— Как я уже вам говорил, она ухитрилась только слегка порезать себя.

— Миссис Уиттейкер сразу же обратилась к вам. Рана ее дочери кровоточила, но она не позвонила своему врачу, а вместо этого пригласила психиатра.

— Кровотечение прекратилось, когда была наложена повязка. Я уже говорил вам несколько раз, что разрез был неглубоким. Однако дочь Алисы Уиттейкер предприняла попытку к самоубийству, а самоубийство, мистер Хоуп, — это не тот акт, который можно считать нормой человеческого поведения. Для миссис Уиттейкер было очевидным, что психиатр необходим. Очутившись в подобной ситуации, разве вы сами не пригласили бы психиатра?

— Вы сказали, что ирреальная атмосфера, несомненно, существовала еще до того, как ее отец…

— Я сказал, она должна была существовать.

— Это одно и то же, разве нет?

— Это логичное предположение, основанное на изучении обычных ирреальных моделей в поведении и сознании людей. Врачи, которые лечат Сару в «Убежище», могли бы больше рассказать вам о происхождении ее болезни.

— Но когда вы осматривали ее…

— Да?

— Вы тогда и пришли к выводу об ирреальной атмосфере, которая существовала в ее доме?

— Я учитывал такую возможность, исходя из моего личного опыта.

— Вы когда-нибудь осматривали Сару раньше?

— Выходит, миссис Уиттейкер просто «выхватила» вас из телефонного справочника?

— Много лет назад я был другом этой семьи, — возразил Хелсингер. — Простите меня, мистер Хоуп, но через десять минут ко мне придет пациент. Кроме того, у меня есть вызовы.

— Всего лишь несколько вопросов, доктор Хелсингер, если позволите.

Он снова посмотрел на часы.

— Что ж, — сказал он и вздохнул.

— Когда вы осматривали Сару впервые… она уже слышала голоса?

— Да, она обнаруживала многие, если не все, симптомы первого ряда, указывающие на параноидальную шизофрению.

— Которые и убедили вас в необходимости подписать свидетельство о ее немедленном препровождении в психиатрическую лечебницу, согласно акту Бейкера?

— Да. Все указывало на то, что ее следует поместить в психиатрическую клинику. И как можно скорее.

— Такой вывод сделан на основе одного-единственного раза, когда вы осматривали Сару Уиттейкер?

— Мистер Хоуп, — устало произнес Хелсингер. — Я опытный психиатр и не нуждаюсь в повторных осмотрах, чтобы установить шизофрению, когда я с ней сталкиваюсь.

— А вам приходилось с ней часто сталкиваться? До этого случая?

— Бесчисленное множество раз.

— Вы уже упоминали, что познакомились с Сарой еще до того злополучного вечера. Вы знали ее семью. Я так понял, что вы давний друг семьи Уиттейкеров?

— Это правда.

— Когда вы встречались с Сарой в обществе, вам она казалась умственно неполноценной?

— Нет.

— Выходит, симптомы болезни вы заметили впервые в тот вечер — двадцать седьмого сентября прошлого года?

— Да.

— И вы были так сильно обеспокоены, что подписали медицинское заключение о критическом состоянии Сары и необходимости отправить ее в психиатрическую клинику немедленно — в сопровождении представителя охраны общественного порядка?

— Я не был обеспокоен, мистер Хоуп. Я осмотрел молодую женщину, у которой обнаружились симптомы первого ряда параноидальной шизофрении. Более того, эта женщина только что покушалась на свою жизнь. Это был мой долг — поместить ее в психиатрическую клинику. А теперь, мистер Хоуп, вы должны признать, будучи сами профессионалом, что я уделил вам слишком много времени. Я прошел через вашу инквизицию, проявив больше выдержки и терпения, чем, наверное, сумел бы, отвечая на вопросы в суде, под присягой. У меня действительно есть неотложные визиты, так что если вы позволите…

— Конечно, — сказал я. — Спасибо, что вы уделили мне столько времени.

Я встал и направился к выходу. Когда я взялся за ручку двери, Хелсингер окликнул меня:

— Мистер Хоуп?

Я обернулся.

— Да?

— Оставьте это, — сказал он мягко. — Сара очень серьезно больна. Верьте мне. Прошу вас поверить мне.

Гораздо позже я получил возможность увидеть досье девушки, которую выудили из реки Сограсс. Временно, до установления личности, она значилась в полицейских документах как Джейн Доу. Теперь, возвращаясь к прошлому, я очень сожалею, что не знал, в каком направлении шло расследование этого дела Блумом. Калуза — город с размеренным бытом, случайные встречи здесь редки, и после моего визита в офис Блума 15 апреля я больше с ним не виделся. Сейчас, когда я постфактум восстанавливаю ход расследования, мне кажется, что, знай я об этом раньше, — многих смог бы уберечь от горя.

В досье Джейн Доу лежали фотографии, заключения специалистов, лабораторные анализы, судебные отчеты, рапорты из следственного отдела, а также словесные описания и интервью на месте происшествия. Когда досье наконец попало ко мне, Джейн Доу уже была идентифицирована как Трейси Килбурн, и на папке значилось: «Трейси Килбурн». Прижизненные ее фотографии изображали высокую светловолосую женщину со светлыми глазами и изящной фигурой. На всех снимках она сияла улыбкой. Когда я увидел досье, оно все еще считалось «открытым», то есть дело не было завершено.

Утром 16 апреля, пока я сидел в приемной доктора Хелсингера, беседуя с пациентом, ожидающим дождя, помощник патологоанатома Тимоти Хэнсон был занят своим страшным делом — изучал останки Джейн Доу с целью: а) идентификации трупа и б) установления причины гибели девушки и времени, истекшего после смерти.

Красное платье, которое было на ней, уже отослали в лабораторию. На трупе не было белья — ни трусиков, ни лифчика. Обувь тоже отсутствовала. Если девушка утопилась, она или сняла туфли, перед тем как войти в воду, или аллигаторы, проглотившие обе ноги погибшей, сделали то же самое и с обувью. Хэнсон считал это маловероятным. Аллигаторы — не акулы.

Тело уже разложилось.

В судебной патологии существует грубый, практический метод, с помощью которого на основании степени разложения трупа определяются сроки его пребывания в земле, воде или на воздухе. При этом неделя пребывания трупа на открытом воздухе приравнивается к двум неделям его пребывания в воде или восьми неделям — в почве. Едва бросив взгляд на труп, Хэнсон сразу же определил, что тело пробыло в воде долгое время. Волос почти не было, а речные обитатели уничтожили плоть вокруг глаз, губ и ушей. Вода постепенно размывала и уносила мышцы с лица, рук и ног, но несколько пальцев на руках, в том числе и большой палец, остались нетронутыми.

Что касается жировых отложений, то тело утрачивает защитный покров — кожу — после продолжительного пребывания в воде и в верхних слоях подкожного жира образуется материал, похожий и на жир и на воск одновременно. Грязное желто-белое вещество известно как жиро-воск, или трупный воск. Его происхождение обусловлено разложением животного жира на жирные кислоты.

От тела, лежащего на столе, исходил типичный запах трупного воска, но Хэнсон все-таки проверил несколько образцов — сначала в воде, где воск плавал, потом в алкоголе и эфире, где воск растворился, наконец — в разведенном медном купоросе. Последняя проба приобрела бледный, серо-голубоватый оттенок. Хэнсон знал, что трупный воск образуется сначала в подкожных тканях и только позднее — в жировых отложениях. Формирование трупного воска у взрослого утопленника завершается в пределах от двенадцати до восемнадцати месяцев. Осматривая труп Джейн Доу, Хэнсон прикинул, что он находился в воде от шести до девяти месяцев.

Хотя голова полностью лишилась волос, волосяной покров отчасти сохранился у лобка, и оттуда были взяты образцы для подтверждения того, что жертва была блондинкой. Она числилась «жертвой» в полицейском досье, где самоубийство и убийство расследуются одинаково. Хэнсон, однако, подозревал, что блондинка оказалась жертвой убийства.

В горле Джейн Доу зияла дырка от пули, ясно различимая, несмотря на то, что большая часть кожи была изгрызена подводными тварями.