А то вдруг перед ним вставало нахмуренное, злое лицо господина Ф... эс-сальтанэ, или вновь вспоминались Али-Эшреф-хан и бесчеловечный эгоист Сиавуш-Мирза, и тогда его охватывали гнев и негодование. Когда же он вспоминал хитрости хезрет-э-ага.., гнев доходил до предела. И он громко говорил:

— Ничего, день расплаты еще придет!

Но сильная усталость брала свое. Скоро глаза его смежились, и он заснул.

Курбан-Али не будил его. Наказав матери поухаживать за ним и приготовить ужин на троих, он вышел и отправился в дом кедходы. Там он рассказал о положении Фероха. Так как кедхода был хороший человек, а кроме того, приходился Курбан-Али дядей, Курбан-Али надеялся, что он разрешит Фероху остаться в деревне. Так и вышло. Мало того, кедхода согласился даже отвести Фероху клочок земли для работы и указал Курбан-Али, куда именно Фероха надо послать работать.

Счастливый, вернулся Курбан-Али. Но Ферох еще спал. И он решил его не беспокоить.

Прошло несколько часов. Когда стемнело, Курбан-Али тихонько открыл дверь в его комнату. Шум разбудил Фероха, и Курбан-Али позвал его ужинать.

Поели с аппетитом, — ужин в этот день состоял из молока с хлебом и сыра. Курбан-Али порадовал Фероха известием, что у него есть земля и что, как только погода станет получше, он может приниматься за работу. Ферох поблагодарил его, подумав про себя: «Ну, раз так суждено, пусть будет так. Посмотрим, что будет дальше».

Через три-четыре дня Ферох, облачившись в крестьянское платье из материи, сотканной в той же деревне, и в войлочную шапочку и превратившись в подлинного крестьянина, принялся под руководством Курбан-Али за работу.

Прошло три месяца. Мысль о Мэин не покидала его. Он не мог принять, как нечто постоянное, свою новую жизнь. Он страстно мечтал как можно скорее вырваться из деревни и добраться до Тегерана, увидеть Мэин, увидеть друзей, отомстить врагам. Но мысль, что, вернувшись в Тегеран таким бессильным, как сейчас, он снова очутится в прежнем положении, приводила его в дрожь. Он говорил себе:

«Нет, нет, если возвращаться в Тегеран, то, по крайней мере, настолько сильным, чтобы отомстить».

Жалкому, нищему крестьянину, каким он был сейчас, смешно было и мечтать о Тегеране.

Однако какой-то внутренний голос говорил ему, что так дело не останется. Как ни далеко это было от него и как ни казалось безнадежным, он чувствовал, что придет день, когда жизнь его переменится.

Так и вышло.

Месяцев через шесть после того, как он поселился в деревне, местный помещик Сеид-Хусэйн-Али-хан приехал в деревню для проверки дел. Увидев Фероха, он спросил Курбан-Али, который в это время работал неподалеку от него:

— Кто это? Я его до сих пор здесь не видел.

Курбан-Али хотел было что-нибудь соврать, но его, точно толкнуло сказать правду:

— Этот парень с арестантами пришел, — сказал он. — А мы, как увидели, что он безвинный, то его и освободили.

Хусэйн-Али-хан в первый момент даже вздрогнул при мысли, что его крестьяне так осмелели: позволяют себе восставать против распоряжений правительства и освобождать арестованных. Но потом ему захотелось поближе познакомиться с Ферохом и он сказал ему:

— Вечером придешь ко мне.

Ферох поклонился.

Вечером он отправился к помещику. Отпустив бывшего у него кедходу, Хусэйн-Али-хан задал Фероху несколько вопросов.

И как ни мало был образован Хусэйн-Али-хан, но из ответов Фероха он тотчас же понял, что Ферох человек образованный. В это время Хусэйн-Али-хан был занят тем, что через посредство местного депутата добивался в Тегеране места в Асхабадском консульстве, собираясь стать дипломатом и хорошенько повеселиться с русскими женщинами. А так как для работы в консульстве он был недостаточно грамотен, то ему и пришло в голову, что хорошо бы иметь у себя дельного письмоводителя, такого, как Ферох. И он спросил Фероха, который там назывался Мохаммед-Реза:

— Ты и по письменной части можешь?

Ферох ответил:

— Могу.

И, написав по приказу помещика несколько строк, подал ему.

Помещик посмотрел, несколько раз произнес «машалла, машалла!» и признал, что Ферох и пишет и говорит во много раз лучше его, и без обиняков рассказал ему, что за него в Тегеране хлопочут насчет Асхабадского консульства, что на этих днях он должен получить окончательный ответ и что дело это почти решенное — короче говоря, ему, Хусэйн-Али-хану, нужен такой человек, как Ферох.

Ферох, в надежде, что у Хусэйн-Али-хана он сможет, по крайней мере, заработать денег на возвращение в Тегеран, тогда как здесь, в деревне, он и за годы работы не соберет столько, чтобы добраться даже до Мешеда, тотчас же согласился.

— Сочту это для себя за честь, — сказал он своему малограмотному ага.

Они расстались, довольные друг другом и сведшим их случаем.

В эту ночь Фероху снились прекрасные сны. И порою он, просыпаясь, говорил:

— Спасен. Ухожу из деревни. А как мне было тяжко! Нет, я должен ее видеть, я должен поцеловать своего ребенка, который, может быть, теперь уже появился на свет.

А молодой ага видел во сне, что он уже получил Асхабадское консульство и что со всех сторон возле него сидят русские женщины.

Рано утром ага снова потребовал Фероха и сказал ему:

— Ты уже больше по крестьянству тут не работай. Находись при мне.

Послышался топот лошади: кто-то верхом въезжал в деревню. А потом вошел кедхода и доложил:

— Посланный из города, к вам с письмом.

— Должно быть, привез приказ о назначении, — обрадовался Хусэйн-Али-хан.

Посланный — один из его городских слуг — подал ему пакет, и он прочел вслух, что министерство иностранных дел назначает его секретарем консульства в Асхабаде. За исполнение своих обязанностей он будет получать содержание в сто туманов в месяц.

От радости Хусэйн-Али-хан не знал, что делать. Ему хотелось, не медля ни минуты, выехать. И он сказал Фероху:

— Готовься. Сегодня же едем.

Отправившись к Курбан-Али, Ферох сообщил ему, что произошло, и сказал, что хочет ехать. Бедный Курбан-Али был до того опечален, что невозможно и вообразить. Он так привязался к Фероху, что не мог представить себе, что им придется когда-нибудь расстаться. Наконец, видя, что Ферох доволен тем, что с ним случилось, сказал:

— Ну, что ж, ты лучше знаешь. Помогай тебе бог. Нас не забывай.

Через час Ферох, горячо поблагодарив за все Курбан-Али, несколько раз крепко, по-дружески, поцеловал его на прощанье.

По распоряжению ага, для Фероха был приготовлен тощий конь, собственность кедходы. И Ферох уехал.

Долго, пока деревня не скрылась из виду, повернувшись в седле, смотрел на нее Ферох, смотрел на провожавшего его Курбан-Али, на дом, в котором прожил шесть месяцев. Он думал: «Курбан-Али сделал для меня очень многое. Сумею ли я когда-нибудь отплатить ему?»

Еще минута, и дорога пошла под гору. Деревня скрылась. Ферох сказал себе: «Начинается новая жизнь. Буду ли я ближе к цели или еще дальше от нее?»

Спустя месяц в Асхабад, на место своей службы приехал новый секретарь иранского консульства с молодым пишхедметом.

Хотя раньше этот секретарь не только ничего не понимал в работе ведомства иностранных дел, но даже ничего о ней и не слыхал, он энергичнейшим образом приступил к исполнению обязанностей. Столь энергичного секретаря никогда еще в консульстве не видели.

Он мало с кем встречался. Было известно, что в свободное от занятий время он был занят писанием книги о всеобщем мире и о том, как его достигнуть. Единственное, чего не хватало господину секретарю, это здания иностранных языков: он не знал ни одного из них. Русских он почему-то называл «урус». Что касается географических познаний, то подобно одному известному депутату, он полагал, что Германия не имеет ничего общего с Европой и находится где-то вне ее, верил в существование Гога и Магога и так же, как некий учитель истории, полагал, что птица Симург до сих пор гнездится на горах Каф, стоящих у края земли.