На чертеже, на котором было написано: «38 крон», был изображён вращающийся цилиндр, приводимый в движение ручкой. Он был обернут листом олова. При вращении цилиндр продвигался вдоль двух неподвижно закреплённых рожков. Один рожок был микрофоном. В нём находилась гибкая диафрагма с крохотной иглой; игла соприкасалась с оловянной оболочкой цилиндра. Чертёж превратился во вполне нормальное устройство. Интересно всё-таки, что же это будет? Скоро приоткроется и эта завеса тайна. И опять благодаря доброму дяде Алексу. Конструкция выглядит солидно, но как её применять – знает лишь один человек, впрочем, как и всё её происхождение.

 Дорогое газовое освещение горит в подвале. Вингерфельдт, подобно льву, стоит возле стола и выжидает. Подходит невысокий Бекинг, не спеша, чтобы не дай Бог, уронить это, несомненно, чудо техники! Дядя Алекс берёт эту необычную вещицу в руки, ставит на стол. Возле Вингерфельдта мгновенно появляются люди: Нерст, Авас и Надькевич. Они поняли, что являются свидетелями величайшего открытия в истории человечества.

 Дядя Алекс берёт в руки бумагу. Все смотрят на него точно, как на кудесника. Бумагу прикрепляет к деревянному цилиндру, ставит на неё лапку. Все молча выжидают. Даже дышать бояться. Вот он, момент истины! Затем он начинает постепенно вращать цилиндр, и говорить в микрофон:

 Начинает говорить Вингерельдт первое пришедшее на ум детское английское стихотворение, вибрации диафрагмы оставляют шероховатые линии на бумаге, подобно сейсмографу. Но не успел дядя Алекс и договорить, как бумага рвётся, а следовательно, первый дубль не удался.

 Нахмурив брови, он берёт в руки второй лист бумаги, вновь ставит его на цилиндр, сверху помещает рукой лапку с иглой и вновь начинает своё прежнее действие:

 Вингерфельдт довольно улыбается, чувствуя, что теперь ничто не сможет помешать его коварному замыслу претвориться в жизнь. Но все стоят в прежнем молчании. Они по-прежнему чего-то ждут. И дядя Алекс не заставляет их долго ожидать. Он снимает микрофон, цилиндр возвращает в первоначальное положение, и другая трубка со значительно более чувствительной диафрагмой и более лёгкой иглой становятся на место микрофона. Затем он начинает вращать рукоятку, иголка передаёт вибрацию диафрагме.

 И машина вдруг… заговорила! Игла точно идёт по этим непонятным кривым линиям, записанных во время монолога Вингерфельдта и произносит каким-то механическим, сверхъестественным, и в тоже время похожим на голос дяди Алекса слова:

 Тайна разгадана. Но это фантастика! Такое простое устройство, и в то же время такое сложное. Возможности использования этого изобретения просто огромны: можно записывать музыку, голоса членов семьи, людей, всё, что душе угодно! Вингерфельдт, автор этого творения, скромно стоит в стороне и ждёт отзывов по поводу оригинальности своей идеи. И он не заставляет долго ждать.

 - Браво, Алекс! Но это же восхитительно! – не выдерживает Нерст.

 - Отличная работа, Алекс! – не замедляет вставить своё слово Авас.

 На следующий день одна из местных газет поспешила отметить это событие: «Недавно в наш офис пришёл господин Александр Вингерфельдт, положил на стол небольшой аппарат и покрутил ручку, после чего машина спросила нас о нашем здоровье, и как нам нравится фонограф, проинформировала, что сама чувствует себя хорошо и на прощание пожелала нам спокойной ночи…»

 Триумф! И никакие внешние проблемы не воспрепятствуют этому потоку идей Вингерфельдта, который несётся на него с такой волной, что он едва успевает записывать их в свою записную книжку… Но довольно лирики, и можно продолжить разговор о фонографе. В России, например, это прекрасное изобретение поспешили использовать, чтобы записать на плёнку голос великого Льва Толстого – титана литературы, пусть и этому факту дано свершится несколько позднее задуманного. Но наибольший фурор ей предстоит произвести на посетителей Международной выставки в Париже, которой суждено состояться в этом году.

 Но и теперь по-прежнему предстояло много работы. Да, это воистину оригинальное изобретение Вингерфельдта – фонограф. Первое в мире устройство, которое позволяет записывать звук. Никто до него ещё до этого не додумался. Но идеи просто так в воздухе не витают – кто-нибудь да схватит! Всё ж просто. Недаром слышны были жалобы патентного бюро: «Дорога в контору привилегий просто не успевает стыть под ногами этого молодого человека!» Сказано в точку, и вполне справедливо. Патенты сыпались, как из рога изобилия.

 Вингерфельдт был в восторге от своего изобретения. Он предложил несколько способов его применения:

 Диктовка писем и документов без стенографистки

 Фонографические книги для слепых

 Обучение красноречию

 Воспроизведение музыки

 Музыкальные шкатулки и игрушки

 Часы, которые могут вслух объявлять время

 Сохранение языков посредством точной регистрации правильного произношения

 В целях образования

 В сочетании с телефоном для записи переговоров

 Запись на память семейных событий, голосов членов семьи

 Фонограф положил начало новой эпохе – ему ещё предстоит пройти через множество усовершенствований, впоследствии он станет патефоном, графофоном, граммофоном, и наконец, дойдёт до ныне существующих плееров, флеш-карт и прочих. Мир меняется… Но следует помнить, откуда всё начиналось. Порой просто никто не задумывается, что запись звука имела долгий путь, полный своего очарования. Впрочем, как и любое другое изобретение.

 Возле дома дядя Алекса сегодня много прессы. Сам он, и его помощники стоят у веранды и спокойно смотрят, как их постоянно щёлкает объектив фотографа. Журналисты стоят здесь в ряд, стеной, - не протиснешься. Здесь же стоит и главный виновник торжества – Вингерфельдт. Возле своего же детища, фонографа.

 - Этот фонограф – моё дитя. Я ожидаю, что оно вырастет и станет важной персоной, и будет содержать меня в старости, - вещает дядя Алекс представителям прессы, которых хватает тут в избытке.

 - Во всём мире вас называют волшебником. Что же вы для этого сделали? – спрашивает какой-то весьма предприимчивый журналист с блокнотом и ручкой – всё, как положено.

 - Уж если я и колдую над чем-нибудь, то, как правило, это получается самым лучшим. Чтобы не попало в мои руки – будь то простая машина для взбивания яиц, я тут же спешу её разобрать, и начинаю ломать голову, как её усовершенствовать. Но и то, не стоит всё приписывать мне, - и рука Вингерфельдта указала на стоящих двух помощников: Нерста и Бекинга. Взгляд Вингерфельдта был полон благодарности. – Альберт Нерст, например, помог мне прийти к идее фонографа. Авас Бекинг помог сконструировать мне это чудо. Мы всё делали вместе, как и полагается настоящей команде работников.

 Другой журналист, у которого мгновенно в голове созрел вопрос, поспешил его как можно скорее задать:

 - Мир бы очень хотел знать, что вы изобретёте следующим. Ходят слухи об освещении… Как можно назвать то, над чем вы сейчас работаете?

 - Вы умеете хранить тайны? – прищурился подозрительно дядя Алекс.

 - Да-да, - в один голос сказали все. – Вы сомневаетесь?

 - Тогда идите сюда!

 И Вингерфельдт полушёпотом поведал о своей грандиозной тайне, слухи о которой давно уже гуляли по всему свету. Но в газетах этой тайне не суждено появиться - журналисты сдержали своё слово.