Литмир - Электронная Библиотека

В селе всё ещё спали, не лаяли даже собаки, видимо, все устали за день. Повсюду стояли новые, возведённые до кровли и обшитые досками срубы хат. К величайшему удивлению прибывших, у срубов не было видно плотников, любящих, обычно, переспать короткую летнюю ночь у начатой работы. Других работ в это время быть ещё не могло: до жатвы оставалось ещё недели две. Андрийко дйву давался, а Грицько, покачав головой, сказал:

— Тут что-то неладно! Едем дальше!

Но вот в сером утреннем сумраке зачернели старенькая церквушка, поповский дом, а за ним высокие, построенные из лиственницы лет двести тому назад хоромы Юршей. И Грицько невольно воскликнул:

— Ну что, разве я не говорил!

В окнах горел свет, ворота стояли настежь, а вся площадь перед хоромами заполнена лошадьми и возами. Путники остановились. Грицько привязал коней к ближайшему забору и принялся считать верховых лошадей. Их было тридцать две, кроме того, стояло двенадцать возов, возле которых спали на расстеленных кожухах, сенниках и перинах мужчины, женщины и дети. У ворот лежали волы, коровы, овцы.

— Это переселенцы, — заметил Грицько.

— Да, но не наши, — ответил Андрийко. — Наши, наверно, поселились в селе по хатам и в окрестных хуторах, пока не построятся.

— Таков был наказ, гак договорились, и так оно на деле и есть, — задумчиво промолвил Грицько. — И здешние мужики, и бывшие луцкие ратники привыкли слушать и уважать слово Юрши… Это чужие люди.

— Может, князя Глинского, — гадал Андрийко.

— Ничьими другими они и быть не могут, — подтвердил Кознар. — Значит, надо ухо держать востро. Придётся перво-наперво разыскать Кострубу.

Вскочив на коней, они поехали в поповскую усадьбу. Покуда Грицько будил священника и расспрашивал о Кострубе, Андрийко смотрел на всё яснее выступавшие из утренних сумерек хаты села, и целый рой мыслей кипел в его голове: перед ним хоромы его предков, а он стоит в нерешительности — войти туда или нет! Не так представлял он себе два года тому назад своё возвращение под родную крышу, совсем не так! С ним пришли люди — переселенцы, которые возвеличат и прославят его род, его имя… И пусть это не победители, сопровождающие победителя, а разбитые, сломленные, изгнанные из родной земли беженцы, спасающие свои головы в неведомой глухомани далёкого востока. Жалкие и смешные, поскольку победила их не сила и упорство, а каверзы, себялюбие, тупоумие и ложь. На поле славы победа всегда была на их стороне, и всё-таки на них пала вся тяжесть, всё горе побеждённых. Гей! Значит, с мечтами о государственной независимости, с солнцем свободы погаснет и светоч справедливости. А он сам? Выехал юношей, возвращается мужем, а за ним — Офка, от которой покойный боярин Микола предостерегал Носа в Смотриче, а Михайло Юрша — его, Андрия, в Луцке…

— Боярин, тут и Коструба, и твоё добро в доме у попа, — толкая его в бок, сказал Грицько.

Андрийко пришёл в себя и, увидав Кострубу, который, несмотря на пожалованное ему боярское звание, не изменился ни внешне, ни внутренне, очень обрадовался.

Великан рассказал, что вчера вечером в Юршевку прибыли оба князя Глинские — Семён и Кирилл — с тридцатью ратниками, с замковой службой, челядью и тиуном, которого хотят посадить в дворище. Юршевский тиун сказал, что ждёт своего боярина. Князь Кирилл, захохотав, заявил, что могила его боярина давно уже травой-муравой поросла, А поскольку на Руси сейчас нет никого, кто бы жаловал землю, они, как ближайшие соседи, берут её, согласно стародавнему нраву. На это Коструба сказал, что на землях Юршн должны осесть ещё полторы тысячи ратников, которые пришли сюда из Волыни, Подол ни и Галптчнпы. Такое заявление не пришлось князьям по сердцу, тем более что в самой Юршевке было уже построено около пятидесяти хат. Всё же поразмыслив, Семён сказал, что рал новым поселенцам и не запрещает им осесть, где они пожелают, но с условием, стать под начало князей Глинских. Воеводы Монвидовича всё равно ещё нет, молодой Юрша погиб около года тому назад, а если даже и остался в живых, то прав у него на землю нет.

— Нет его и у вас! — ответил на это Коструба.

— Прав нет, зато есть сила! — засмеялся в ответ князь Кирилл.

— Ещё неизвестно, на чьей она стороне, — не согласился с ним Коструба, — у тех, кто станет за Юршу, или у тридцати ратников князя, от которого несёт козлом.

Князь страшно обозлился, но Коструба не стал ждать, пока дело дойдёт до драки, тем более что во всём селе было всего несколько десятков мужиков плотников. Покинув усадьбу, он направился к попу, у которого по приезде остановился — за два года хоромы были очень запущены. К ночи он разослал в окольные хутора нарочных с наказом всем людям брать оружие, садиться на коней и скакать выручать из беды Юршевку. Коструба полагал, что помощь подоспеет ещё до обеда, после чего они выгонят Глинских.

Андрийко обнял по-братски верного Кострубу, поблагодарил за то, что тот отстаивал права законного владетеля. Поскольку же владетель теперь явился, он сам и будет распоряжаться.

— Где моё оружие? Где конь? — спросил гордо молодой витязь, сознавая, что идёт в бой за счастье своей жены и… ребёнка.

Когда солнце заглянуло в Юршевскую балку, по главной дороге в усадьбу скакал значительный отряд ратников в шлемах, латах или полупанцирях, с копьями, луками, топорами и мечами. За ними шли мужики с косами, вилами и бердышами: по наказу прозорливого Кострубы всем мужикам Юршевской волости роздали оружие.

За их походом следили из хат старики, женщины и дети, пока те не исчезли за частоколом. Впереди, в полном вооружении, ехал на рыцарском жеребце Андрийко. С мечом на боку и синим щитом, на котором был изображён восьмиконечный крест, а копьё вёз за ним Коструба.

В усадьбе началось смятение, поднялись крики, шум. Приведённые князьями замковые слуги с перепугу выгоняли за ворота скотину и тащили за собой женщин и детей. Однако юршевские мужики их не пустили.

— У нас, — говорили они, — к вам дело, а мы со времён покойного боярина Василя привыкли решать все дела копным судом, громадой.

— Да ведь мы не похожие, мы коланники! — возражали перепуганные пришельцы.

— В Юршевке нет коланников. Есть только бояре и кметы. Идите!

Тем временем перед хоромами разыгралась интересная сцена: двое мужей среднего роста — один в островерхом шлеме, карацене, со щитом и мечом на боку, другой в шапке-мисюрке и в позолоченных на западный лад латах, с кривой саблей и круглым щитом — вышли навстречу рыцарю, который, соскочив с коня, шёл к ним ровным уверенным шагом.

— Что вы тут делаете под моей крышей? — спросил он гордо князей, потом, сделав вид, будто только теперь узнает их, продолжал: — Князья Глинские! Давненько мы так близко не сталкивались, правда? Там, где мы, — тут он указал рукой на дружину, — боролись за свободу нашей земли, не видать было ваших лиц, храбрые герои! Потому, сделайте милость, ступайте-ка к своим баранам на Ворсклу, а к нам не лезьте!

Казалось, кровь заливает круглое лицо мужа в шлеме. Потом оно посинело. Маленькие раскосые глаза метали молнии. Точно тигр, прыгнул он к Андрийке, и, наверно, пролилась бы кровь, если бы Коструба не направил копьё и оно не упёрлось остриём в грудь князя.

— Ты кто, проклятый стервец? — прохрипел Глинский, подаваясь назад. — Думаешь, напугал нас, нацепив собачий хвост на голову? Гей! Сюда.

С громким топотом и бряцанием выбежали из конюшен и хором ратники и, став вокруг своих князей, принялись натягивать на луки и самострелы тетивы.

Но рыцарь рывком поднял наличник шлема, и все увидели красивое, хоть сейчас и бледное лицо молодого Юрши.

— Тот самый, что погиб год тому назад, — объяснил мужикам Коструба, — и не имеет права на свою землю.

— Я Андрий Юрша! — обратился тем временем рыцарь к князьям. — И ты, князь Кирилл, хорошо меня знаешь.

— Ха-ха! А ещё лучше ты меня! — воскликнул князь Кирилл.

С минуту они смотрели друг другу в глаза, и вдруг Андрийко схватился за сердце.

— Ах! Значит, это всё-таки ты!.. — сказал он, и его лицо налилось кровью. И, сделав шаг вперёд, крикнул таким страшным голосом: — Вон отсюда! — Близ стоящие кони так и присели на задние ноги. — Все прочь! А ты, — тут он указал рукой на князя Кирилла, — вытаскивай меч, чтобы сегодня же закончить наше знакомство!

87
{"b":"234561","o":1}