Однако занятая провинция стала защищаться, и к ней начали подходить подкрепления. 10 марта произошел бой у Арнсвальде, где русские потеряли 52 чел. Сильная прусская колонна под командою генерал-майора Штутергейма и майора Подевильса подошла к Ней-Штеттину и укрепилась в нем.
Тотлебену пришлось двинуть всю свою кавалерию для поддержки его смельчаков. Он расположил аванпосты на линии Руммельсбург-Прёйсиш-Фридланд. Подевильс хотя и оттеснил русских от Руммельсбурга и Штольпе, но вместо того, чтобы наступать дальше, внезапно отошел к Кольбергу и усилил его гарнизон. Тотлебен направился к этой крепости и занял позицию в ее окрестностях.
Все эти подвиги начинали уже беспокоить временного главнокомандующего графа Фермора, и он задавался вопросом: какая, собственно, польза от подобных набегов легкой кавалерии? В конце концов, Тотлебен так и не смог помешать прусскому набору рекрутов в Померании. Учитывая же расплывчатый характер его донесений, сдобренных бахвальством, их никак нельзя было считать вполне достоверными. А для поддержки этой авантюрной кавалерии приходилось выдвигать полки с винтер-квартир. Фермор был недоволен и старался держать Тотлебена в узде и к тому же жаловался на его непочтительность — присылку неподписанных рапортов и похвальбу какими-то особыми инструкциями Салтыкова, с которым он переписывался через голову Фермора. Наконец, Тотлебен дерзко отвечал своему начальнику, предлагая назначить на свое место «…другого генерала, который мог бы лучшее, как управление в угодность вашему высокографскому сиятельству оказывать, а сверх того (доносит Тотлебен) я болен и по-российски говорить не в состоянии, и письменных дел так умножилось, что уже рассматривать времени недостает…». Тотлебен указывал главнокомандующему, что он «во всяком ордере [такие] выговоры получает, каковых во всю мою (Тотлебена) продолжаемую службу и ни от одного командующего генерала подобных оным репрошам[262] объявлено не было»[263]. Через несколько дней Тотлебен предложил передать командование гусарами Зоричу, а казаками — Краснощекову. В конце концов терпение Фермора кончилось, он заменил Тотлебена Еропкиным и донес об этом Конференции, которая не согласилась с ним, и ему пришлось возвратить командование Тотлебену. Подобные разногласия не предвещали ничего хорошего, Салтыкову надо было уже возвращаться, чтобы взять управление армией в свои руки.
20 мая из Петербурга пришел приказ сосредоточиться на Нижней Висле и готовиться к выступлению. Салтыков приехал в Мариенвердер только 11 июня, когда было потеряно уже много времени, прежде всего по вине Конференции, задержавшей фельдмаршала в Петербурге и беспрерывно требовавшей от него планов кампании, которые затем сама же заменяла на противоположные.
Армия была разделена на авангард под командою Захара Чернышева и три корпуса: 1-й Фермора, 2-й Броуна и 3-й Румянцева. Кроме того, князь Волконский командовал кирасирами, генерал Олиц — конногренадерами и драгунами, Глебов — полевой артиллерией. Тотлебен возглавлял легкие войска. Не считая этих последних, общие силы русских составляли 74 батальона и 44 эскадрона, всего 65 тыс. чел. первой линии и 15 тыс. для охраны операционной базы на Нижней Висле.
29 июня Тотлебен направился к Кёслину. Прусский генерал Бекендорф вывел войска из города и построил их в ордер баталии. Тотлебен атаковал пруссаков с таким напором, что они едва успели скрыться под защиту городских пушек, потеряв при этом около 300 чел. Затем начался обстрел города, и Бекендорфу пришлось сдаться на капитуляцию с почетными условиями, «как из уважения к храбрости гарнизона, так и по состраданию к жителям града». Пруссаки получили свободный выход со всем своим имуществом: пушками, зарядными ящиками, фурами, лошадьми и запасом провизии на один день. Было договорено, что обе стороны оставляют у себя взятых в плен, и таким образом Бекендорф мог увести с собой русских военнопленных.
Главная армия продолжала свой марш к Варте. 13 июня авангард Чернышева был уже у Позена, к которому вскоре подошли один за другим и прочие корпуса. Однако Конференция приказала считать главным пунктом наступления на Одере уже не Кроссен, а Бреслау. Чтобы приготовиться для соединения там с русскими, Даун приказал Лаудону взять Ландсгут и осадить Глац.
Фридрих II из своего лагеря в Мейсене не переставал слать одну за другой инструкции к де ла Мотт-Фуке, напоминая, что необходимо помешать этому соединению и разбить неосторожно двигавшиеся поодиночке русские корпуса[264].
Фуке, испуганный наступлением Лаудона, отошел к северо-востоку, сообщив королю о своем намерении защищать Бреслау. На это последовало новое повеление Фридриха II: возвратиться в Ландсгут, что и произошло 19 июня. Однако 23-го Лаудон атаковал пруссаков и заставил весь корпус Фуке положить оружие, а самого его взял в плен. Для Фридриха это явилось повторением катастрофы при Максене. В Силезии у него почти не оставалось теперь войск, и вся эта провинция была открыта для союзников.
Силезию спасло лишь то, что, во-первых, Лаудон потерял много времени после своей победы — целый месяц он недвижимо стоял между Лигницем и Пархвицем, прежде чем решиться на осаду Бреслау. Второй причиной оказались медлительные марши русской армии: магазины, устроенные генералом Суворовым в Калише и Шримме еще не были готовы; Конференция не велела рисковать переходом Одера до соединения с австрийцами. Однако Лаудон не подавал признаков жизни, а, с другой стороны, принц Генрих стоял в Цюллихау, Гольц — в Мезерице, Вернер — в Дризене. Разведка и аванпосты русских уже почти соприкасались с пруссаками.
До тех пор, пока войска находились в Польше, они шли как в мирное время. Авангард и все три корпуса двигались колоннами, не опустошая поля с зерном; Салтыков заботился о поддержании строжайшей дисциплины и исполнительности по службе. Ему пришлось бороться с дурными привычками, появившимися в корпусе Тотлебена, что побудило последнего[265] принять некоторые меры. В его приказе от 17 августа читаем: «Усмотрено, что многие имеют здесь с собою и возят женский пол … Того ради оных жен … с сего числа, через 24 часа сроком отвесть прочь от полков…». Характерны меры Тотлебена за нарушение этого приказания: «А ежели за тем сроком усмотрено будет (присутствие женского пола. — Д.М.), то как оные грабежу казакам отданы быть имеют…». 28 августа встречаем указание на то, что «полковники казачьи … водят компанию с неприятелем и гуляют и предаются (временно) на пароли …»[266]. Последнее означает, что они ходили друг к другу на пирушки. «…Граф Чернышев … приказал Тотлебену присылать к себе всех провинившихся, предупредив, что виновные офицеры (не исключая казачьих полковников) будут тотчас же разжалованы в рядовые, а виновные в беспорядках нижние чины — подвергнуты наказанию кнутом[267]. Вообще, эти войска, имеющие специально легкую экипировку, начали отягощаться обозами, чтобы перевозить добычу. Салтыкову пришлось строго наказывать за все эти злоупотребления».
Приблизившись к прусской территории, армия шла уже единой колонной, соблюдая все предосторожности военного времени.
7 июля она была в Вилькенсдорфе, где задержалась, чтобы получить хоть какие-либо известия об австрийцах. Даун сообщил, что намерен преградить путь неприятелю из Верхней Силезии в Богемию и не может оставить свой лагерь в Рейхенбахе. Салтыков доносил Конференции 30 июня: «Не имея никакого вспомоществования от австрийцев, армия может оказаться в величайшей опасности»[268]. Для овладения Бреслау ему была нужна осадная артиллерия, которую он просил у союзников. 14 июля генерал Шпрингер доносил фельдмаршалу, что Лаудон занят осадой Глаца, а сам Даун переместился из Рейхенбаха в Бунцлау, чтобы воспрепятствовать соединению Фридриха II с принцем Генрихом, шедшим на Глогау.
