— Фрэнк утверждает, что популярность этим классам создает костюм. Женщина чувствует себя в нем словно танцовщица в труппе Боба Фосса. Стоит предложить им являться на занятия в блекло-голубых джинсах и серых тренировочных свитерах, как посещаемость упадет наполовину. Так говорит Фрэнк.

— Фрэнк, — отозвалась Сьюзен и кивнула, как бы вспомнив о ком-то полузабытом.

Снова наступило молчание. Где-то запела птица, ей откликнулась другая.

Сьюзен протянула Мэтью пустой бокал. Он взял его и пошел к дому так привычно и свободно, словно никогда не покидал его; подошел к бару и налил остаток мартини поровну в ее и свой бокал. Когда он вернулся в патио, Сьюзен сидела закинув ногу на ногу и смотрела на бассейн и канал за ним. Мэтью испытал внезапное и острое желание подойти и дотронуться до нее, положить руку ей на бедро… но удержался и просто сел рядом с ней в шезлонг и протянул ей бокал.

— Мы не должны пить слишком много, иначе не сможем отвечать за свое поведение, — потягивая мартини, сказала Сьюзен.

— А мы позвоним потом в «Граун-ап».

— Вот-вот, и спросим у них, чем мы занимались.

— Глаза и уши мира.

— Уста мира, — добавила Сьюзен.

— Вчера я был недалек от того, чтобы и в самом деле позвонить им. — И Мэтью рассказал Сьюзен о телефонной стычке с детективом Купером Роулзом. Она слушала внимательно, как в добрые старые времена, когда он приходил со службы и делился с ней своими проблемами, и она слушала потому, что ей это было интересно и волновало ее.

— Что же ты собираешься делать? — спросила Сьюзен.

— То же, что и делал. Если у меня есть вопросы, на которые мне необходимо получить ответ, я эти вопросы задаю.

— Несмотря на предупреждение?

— Я вовсе не считаю, что вмешиваюсь не в свое дело.

— Не о том речь, — возразила Сьюзен. — Если бы ты и вмешивался, ты бы все равно продолжал, верно?

— Пусть так, — улыбнулся он. — Но я, как судебный исполнитель, не считаю, что чиню препятствия правосудию или ставлю следователю палки в колеса, торможу следствие…

— Но ты продолжал бы? — не отступала Сьюзен.

— Да.

— Потому что тебе это нравится.

— Хорошо, но я…

— Нравится, Мэтью?

— Ну, предположим, нравится.

— Тогда почему бы тебе не изучить уголовное право…

— Но есть много таких вещей…

— Не перебивай. И не применять свои знания на деле?

Он уставился на нее.

Легкая ирония в высоко поднятых бровях и широко раскрытых карих глазах.

Она задала вопрос.

Почему не применять на практике уголовное право — расследовать преступления профессионально.

Очень просто.

— Почему бы и нет? — повторила она. — Я чувствую, что тебе это будет интереснее, чем то, чем ты занимаешься теперь.

В самом деле, почему бы и нет, подумал он, наклонился и быстро поцеловал ее в щеку.

— Спасибо тебе, — сказал он.

— Разве это истинная благодарность? — Сьюзен потянулась к нему, обняла руками за шею и притянула вниз, к себе. Несколько секунд они неловко трепыхались, Мэтью — на краю шезлонга, стараясь не свалиться на землю, а Сьюзен — пытаясь отодвинуться вбок и дать Мэтью место; вполне естественная ситуация, порожденная внезапным порывом Сьюзен, к которому Мэтью не был подготовлен, и, к счастью, напомнившая им о далеких днях их первых встреч. Они вертелись, сталкивались бедрами, хватали друг друга за руки и наконец кое-как уместились вдвоем в шезлонге, втиснулись в него — Сьюзен, с задравшимся с левой стороны чуть не до талии платьем, Мэтью, наполовину угнездившийся на ней, левая рука придавлена его собственным телом, правая обвилась вокруг бедер Сьюзен. И они поцеловались.

Мэтью позже пытался уяснить самому себе, что это был за поцелуй.

Они, разумеется, целовались много раз. Целовались, как влюбленные, страстно сжимая друг друга в объятиях, — эти поцелуи были самое большее, что девушка могла ему позволить, и они оставались единственным выражением их взаимной любви. Потом поцелуи сделались прелюдией к интимным ласкам — быстрые, бурные, с ними надо было поскорее покончить, как со скучными страницами в романе, за которыми следует самое интересное. Потом, когда их брак устоялся, поцелуи превратились в обыденный символ супружества, — они целовали друг друга в щеку, встречаясь или расставаясь, а ночью, в постели, — достаточно бесстрастно перед тем, как совершить некий почти механический акт. И наконец, поцелуи тогда, в воскресенье, поспешные и какие-то полубезумные, ведущие, однако, к определенной цели, причем оба испытывали нечто вроде страха перед тем, что должно произойти, и одновременно боялись, что это не произойдет, если у одного из них вдруг переменится настроение.

Теперь же…

Это был во всех смыслах первый поцелуй.

Прежде всего потому, что вернул обоих к тому вечеру в Чикаго, когда они и в самом деле поцеловались впервые у дверей ее дома, на ярко освещенном крыльце, под жужжание и трепет полета ночных насекомых, кружащихся вокруг электрического плафона. «Мне было хорошо сегодня, Мэтью». — «И мне тоже…» Губы их соприкоснулись, потом слились, она закинула руки ему на шею, он обнял ее, чтобы крепче прижать к себе, и она, почувствовав его мужское напряжение, шепнула прерывисто: «Боже мой!», оттолкнула его, взглянула ему в глаза, поцеловала еще раз быстрым, легким поцелуем — и убежала в дом.

Но было и другое.

Впервые после того, как они разошлись и достаточно долго вели самостоятельную жизнь, совершенно отдельную друг от друга, каждый со своим любовным опытом, оба поняли, чем может быть самый обыкновенный поцелуй, так сказать, соприкосновение губ в результате сокращения определенной группы мышц: это нечто сильное, пылкое и всепоглощающее.

…Они разомкнули объятия.

И Сьюзен произнесла то же, что и тогда в Чикаго, много лет назад:

— Боже мой!

Прерывисто и почти не слышно.

И потом:

— Давай вернемся в дом.

Эрнесто считал, что нынче с утра они должны пустить слух о своем намерении приобрести кокаин. Был уже понедельник, в Калузе они торчат четвертый день, смех да и только. Как и приказал им Амарос, они связались с Мартином Клементом из ресторана «Весна», но ничего дельного от него не услышали, стало быть, должны сами что-то предпринять. Поскольку девица занимается проституцией и не особенно разбирается в том, как толкнуть четыре кило кокаина, она явно станет искать покупателей.

— Слово даю, что она шастает повсюду в поисках покупателя, — сказал он Доминго по-испански. Между собой они всегда объяснялись на испанском языке.

— А может, она хочет вынюхать все четыре кило сама, — возразил Доминго.

— Если кто крадет целых четыре мешка кокаина, то уж не для того, чтобы нюхать. Такое количество уводят, чтобы продать.

— Пускай ты прав, — согласился Доминго, — да только не стоит рисковать и трепаться, что мы хотим купить много кокаина. Мы же не знаем, как обстоит дело с наркотиками здесь, в Калузе.

На первый взгляд Доминго казалось, что в Калузе с этим все нормально, однако есть испанская поговорка «Las appariencias engañan»,[53] по-английски примерно так: не суди о книжке по переплету. Черт ее знает, эту Калузу! Может, здесь полиция за всеми следит и обо всем сразу пронюхивает. Если по городу расползется слух, что они с Эрнесто собираются приобрести большое количество наркотика, то в один прекрасный день их встретит у ворот мотеля представитель закона.

С другой стороны, вполне вероятно, что вы можете купить здесь четыре упаковки кокаина прямо на Мэйн-стрит. Стало быть, есть в городе люди, которые крепко поставили дело, и вряд ли им понравится, если два пижона из Майами-Бич начнут разгуливать по Калузе в поисках большой партии товара.

— Стоит очень и очень подумать, — заключил свои рассуждения Доминго, — если хочешь остаться в живых или не угодить в тюрьму.

В последних сообщениях из управления по защите законности во Флориде не упоминалось о торговле наркотиками ни в округе Калуза, ни в самом городе. В них говорилось, что уровень преступности в штате в последнее время возрастает, особенно по сравнению с предыдущими двумя годами, когда, наоборот, наблюдалось снижение этого уровня. Статистика в расчете на сто тысяч населения включала так называемые серьезные преступления: убийства, изнасилования, ограбления, нанесение тяжких телесных повреждений, хищения, воровство, угон машин. Продажа четырех килограммов кокаина на Мэйн-стрит либо не считалась серьезным преступлением, либо в управлении просто не могли себе этого представить. В округе Калуза зарегистрировано в прошедшем году 13 236 серьезных преступлений, на одиннадцать процентов больше по сравнению с 11 928 за предыдущий год. Совершено шестнадцать убийств, большинство из них представляло собой случаи, когда убийца и потерпевший знали друг друга. Цифра изнасилований поднялась с 97 до 127. Более или менее сходная статистика наблюдается для остальных категорий, не считая угона машин.