Сара сообщила мне, что ее привезли в наручниках и поместили сюда, на основании акта Бейкера, как лицо, умственно неполноценное и могущее «причинять вред самой себе или окружающим».

— Почему ты не хочешь говорить о детях? — спросила молодая женщина на соседней скамье.

— Но я говорил тебе о них, Бекки, — возразил мужчина. Он все еще держал женщину за руку.

— Нет, не говорил! — Женщина повысила голос.

— Дети себя прекрасно чувствуют, — устало сказал ее спутник.

Служитель, стоявший на берегу, оторвался от созерцания озера и посмотрел на молодую пару.

— О-о, — протянула Сара.

— Как дети? — спросила женщина.

— Я только что сказал тебе — прекрасно.

— Как поживает маленькая Эми? — Женщина отняла свою ладонь и сидела сжимая кулаки.

— Превосходно. Она принесла домой «А»…[4]

— У нее все еще эти ужасные змеи в волосах? — спросила женщина.

— В волосах Эми нет никаких змей, — мягко заметил мужчина. — Тебе это хорошо известно, Бекки.

— С ядовитыми зубами… — добавила Бекки.

Служитель приближался, быстро и целеустремленно.

— Что-то же надо делать с этими змеями, пока они не укусили девочку! — настаивала Бекки.

— Я расчесываю ей волосы каждый вечер, — сказал мужчина. — Пятьдесят раз, как ты меня учила.

— А твои змеи? — осведомилась Бекки. Ее лицо внезапно приняло похотливое выражение. — Ты расчесываешь своих змей?

Она схватила его за ширинку.

— Хочешь, чтобы я укусила твоих змей? — спросила она, сжимая руку. — Чтобы мои зубы вонзились в твой большой и красивый…

— Миссис Холли? — вмешался неожиданно возникший служитель. Его тень упала на скамью. — Как мы ведем себя, миссис Холли?

Бекки выпрямилась, сложила руки на коленях, как провинившаяся школьница.

— Хорошо, сэр, — сказала она, опуская голову.

— Может быть, нам лучше вернуться и немного отдохнуть, а, миссис Холли?

— Нет, благодарю вас, сэр, я не устала.

— Даже если и так… — Служитель повернулся к мужчине. — Извините меня, мистер Холли, я думаю, будет лучше, если ваша жена пойдет к себе и немного отдохнет.

— Я хочу укусить твой пенис, — заявила Бекки служителю.

— О’кей. — Он мягко взял ее за локоть. — Пойдемте.

— Кто этот человек? — изумилась Бекки, поглядев на собственного мужа.

— Идемте, идемте. — Служитель подтолкнул Бекки, понуждая ее встать.

— Почему ему разрешается вторгаться сюда, нарушать тишину?

— Идемте же! — строго сказал служитель. Джейк, находившийся поблизости, наблюдал за ситуацией, готовый прийти на помощь.

— А теперь попрощайтесь с вашим мужем.

— Не говорите глупостей! — отозвалась Бекки. — Какой муж? Обычный уголовник.

Она пренебрежительно фыркнула и, повинуясь знаку служителя, покорно пошла рядом с ним. Он поддерживал ее за локоть. Пара удалилась. Молодой человек, муж Бекки, остался сидеть на скамье. Вид у него был самый жалкий, голова опущена, невидящие глаза потуплены долу.

Сара тяжело вздохнула.

— Передайте мое почтение губернатору, — пробормотала она.

Я ничего не ответил.

— Сексуальные фантазии свирепствуют в этом заведении.

Я снова промолчал.

— Хотите услышать остальное? — спросила Сара. — Или боитесь, что я напущу на вас Бекки?

— Хочу услышать остальное.

— Все сделано в строгом соответствии с законом, — отчеканил Марк Риттер.

Как белый гигантский Будда, он восседал в углу, за письменным столом, в офисе компании «Риттер, Рэндалл и Голденбаум», находившемся менее чем в шести кварталах от моей собственной конторы. Судя по всему Марк Риттер никогда не позволял солнечным лучам касаться какой-либо части своего тела. Я видел его на теннисных кортах закутанным, словно араб. Только глаза выглядывали из бурнуса, полностью закрывавшего его голову и лицо.

В данный момент Марк был одет во все белое: помятый белый костюм, взмокшая от пота белая рубашка, испещренный жирными пятнами галстук, грязные белые туфли из оленьей кожи. Утреннее солнце, заглянувшее в комнату с востока, сверкнуло на скромной платиновой заколке для галстука. Казалось, передо мной сидел опустившийся портовый бродяга, выбеленный солнцем и погрузневший.

Был понедельник, начало трудовой недели.

— Насколько глубок ваш интерес к этому делу? — осведомился Марк.

У меня возникло ощущение, что он уже догадался, как глубоко я увяз.

— Я защищаю свою клиентку Сару Уиттейкер.

— До какого предела?

— Боюсь, что это конфиденциально.

— Ого! Послушайте-ка этого великого адвоката с его представлениями о сведениях, которые не подлежат разглашению! — воскликнул Марк. — Так вы пытаетесь освободить ее из «Убежища»?

— Вы полагаете, ее следует освободить?

— Я говорил вам на прошлой неделе по телефону, что эта девица спятила окончательно.

— Это ваше мнение, Марк? Или мнение профессионала, специалиста по душевным заболеваниям?

— Он изучал акт Бейкера, наш общий друг Мэтью! — иронически протянул Марк.

— Я пролистал его, скажем так.

— Под профессионалом вы подразумеваете медика, имеющего официальный патент, широко практикующего врача или специалиста в области остеопатии, который, по законам нашего штата, обязан не менее трех лет заниматься исследованием и лечением нервных и психических заболеваний, прежде чем его могли использовать как диагноста?

— Мне известны положения законодательства.

— Хорошо. Тогда я уверяю вас, что доктор Натан Хелсингер является таким специалистом, согласно определению, которое содержится в параграфе 394.455.

— Это доктор Хелсингер оформил медицинское свидетельство, на основании которого ее силой увезли из дома и водворили в филиал Дингли, в госпиталь Добрых Самаритян?

— Все — в соответствии с законом.

— И в течение сорока восьми часов, предшествующих признанию ваших действий необходимыми?

— Ради Бога, Мэтью! Мы оба не дилетанты.

— Я этого и не предполагал.

Тяжкий вздох был мне ответом. Марк, испускающий тяжелые вздохи, напоминал кита, выпустившего фонтан при дыхании.

— Мэтью, Мэтью! — забормотал укоризненно он. — Хелсингер осмотрел девушку сразу же после того, как ее мать позвонила ему и сказала, что ее дочь пыталась перерезать себе запястья. Он подписал свидетельство, которое уполномочило полицейского офицера взять Сару под стражу и препроводить ее в ближайшее медицинское учреждение соответствующего профиля для немедленного осмотра и лечения. Все по закону, Мэтью.

— Вы, по-видимому, знаете законодательство наизусть.

— Да, знаю.

— Сара сообщила мне, что ее никто не осматривал до прибытия в филиал Дингли.

— Сара, как мы знаем, — параноидальная шизофреничка с ярко выраженной тенденцией к суициду.

— Это диагноз доктора Хелсингера?

— Его, а также психиатра, который осматривал Сару в госпитале Добрых Самаритян. Должен ли я добавлять, что и он является высококвалифицированным специалистом в области нервных и психических заболеваний?

— Его имя?

— Доктор Джеральд Бонамико.

— Когда происходил осмотр?

— Какой именно?

— Доктора Хелсингера.

— Двадцать седьмого сентября в семь часов вечера, примерно через час после того, как Сара покушалась на свою жизнь.

— Когда медицинское свидетельство, подписанное доктором Хелсингером, было принято к исполнению?

— В тот же день.

— Сара сказала, что к ней вломились в спальню незадолго до полуночи.

— Вломились, Мэтью? Ну-ну…

— Она сказала, что лежала в постели и читала.

— Так и было.

— И что вы вместе с ее матерью и в сопровождении полицейского офицера…

— Все верно.

— …вошли в ее комнату…

— Предварительно вежливо постучав в дверь.

— …и, надев на нее наручники…

— Она кидалась на полицейского, плевала своей матери в лицо, вопила, как бенши,[5] изрыгала непристойности. Чего же вы ожидали от нас, черт побери!