Станек крутил в руке стопку.
— Больше я уж не поступаю опрометчиво. Ты понимаешь меня?
— Я понимаю тебя, Ирка. Я представляю, как это на тебя подействовало. Но все из-за Махата, твоего врага.
Станек крепче сжимал стопку.
— А Ота тебе такой же друг, как и я!
Стопка треснула. Галирж вздрогнул. Он потянулся рукой к груди, нащупал под кителем записную книжку и быстро опустил руку на пояс, к ремню.
— Не веришь? Я представлю тебе доказательства!
— Доказательства, доказательства… — повторял Станек, постукивая пальцем по краю стола.
Галирж глубоко вздохнул:
— Видел бы ты его вчера! Летел за тобой…
— Хороший пилот, — рассмеялся Станек. — Владеет всеми видами полета: не только скоростным, но и штопором. Выкручивается по-всякому…
— Смеешься? — возмутился Галирж. — Ведь по той дороге можно было сломать шею… а когда не догнал тебя, всю ночь названивал, узнавал, что с тобой…
— И ты тоже?
— Ты и во мне сомневаешься? — испугался Галирж. Станек отстукивал пальцем:
— Доказательства… доказательства…
«Даже не накричал на меня. Разве это Станек? Доказательства! Доказательства! Остается одно…»
— Хочешь еще доказательство? — Галирж встал. — Ты его получишь.
Он поднял трубку и вызвал «Дельфина».
«„Дельфин“? Это же канцелярия командира бригады, — подумал Станек. — Черт побери!» Он встал. Почувствовал, как от выпитого теряет равновесие. Расставил пошире ноги.
«Нехорошо все это, — подумал Галирж. — Но что остается! Ради доброго дела…»
— Я передал вам представление на поручика Вокроуглицкого. Оно у вас под рукой? Да? — Он смотрел значительно на Станека. — По серьезным причинам я прошу не давать ему ход и вернуть его мне. — Повесил трубку и пояснил: — Я представлял Оту на повышение, он имеет на это право. Теперь с этим конец.
Станек видел беспокойство в глазах Галиржа. Галирж почему-то качался. Догадался: «Это я стою нетвердо». Ухватился за стул. Сказал:
— Ты… ты… нанес ему предательский удар…
— Теперь ты веришь?
Станек впился пальцами в спинку стула. Медленно, оттеняя каждое слово, произнес:
— Ведь ты сам утверждал, что Вокроуглицкий не виноват! Зачем же ты это сделал?
Галирж торопливо объяснил:
— Конечно, неприятно брать назад свое представление. Он мой друг. Но ты, ты мне еще ближе. У тебя не должно оставаться ощущения, будто тебя обманули… — Он терял контроль над собой, и язык все выдал: — Я ведь тоже в этом замешан… — И сразу смолк.
Поздно.
— Я понял, — сказал Станек, — не мы с тобой, вы с ним — сообщающиеся сосуды!
— Ну, нет! Никогда! — воскликнул Галирж возмущенно. — Ты не должен так думать!
— Не должен, не должен, — повторил Станек и подумал: «Я не должен понимать, что он ловкий дипломат. Я должен… должен… что я, черт побери, должен?» Он отпустил стул и махнул рукой: — Ота… Ота… а, бог с ним! Я уже о нем забыл.
«Значит, он думает обо мне!»
— Ты великодушен, Иржи! — Галирж думал о себе, но потому все настойчивее говорил о Вокроуглицком. — Я знаю Оту. Приостановленное повышение! Это здорово его пришпорит, сам убедишься. — Капли дождя уже давно впитались в шинель, капли пота выступили на его лбу, изборожденном морщинами. — Я сделаю из него настоящего товарища по оружию, который будет служить нам, будет предан до последнего вздоха. Мне, тебе, всей бригаде.
Бригада… Капля в море войск восточного фронта. Станек уже не слушал излияний Галиржа. Он вспоминал. Пленный полковник. Стена с подписями солдат стала вдруг прозрачной, и за ней появились степи Украины, по которым маршируют свежие гитлеровские дивизии.
Забеспокоившийся Галирж легонько дотронулся до его плеча.
— Ирка! Ты меня не слушаешь?
Станек очнулся:
— А, ты еще здесь?
— Ну, конечно. Что с тобой? Помнишь, о чем мы говорили? Помнишь, ты простил Оту?
— Да, — сказал Станек. — Но этого мало, остается…
— Что еще ты хочешь? — заторопился Галирж.
Станек притянул Галиржа к себе.
— Ты!.. Джони!.. Этот полковник… Ну и кутерьма будет, Джони… — Станек говорил тихо и задумчиво: — Что я должен был… сделано. Но я должен больше… чем должен…
Голос в порядке, но о чем он говорит? Галирж не стал переспрашивать. Станек резким движением протянул ему руку.
— Вот моя рука, Джони. Порядок, мы снова вместе.
Галирж благодарно пожал ему руку.
— Мы всегда будем друзьями, добрыми друзьями, Ирка. До самой смерти… — Заметил, как при последнем слове щека Станека слегка дрогнула.
21
Бригада вдруг получила приказ передислоцироваться в Васильково. Ожидалось, что сюда прибудет верховный главнокомандующий президент Бенеш, прилетевший специальным самолетом в Москву и подписавший там договор о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом. Точная дата визита пока не была известна.
На фронте продолжались ожесточенные бои. Но бригада очутилась в оазисе тишины. Днем она готовилась к торжественному смотру, вечером — концерты, лекции, кинофильмы. Это была почти мирная гарнизонная жизнь.
По мостику через речку перебирался джип. Яна увидела, что в нем сидит Иржи, он возвращался со строевых занятий. Она побежала ему навстречу. Джип остановился, из него выскочил Станек:
— Давно ждешь?
Она ждала почти час, но сказала:
— Нет.
Они пошли по берегу речки. Голый ольшаник сплетался над поверхностью воды в готический свод, в бесконечную галерею.
У Яны дежурство в девять утра. У Иржи, она знала, свободное время до одиннадцати вечера, потом он тоже будет дома, нельзя отлучаться от телефона. У них масса времени: после обеда, целый вечер и, вероятно, часть ночи.
Она показала на сплетенные ветки:
— У нас в саду тоже была беседка, но не из ольшаника, а из яблонь. И от беседки к дому шла уложенная плитками дорожка.
Улыбнулась ему. На губах застыл невысказанный вопрос: а куда мы придем по этой дорожке?
Он остановился у большого дерева, прислонился к стволу, притянул Яну к себе.
Над их головами скрипел, раскачиваясь на ветру, надломленный сук. Вверх, вниз, вверх, вниз. Он боялся, что это напомнит Яне о превратностях войны: радость, горе, радость, горе.
— Слышишь? — сказал он веселым голосом. — Качели. Как у нас на праздник. Только оркестра не хватает…
Едва слышные раскаты канонады долетали сюда из бесконечной дали, а порывистый ветер относил их еще дальше.
— Тебе не холодно?
Она озябла. Но сказала:
— Нет.
Он не поверил. Вел дальше, согревая ее руки в своих.
На одном дереве в ветвях — большие гнезда. Они подошли ближе — посмотреть. Не гнезда, это были пучки омелы. Созревшие ягоды белели среди листьев.
Яна сказала:
— Я видела омелу только позолоченную. Мама всегда доставала ее к рождеству. Приносит счастье… — Тепло ладоней Станека согревало холодную руку Яны. — Где мы будем на это рождество? Вдруг останемся здесь до рождества и придем сюда за омелой?
Он взглянул на дерево. Ольха, пьющая живительную влагу речки, подняла омелу, казалось, к самому небу.
— Слишком высоко, — проговорил Станек.
Яна была счастлива. Ее рука в руке Иржи. Она ладонью погладила его ладонь.
День кончался. Холодное солнце зашло. Они пошли в город.
Показались первые раскиданные тут и там хаты, словно выбежавшие из города в поле и на луг. Холодный ветер гулял по пустым, необработанным полям.
Хаты приближались. Из печных труб вместе с дымом летели искры, кружась над крышами, как рои светлячков. Хаты обещали тепло. Манили. Яна и Станек шли все медленнее, все неувереннее. Все крепче, все покорнее прижималась к Станеку Яна.
Он локтем толкнул калитку. Она спросила:
— Где мы?
— Здесь я живу.
Он вел ее через палисадник. Говорил быстро и тихо.
— Я приготовлю чай. Ты вся закоченела…
Вошли. Он снял с нее шинель. Усадил за стол. А сам принялся за чай. Нашел сахар.
Леош пришел спросить, может ли он пойти в кино. Разумеется. Затопали сапоги. Дверь хаты весело стукнула. Потом стукнула калитка, словно кто-то хлопнул в ладоши.
