Дорога в Перемышль проходила через эту балку, и здесь, как раз на её спуске, боярин поставил восемьсот мужиков. Согласно заданию, часть из них должна была забить в мёрзлую землю свои ратища, наклонить острия в сторону подъезжающего врага и, держа копья, не позволить неприятелю разорвать заслон. Остальные тем временем должны были разить врага из луков или рубить своими длинными бердышами. За первой ватагой стала другая — все восемьсот человек не могли поместиться в узком проходе. В сухом камыше, в кустах и по обочинам дороги, на расстоянии двухсот саженей, укрылись ещё более пятисот воинов. Остальные шесть-семь сотен, поголовно вооружённые косами и рогатинами, образовали засаду в лесу за балкой.

Расставив своё небольшое войско, боярин смело выехал с двадцатью осочниками навстречу врагу. Перебравшись через балку, они стали подниматься на пригорок. Было довольно холодно, но не так, чтоб деревенели пальцы на тетивах луков. Небо заволокло тучами. День стоял пасмурный и хмурый, осочники ехали молча. Из леса, где скрывалось более тысячи вооружённых людей, не доносилось ни звука, ни шороха. Всё умолкло в предчувствии вечного молчания смерти.

Но вот кисть страусовых перьев на шлеме боярина показалась над хребтом пригорка, и тут же поднялся висяший на левом плече щит. В тот же миг что-то свистнуло у боярина над ухом, и звук выстрела разнёсся по лесу. Однако никто даже не удивился. Пищали, правда, изредка попадались в Польше и на Руси и были в диковинку, впервые их услышали селяне при осаде Ныжанковского замка. Поначалу, с испугом, полагая, что это чары «папежников», они крестились, падали на колени и молились, но вскоре убедились, что простой лук гораздо надёжнее новой выдумки. Потому теперь мужики только насторожились, понимая, что после выстрела начнётся бой.

И в самом деле, как только ратники увидели всадника, а за ним, как они полагали, кучку челяди, несколько рыцарей, наклонив вперёд свои копья, пустили коней галопом. Не видя на щите боярина польских гербов, они тотчас догадались, что это враг. Однако, поскольку боярин поднял руку, делая знак, что хочет говорить, рыцари на полдороге задержали коней.

— Кто вы и чего хотите? — спросил он.

— Мы рыцари его величества короля, Короны Литвы и Руси! — ответил один из всадников. — Если ты за нас, то приветствуй, а нет — сдавайся!

— Именем его милости, великого князя Свидригайла, призываю вас и повелеваю всем отрядам и одиночкам немедля покинуть его земли. А не послушаетесь, прикажу стрелять!

В ответ на слова боярина раздался хохот, и рыцари погнали коней неторопливым галопом, поскольку их грузные жеребцы не могли скакать быстрей под тяжестью закованных в броню седоков.

Однако боярин Микола не собирался столкнуться в рыцарском поединке, как этого ему ни хотелось. Его войско состояло из неискусных в бою селян, научившихся только слушаться его велений, а не из рыцарей, проводивших всю жизнь в седле. Поэтому среди них должен был оставаться вожак и следить за ходом боя, чтобы в нужную минуту дать знак к наступлению или отступлению.

— Стреляй! — скомандовал он лучникам, а сам отъехал назад и остановился между первым и вторым отрядом.

Зазвенели короткие тугие стрелы о панцири и шлемы скачущих рыцарей. Двое из них пошатнулись и свалились на землю. Слуги кинулись поднимать своих панов, но на их руках были уже трупы. Рыцари остановились, и лишь некоторые легко вооружённые всадники выехали вперёд. Но не успели они выпустить свои первые стрелы, как уже несколько из них свалилось в снег, а раненые лошади, сбрасывая седоков и становясь на дыбы, понеслись назад. Тем временем рыцари в тяжёлых доспехах строились в боевой порядок, и тотчас рога затрубили к атаке.

Коланники скрылись за спинами рыцарей, а железная лава людей и коней не спеша двинулась по дороге, постепенно ускоряя свой бег, точно медленно катящийся с горы обвал. И хотя стрелы лучников вначале и задержали на минуту одиночек, но остановить всей лавы не смогли. То тут, то там слышался крик раненого или ржание коня, однако лава катилась дальше.

Но вот рыцари доскакали до вершины холма и увидели на противоположной стороне балки серую толпу мужиков, и рога затрубили второй раз. Красив и грозен был вид несущегося в атаку рыцарства. Длинные копья, разноцветные хоругви, павлиньи и страусовые перья на шлемах, яркая расцветка плащей, надетых поверх панцирей, раскрашенные щиты и светло-серебристые или отливающие воронёной сталью доспехи своим ярким сверканием, игрой красок и оттенков создавали впечатление переливающейся змеиной чешуи. И как неприглядно выглядела толпа мужиков в своих кожухах и бараньих шапках по сравнению с лавой рыцарей.

Не у одного коланника дрогнуло сердце при виде «панов», но вот прозвучал звонкий голос:

— Держите копья крепко, ровно! Ратовища вбить в землю поглубже. И вы с топорами будьте наготове! Лучники, начинайте!

Засвистели стрелы из луков и самострелов, упало несколько десятков коней, но это не остановило атаку. Через минуту первый ряд мужиков увидел перед собой огромные конские морды и острия копий. И не один зажмурил глаза, но никто не выпустил из рук своего копья. Казалось, бешеный натиск нападающих разорвёт слабый заслон из копьев и железные всадники раздавят ничем не защищённые тела. Но так не получилось. Нападающие откатились от ощетинившегося противника, а когда увидели, что не могут достать его копьями, вынули мечи и принялись вырубать себе проход. В ту же минуту на конские и людские головы, на плечи и шеи обрушились удары топоров. Острый металл проламывал железо и сталь, дробил черепа, вонзался в мясо, кожу и кости. Как горшки, лопались шлемы, точно скорлупа, раскалывались щиты, а топоры обрушивались и обрушивались со страшной силой и упорством. В миг вырос перед мужиками вал судорожно извивающихся тел, и рыцари отступили.

— Стреляй! — крикнул боярин.

И снова запели стрелы…

Лава всадников отхлынула и скатилась вниз на дно балки. Там на снегу лежали раненые, которых слуги успели вытащить из-под конских копыт. Стоны, стенания, проклятья наполняли окрестность. Тут же. чуть в стороне, их ждал, сидя на коне, пан Заремба. Впрочем, никто из рыцарей не помышлял о бегстве. Произошло невиданное и неслыханное событие. Невооружённое, голорукое, богом и людьми забытое холопство осмелилось чинить отпор владетелям мира и державы — рыцарям и, что самое страшное, победить их! Глухая злоба помутила умы и ослепила глаза перед опасностью. Никому не пришло в голову заподозрить, что «хамы» рассчитывают не только на болото и заросли кустарника, но и опираются на вторую линию копейщиков и бердышников. После того как перевязали наспех раненых, паи Заремба отдал приказ конным слугам объехать толпу холопов сзади, а сам возглавил тяжело вооружённых рыцарей, чтобы повести их снова в атаку.

— Панове и братья, — сказал он, — приложите все силы, чтобы ни один хам не ушёл из ваших рук. И помните, если мы жестоко не покараем тех, кто сжёг и вырезал Ныжанковичи и Корманичи, восстанет вся Перемышлевщина!

Злоба и упорство, уступившие было место тревоге, вернулись в сердца шляхтичей. Одни владели усадьбами в Перемышленских землях, и от подавления бунта зависела их будущность; другие возлагали надежды на получение наделов в восточных землях, вот почему ни один голос не возразил кастеляну. И всё-таки рыцарство двинулось без первоначального воодушевления, а их пахолки в глубоком молчании наблюдали, как наконец рыцарские копья столкнутся с холопским «ежом».

Когда это произошло, двинулись и они, и въехали в придорожные кусты и камыши.

И вдруг обочины дороги словно ожили. Со всех сторон понеслись дикие крики, полетела туча стрел, камней и ратищ, и в тот же миг из-за каждого дерева, куста, камня высыпали вооружённые длинными косами пехотинцы и с необычайной отвагой и ожесточением набросились на четыре сотни всадников. Лошади точно взбесились, и всадники в наступившей сумятице не смогли ни совладать с обезумевшими животными, ни обороняться. А острые косы вспарывали лошадям животы, срезали головы с плеч людям, отсекали руки и ноги. Стоны, вопли, крики, мольбы о пощаде, проклятья смешались со свистом кос и рёвом нападающих. Страх овладел пахолками, и после получасовой тщетной борьбы они поняли, что нет никакой возможности пробиться через заросли и замёрзшее сверху болото в тыл головного отряда боярина.