что-нибудь такое. И этим объясняла присутствие полиции.

— Кто разъяснил ей настоящую причину?

— Мистер Риттер.

— Что он сказал?

— Он сказал… вам нужны точные выражения?

— Насколько вы сумеете их припомнить.

— Он сказал… что-то вроде… Сейчас вспомню… Он сказал: «Сара, этот джентльмен здесь для того, чтобы отправить вас в госпиталь». Он имел в виду меня. Я был тот самый джентльмен.

— Как она реагировала?

— Она сказала: «Госпиталь? Я не больна, почему я должна туда ехать?» Что-то похожее, не уверен в точности выражений. В общем, она твердила, что чувствует себя прекрасно и зачем бы ей отправляться в госпиталь? Вот что она говорила.

— Она употребляла именно эти слова?

— Нет, сэр, я уже сказал вам, что не уверен в точности выражений. Но примерно так.

— Она показалась вам больной?

— Я не врач.

— Тем не менее, было ли ее поведение странным, беспорядочным, возбужденным?

— Да, сэр, она казалась возбужденной.

— Из-за того, что вы намеревались отправить ее в госпиталь?

— Да, сэр. А также из-за присутствия полиции. Она все время спрашивала, зачем здесь полицейский офицер. Я пытался успокоить ее. Объяснил ей, что у нас медицинское свидетельство, предписывающее отвезти ее в госпиталь, но она захотела узнать, что за свидетельство, кто подписал его, и все больше волновалась, сэр.

— Что вы хотите сказать?

— Ну, она вскочила с постели…

— В чем она была?

— В обычной ночной одежде, сэр, похожей на ту, которая на куклах. Ночная рубашка и панталоны.

— Она была одета как для сна?

— Да, сэр. Она и была в постели, когда мы вошли к ней.

— Вы сказали, она выскочила из постели…

— Да, сэр, и начала расхаживать по комнате, без конца повторяя один и тот же вопрос: зачем нужен госпиталь, если она не больна? Я сказал что-то вроде: «Пойдемте, мисс» — и постарался ее утихомирить. Но она внезапно размахнулась…

— Пыталась ударить вас?

— Да, сэр. Хотела ударить меня кулаком.

— «Теперь пойдемте, мисс» — это все, что вы ей сказали?

— «Теперь пойдемте спокойно», что-то вроде этого.

— И она ударила вас.

— Бросилась на меня, как летучая мышь из ада.

— Но она ударила вас или нет?

— Нет, сэр. Я уклонился.

— Что это значит?

— Я сделал шаг в сторону, схватил руку девушки и скрутил у нее за спиной. Потому что она неистовствовала.

— И тогда вы надели на нее наручники?

— Нет, сэр. Не в тот момент.

— Вы удерживали ее?

— Что ж, сэр, я удерживал ее, завернув ей руку за спину, и, возможно, причинял ей боль, когда дергал руку. Мать девушки подошла к ней и сказала, что это делается для ее же блага, а она плюнула своей матери в лицо и произнесла… Вы хотите, чтобы я привел ее точные слова?

— Пожалуйста.

— Она крикнула: «Ты — грязная шлюха!» Но на самом деле она употребила еще более грубое слово, сэр. А затем попыталась вырваться и наброситься на мать. Я держал ее за правую руку, но она выдернула левую, чтобы вцепиться в лицо матери.

— И тогда вы надели на нее наручники?

— Да, сэр.

— Руки у нее были за спиной?

— Да, сэр. Согласно правилам.

— И вывели ее из комнаты?

— Вывел ее из дома, да, сэр.

— В ночной рубашке и панталонах?

— В том, что было на ней, сэр.

— И в таком виде ее препроводили в госпиталь? В ночной рубашке и панталонах?

— Да, сэр.

— Кто-нибудь предлагал одеть ее, прежде чем увести из дома?

— На ней были наручники, сэр. И было бы чрезвычайно трудно одеть ее. Потребовалось бы снять наручники. А это означало подвергнуться риску нового нападения.

— Скажите мне, офицер Рудерман, когда вы вошли в комнату Сары, вы обыскивали ее с целью найти лезвие бритвы?

— Нет.

— Вы уверены, что не делали этого?

— Никакого формального обыска не было, сэр. Я просто осмотрелся — ведь мне сказали, что она пыталась перерезать себе запястья. Я огляделся в поисках орудия, но обыска не производил.

— Не открывали шкаф, какие-нибудь ящики?

— Нет, сэр. Просто посмотрел на комоде и на тумбочке у постели, это все, сэр.

— Вы не видели лезвия бритвы?

— Никакого лезвия бритвы там не было, насколько я могу судить, сэр.

— А какой-нибудь другой режущий инструмент?

— Никакого режущего инструмента, сэр.

— Никаких ножей…

— Нет, сэр.

— Или ножниц?

— Ничего такого, сэр.

— Вы не обнаружили в комнате пятен крови?

— Нет, насколько я мог заметить, сэр.

— Вы искали пятна крови?

— Я подумал, что, если бы она пыталась перерезать себе вены, в спальне могли остаться пятна крови.

— Но вы их не видели?

— Нет, сэр. Отыскивание пятен крови не было моей главной задачей, но, как я уже говорил, я осмотрелся, бросил взгляд туда, сюда…

— И не увидели пятен крови?

— Нет, не увидел, это правда.

— Никаких пятен крови на простынях…

— Никаких.

— Или на наволочках?

— Нет, сэр.

— Или где-нибудь в другом месте в комнате?

— Нигде не было никаких пятен крови, сэр.

— Что было потом?

— Я отвез ее к Добрым Самаритянам.

— Кто-нибудь сопровождал вас?

— Они следовали за нами в машине мистера Риттера.

— Сара Уиттейкер говорила вам что-нибудь, пока вы ехали в госпиталь? Вы были одни в машине, так я понял.

— Одни, сэр.

— Она что-нибудь сказала?

— Да, сэр.

— Что?

— Она сказала, что мать преследует ее из-за денег, что она затеяла все это, чтобы присвоить себе ее деньги.