Камышовые заросли влажной низины сменились холмистой местностью. На безжизненных холмах не было на травинки, под копытами лошадей шуршал мелкий щебень, галька. Лошади проголодались. Скорее бы хоть самое захудалое, нищенское селение.

Солнце уже готово было коснуться западных вершин, когда с высокого холма перед нами открылся вид на небольшое селение в Джернстанской долине. Этот оазис напомнил сказку, так тут было зелено, таинственно и красиво. Пусть же она будет еще и надежной защитой, чтобы скрыть путников от волчьих глаз.

— Как ты думаешь, Аббас, можно здесь заночевать? — показал я камчой на село.

— Здесь живут мои дальние родственники. Можно будет зайти к ним тихонечко и разузнать…

К селу приблизились в густых сумерках. Местом привала выбрали густой тихий сад на окраине. Рядом с садом журчал небольшой арык. Досыта утолили жажду чистой горной водой, напоили лошадей. Стали изучать окрестности. Неподалеку стоял большой дом с террасой в сторону гор. Шагах в двадцати от него — фонтан. Вокруг цветник и фруктовые деревья. Мы подошли к фонтану. На поверхности воды плавали яркие звезды и тонкий серпик луны. Интересно, какой же богач пользуется подобной красотой? Зря мы ломали головы, оказалось, что это самая обыкновенная мечеть. Привязали коней к стволам деревьев, легли у фонтана. Аббас и два бойца направились к родственникам за едой. От голода темнело в глазах.

— Надо узнать путь до Гиляна, — говорит мне Ахмед. — Ей-богу, не могу понять — сколько еще впереди фарсахов, сколько еще придется натирать спины лошадям?

— Откровенно говоря, я и сам ничего не пойму, дорогой Ахмед. Но думаю, что самый короткий путь пролег через Ширван. Проникнем ли мы через этот город? Если удастся, то нам тогда останется перевалить через горы Спиян и Рувин. Там единственный горный проход к Гиляну. Если же он занят англичанами, то тогда надо идти в обход — через Ченаран, Басхана и Джадж…

Вскоре вернулись Аббас и его телохранители. Они принесли столько еды, хоть начинай пиршество. Аббас похвастался, что родственники только что вернулись из Ширвана, многое порассказали. Подкрепившись, мы немедленно отправились разузнать обстановку.

Вошли в чистую комнату, освещенную керосиновой лампой. Женщина лет пятидесяти отошла от печки, где она пекла лаваш, вытерла руки о фартук.

— Тетя Зохра, познакомьтесь с моими друзьями, — представил Аббас. — Это — Гусейнкули, а второй — Ахмед!

— Я давно знаю, что сегодня у нас будут гостить трое, — улыбнулась хозяйка. — С самого обеда о вас только и думаю!

— Откуда вы знаете? Неужели о нас уже везде сообщили? — Ахмед смотрит на всех испуганными глазами.

— Кто вам сказал, тетя Зохра? — осторожно спрашиваю я, а сам посматриваю на дверь. Может не стоит больше задерживаться здесь, быстрей в сад, на коней и ходу?

— По ласточкам узнала, — ласково отвечает хозяйка. — Залетели сегодня в комнату сразу три. Летают, щебечут под потолком. Я сразу догадалась. Значит, трех гостей жди.

Ахмед облегченно вздохнул, а Аббас захохотал. Между тем я подумал о хозяйке: — «Дорогая, что ты сразу о ласточках не сказала. Мне показалось, что попали в западню».

— А где же Широ? — спрашивает у хозяйки Аббас.

— Эй, Широ! — зовет тетушка Зохра, глядя в сторону смежной комнаты. Откинув занавески, оттуда выходит молодой парень, среднего роста, с землистым лицом. Мы знакомимся с ним, спрашиваем о здоровье, о делах. Тетя Зохра вносит кувшин с водой, велит Широ полить нам на руки. Мы помыли руки, хозяйка подала каждому полотенце. Широ тем временем стелет скатерть. Через несколько минут появляются горячий лаваш и превосходные голубцы.

— Кушайте, дорогие, будьте как в своем доме! — напутствует нас хозяйка.

Через некоторое время тетя Зохра подает чашу с кислым молоком, приправленным ароматной горной травой. Напиток этот называется — дав. «По вкусу он превосходит все напитки, какие употребляют тегеранские принцы», — уверяет хозяйка. Мы благодарим тетушку за внимание, поочередно пьем из чаши. Действительно, лучшего напитка не встретить на свете.

— У вас золотые руки, тетя Зохра, — говорит Ахмед. — Ничего подобного я еще не пил. — И тут же спрашивает у Широ: — Дорогой друг, не расскажете, что делается на Гилянском фронте?

— Да, Широ, — добавляет Аббас, — нам об этом нужно знать. Мы направляемся именно туда.

— Ах, как досадно, но я дальше Ширвана не был, — отвечает Широ. — Могу сообщить, о чем болтают люди. Они говорят, что за последние десять дней англичане и их прислужники сипаи раз десять атаковали крепость, но ничего из этого не вышло. Много погибло под Гиляном, а толку нет.

— Не скажешь, Широ, иранская армия тоже воюет против Ходоу-сердара?

— Если верить слухам, то — нет. После «варгской» битвы, когда султан Ахмед хан Хакими потерял на поле боя всю армию, больше шах не бросает войска против курдов. А сам Хакими от командования отстранен.

— Кто же занял его место?

— Какой-то Махмуд хан Новзари. Но какой от него толк. Тоже по зубам получит, если сунется!

— А сипаев много под Гиляном?

— Кто знает? Говорят, что от села Хосар до Гилянских ворот сплошь стоят военные палатки.

— А что слышно насчет Фараджолла хана? Куда он делся?

— Вот уже десять дней, как он болеет, — со смехом отвечает Широ. — Повстанцы послали ему письмо, в котором написали; «Ты торгуешь своей совестью н честью, ты продался врагам народа! Но можешь быть уверен, что за все свои проделки ты скоро получишь от нас пулю в лоб, а не деньги от англичан…» Говорят, после этого письма он ни разу не выходил из дома. На болезнь ссылается. Какая там болезнь! Страх его валит с ног.

Мы посмеялись. Сын хозяйки стал рассказывать дальше:

— Вообще, у англичан паника. Ходоу-сердар им опомниться не дает. Ночью, говорят, особенно ловко действуют отряды Абдулали и Гулам-Реза… На днях приехал под Гилян сам губернатор Кавам-эс-Салтане, посмотрел, что творится и — назад, в Мешхед! Сейчас они там совещаются, думают как бы разбить курдских повстанцев.

— Дорогой Широ, а какой путь удобнее до Гиляна? — спрашиваю я.

— Что я могу сказать? На англичан везде можно напороться. Не надо идти через гору Басхана. Лучше ехать в сторону Спияна, потом через Джадж. В эти места англичане еще не заходили…

Было двенадцать ночи. Мы поблагодарили тетю Зохру и ее сына Широ за угощение. Попрощавшись, направились в сад, где ожидали нас друзья. Все, кроме Рамо, спали. Он дежурил. Поговорив немного, мы отыскали себе местечко поудобнее и тоже легли.

Хорошо отдыхать после долгого, утомительного пути в цветущем саду, где нет казармы, иностранного капитана, где воздух не заражен пороховым дымом… Над нами искрятся яркие звезды, шепчутся листья деревьев. Веет ночной ветерок, несет прохладу и ароматный запах цветов.

Я неподвижно пролежал часов до четырех, положив голову на седло, и даже не закрыл глаза. И вот, сотни петушиных голосов зазвенели над селом. Огласили окрестность. И вдруг все разом замолкли, будто кто-то им скомандовал замолчать. Мы встревожились, но зря. Все было спокойно. До прихода муэдзина мы сели в седла, покинули, сад мечети и двинулись дальше, к Гиляну. Ехали по широкой долине, иссеченной оврагами и вымоинами небольших речушек. С обеих сторон, ограждая долину, возвышались горные хребты. В низине шумно бурлила Сумара — курдская река. Я ехал по самому берегу, бодро посвистывал, чувствуя, как отлетали от меня и друзей все страхи и горести. Мы были в родных местах, хотя до Киштана оставалось еще более десяти фарсахов. О скорой встрече с родной землей радостно твердила буйная говорливая река. Милая Сумара, ведь мы с тобой с детства знакомы! Она проходит через весь Курдистан, омывая скалы и камни, поит поля курдов, наполняет их бурдюки и ведра. Сколько раз я купался в родной Сумаре, когда усталый, весь в пыли нес свою почтальонскую сумку из Боджнурда в Миянабад. Сколько воды выпил из нее! А теперь я еду защищать эту реку, чтобы не опоганили ее руки и рты колонизаторов. чтобы не мутили ее вражеские лошади.