Сделка состоялась. В мае король сообщает своему брату: «Вчера явился жид Сабатка. Через известное уже вам посредство я узнал, что в предстоящей кампании русские, как и в прошлом году, постараются привести 35 тыс. чел. к Лаудону, отрядят один корпус для осады Кольберга, и, судя по всему, главная их армия направляется к границам Силезии … Однако все сии операции начнутся лишь с появлением на полях травы …»[323] В июне король писал ему же: «Мне хотелось бы знать через известную вам особу о согласованном у русских с австрийцами плане сей кампании»[324]. На полях донесения генерала Гольца Фридрих отмечает: «Подождать до получения письма от Тотлебена»[325]. Тотлебен в равной степени уведомлял его и о делах дипломатических, например о переговорах с австрийцами[326]. Навряд ли «по чистой случайности», как говорит Фридрих, к нему попал «план, посланный Лаудоном на утверждение в Вену»[327]. Еще 4 июня он ждет в Кунцендорфе «писем от той особы, каковую мне нет надобности называть, дабы осведомиться о решениях обоих командующих (русского и австрийского. — А. Р.) и принять решение»[328]. Таких упоминаний в корреспонденции Фридриха не менее двух десятков[329], словно бы он уже вообще не принимает никаких решений, не дождавшись курьера от Тотлебена. Зато король вполне уверенно маневрировал и совершал марши. Некоторые из его генералов знали эту тайну, например Цитен[330]. Но все кончилось, и 6 июля он пишет брату: «Тотлебен арестован, болтливость погубила его. Можете себе представить, насколько это неуместно именно сейчас»[331].
В Петербурге Тотлебен и его сын были вновь допрошены. Расследование продолжалось до 1763 г. и завершилось смертным приговором, но Екатерина II сразу же заменила его изгнанием — не столь уж суровое наказание для человека, родившегося не в России и имевшего поместье в Померании. Более того, в 1769 г. императрица помиловала Тотлебена и снова приняла его на русскую службу. Покоритель Берлина скончался в 1773 г. в Варшаве в чине генерал-лейтенанта.
В июне 1761 г., сразу же после ареста Тотлебена, на место командующего легкими силами был назначен генерал Берг, которого г-н Масловский считает несравненно превосходящим своего предшественника. Он был более дисциплинирован и выказывал менее всяческих причуд, обладая истинной отвагой и большей энергией. Румянцев получил в его лице весьма ценного соратника.
12 июля адмирал Полянский, отплывший из русских балтийских портов, прибыл на данцигский рейд, но, чтобы дойти оттуда до порта Рюгенвальде, ему из-за сильных противных ветров понадобилось целых двенадцать дней, хотя в спокойную погоду для этого нужно не более шестнадцати часов. 21 августа он высадил в Рюгенвальде десантные войска и осадную артиллерию, которые должны были следовать к Кольбергу сухим путем. Сам же адмирал появился перед этой крепостью 24-го с двумя десятками кораблей, чтобы прикрывать осаждающих. Полученная Румянцевым артиллерия состояла из 150 пушек и большого количества снарядов. Кроме того, были доставлены две инженерные роты с двадцатью тремя инженерами. Командовал осадными работами генерал Демолин.
В тот же день адмирал Полянский отправил на разведку укреплений крепости со стороны моря три вооруженные шлюпки, которые были встречены пушечными выстрелами. На следующий день их сменил 54-пушечный корабль «Варахил», но огонь береговых батарей усилился, и против них вступили в действие бомбардирские галиоты, а потом и корабли «Архангел Рафаил», «Астрахань» и «Архангел Михаил». К вечеру на помощь Полянскому подошел шведский адмирал Ипсиландер с шестью линейными кораблями и тремя фрегатами. Однако артиллерия эскадры могла обстреливать только сам Кольберг, но не прусский лагерь, защищенный городом. Поэтому брать его надо было сухопутными войсками, усиленными двумя тысячами моряков.
Действия начались с захвата Кольбергского леса, после чего неприятель был плотно заперт в своем лагере. 2 сентября оставленная в Руммельсбурге бригада Неведомского присоединилась к осаждающим. Кроме того, Румянцев рассчитывал на помощь и со стороны небольшой шведской армии, которую старался привлечь состоявший при ней французский военный агент Коленкур. Но шведы вели себя высокомерно, предлагали только советы, да еще 2–3 тыс. чел., находившихся к тому же на большом отдалении. Румянцев опасался, как бы при такой ничтожной помощи они еще и не присвоили бы себе всю честь победы. Поэтому он ограничился лишь тем, что просил их маневрировать на путях сообщения пруссаков. В общем, от них не оказалось никакой пользы.
4 сентября Румянцев перевел свои войска на осадные позиции и с 6-го до 12-го вел непрерывный обстрел лагеря и города. Было уже холодно, осаждающие, чтобы хоть немного согреться, рыли для себя в землянки.
12 сентября разведчики донесли о движении кавалерии по дороге Кольберг-Трептов. Это оказался арьергард генерала Вернера (2 тыс. всадников, 300 пехотинцев, 6 пушек), который вышел из лагеря и занял Трептов с ближайшими окрестностями. Вернер, несомненно, считал более выгодным действовать в тылу у осаждающих, чем терпеть бомбардировку лагеря, и так уже загроможденного войсками принца Вюртембергского. Румянцев незамедлительно приказал стоявшему на левом фланге генералу Бибикову атаковать неприятеля. Бибиков передал командование своей пехотой генералу Дурново и во главе драгун и казаков, поддержанных всего лишь двумя гренадерскими батальонами, обложил Трептов со всех сторон. Затем, воспользовавшись возникшей у неприятеля паникой, выстроил оба батальона в штурмовые колонны, захватил город и укрепился в нем, после чего с казаками и драгунами ринулся на соседние деревни, выбросил оттуда пруссаков и преследовал их до Грейфенберга. Он взял в плен самого генерала Вернера, 8 офицеров, 524 солдата и трофеи: 6 пушек, 20 провиантских фур и 200 лошадей. Кроме того, неприятель потерял 600 чел. убитыми и ранеными. У русских же выбыло из строя всего 5 офицеров и 100 рядовых. Всех пленных посадили на корабли эскадры. Адмирал Полянский настоял на том, чтобы Вернера не отпускали «на пароль», поскольку, по его словам, наши пленные офицеры «ни единый на пароль не был отпущен, а все в плену бедные содержались; да изволите к тому знать состояние графа Чернышева и генерала Салтыкова, как они были содержимы»[332].
Бибиков укрепил Трептов и оставил там небольшой гарнизон для наблюдения за подходом к неприятелю подкреплений и подвозом припасов из штеттинского гарнизона в Кольберг. Однако позднее русские войска ушли из Трептова.
Отчаянная попытка Вернера вырваться из города хорошо показывает положение осажденных, которым уже недоставало провианта и которые оказались под перекрестным огнем союзного флота и батарей Румянцева. Однако положение русского командующего было тоже не из простых. Кольберг и лагерь принца Вюртембергского образовывали как бы одну большую крепость. По всем фронтам лагерь был защищен батареями для перекрестного огня, глубокими рвами, насыпями с палисадами, редутами, волчьими ямами и заряженными фугасами.
14 сентября на военном совете князь Долгорукий предложил произвести после непрестанного бомбардирования ночной штурм четырьмя колоннами. Его поддержали генералы Неведомский, Брандт, Дурново и Ельчанинов. Девиц и Кошкин высказались против приступа в пользу плотной блокады, поскольку, по их мнению, крепость с таким сильным гарнизоном можно взять лишь измором.
Сам Румянцев склонялся к штурму. Он приготовил все для двойного приступа, который должен был начаться 18 сентября в половине пятого утра атакой Неведомского и Шульца на редуты Феракшанце и Грюненшанце. Неведомский взял Феракшанце, захватив 15 пушек и 200 пленных, но колонна Шульца сбилась с пути и опоздала. Приступ возобновился 19-го в половине третьего ночи. Раненого Неведомского заменил Дурново, которому предстояло штурмовать Штерншанце — звездообразный редут, прикрывавший морской берег; атаку на Грюненшанце вел полковник Попов. Дурново повторил ошибку Шульца; Попов сначала добился успеха и тоже взял 200 пленных, но, вовремя не поддержанный, под яростным натиском присланных принцем Вюртембергским подкреплений на рассвете очистил Грюненшанце, хотя Румянцев и послал к нему еще два полка. Попов понес серьезные потери — почти 3 тыс. чел. Румянцеву оставалось утешаться только тем, что, как написал он в своем донесении, «гренадеры и солдаты сражались как львы».
