Кто бы мог подумать, что детская мечта станет столь отчётливой явью. Летальный аппарат всё набирал скорость в полёте, сердце бешено колотилось, в какой-то миг какая-то волна прокатилась по животу – не понятно от чего, от страха ли или от волнения… Гай не отрывался от пейзажа внизу, он почувствовал страшную боязнь высоты, которая никогда не преследовала до этого момента. Выпасть из кабины было не таким уж сложным делом. Затем его всего охватил неописуемый восторг, присущий ребёнку, и, позабыв рекомендации пилота, он вскинул руки к небесам, некоторое время крича от восторга и восхищения – такого ему ещё никогда не приходилось чувствовать и ощущать.

 - Ну, хватит вопить! – раздался голос пилота, вернувший Гая обратно с небес в кабину самолёта. – Ну что, полетим к облакам, или назад сворачивать?

 - К облакам! – с жаром крикнул Гай, словно могли быть ещё какие-нибудь сомнения по этому поводу.

 Да, не Мориц, не Вингерфельдт, даже Николас, все они не ощущали сейчас того, что чувствовал и переживал сейчас Гезенфорд! Валлиец с восхищением смотрел на развернувшиеся внизу ландшафты, поля, дома… Пилот что-то сделал рукой в своей машине, и она перестала подниматься, после чего принялась рассекать одно облако за другим, делая впечатление от полёта совсем незабываемым. Гай с жадностью ловил ртом чистый воздух, увлечённо наблюдая, как нос самолёта рассекает причудливые барашки облаков.

 А вот и Прага! Такой себе её сверху Гай, наверное, никогда в жизни представить не мог, она показалась ему таким сказочным зелёным городом, что сначала он и не мог понять, что это и есть тот самый город, в котором он уже жил столь долгое время для себя. Увидев реку Влтаву, он всё расставил для себя по местам. Пилот резко повернул машину, они стали снижаться, пока не оказались на уровне моста, где на этой дряхленькой, но подающей надежды машине суждено было случиться трюку – пилот удачно провёл машину вокруг одной из башен, описав тем самым полукруг, что восторгу Гая не было предела.

 Вингерфельтдту суждено было разориться на эту индустрию – ведь слово всегда оставалось за Гезенфордом, да ещё какое слово! Напрасно заболел дядя Алекс…

 Они ещё долго рассекали облака, пока наконец самолёт не полетел по направлению к пригороду Праги. Показались знакомые поля и леса, летальный аппарат стал медленно снижаться, пока не приземлился на сухую жёлтую траву, покачивающуюся от ветра. В голове всё ещё не укладывался тот прекрасный полёт, Гаю казалось, что он всё ещё летит в воздухе – настолько сильны были впечатления. Он взглянул на часы и с удивлением для себя отметил, что полёт длился всего полчаса, показавшиеся в воздухе вечностью… «Может, на небе теряются пространство и время?» - подумал он про себя. Может. Всё может быть.

 Гай почувствовал, как у него затекли ноги от долгого сидения в одном положении. Он проворно выскочил из самолёта, едва пилот помог ему справиться с ремнём. Своей ловкостью Гай удивил до крайности стоящего бывшего офицера пехотного корпуса. У Гезенфорда резко приподнялось настроение – хотя первые шаги от такого впечатлительного полёта было сделать трудно, и приходилось останавливаться, ноги отходили постепенно. Затем Гай неожиданно подбежал к Морицу, схватил его радостно за плечи и потряс несколько секунд взад-вперёд.

 - Веснушечкин, ты даже не представляешь, какое это счастье – впервые пуститься в полёт! Я видел всю Прагу сверху, я рассекал облака, я….

 - А не самолёт? – спросил Надькевич, освобождаясь из тисков своего босса, напуганный этим неожиданным проявлением внеземной радости. – Я искренне рад за тебя… И за твой первый полёт.

 - Не, ты даже не представляешь, как это прекрасно – пролетать на такой высоте и видеть всё и вся как на ладони! – Гай провёл рукой по волосам Морица, тем самым сделав ему новую причёску наподобие этой: «я летела с сеновала, тормозила чем попало».

 Надькевич и валлиец подошли к пилоту того самого самолёта, всем своим видом намекая на серьёзный разговор. В глазах Морица сверкали искорки зависти и сожаления, когда он глядел на стоящий на траве летальный аппарат. Пришлось плохое настроение заглушить мыслями, что когда трясётся каждая гайка этого самолёта, приятного мало. Да он бы и сам вряд ли бы полетел – он вряд ли вытерпит огромную высоту под собой, дрожь его охватит мгновенно… Нет, хорошо, что его не пригласили летать наравне с влиятельными лицами.

 - А это кто? – улыбнулся пилот, глядя сверху вниз на пятнадцатилетнего мальчишку.

 - Мой оруженосец, - с гордостью сказал Гай, протолкнув его вперёд, чтобы на него успели все насмотреться, словно бы это было диковинное животное.

 -А-а, - кивнул головой пилот, приподняв светлые брови. – У вас остались какие-то вопросы ко мне? Так, позвольте мне догадаться, уж не вы ли тот заместитель Александра Вингерфельдта, запамятовал, как вас зовут… Гезенфорд? Господин Гезенфорд?

 - Он самый. Моё имя Гай Юлий Цезарь. Для друзей просто Гай, - усмехнулся он. – Да, вопросы имеются. И предложения в том числе.

 Ухо пилота насторожилось при последней фразе. Отреагировав на имя Гая улыбкой, он решил уделить больше внимания этой довольно интересной паре, представляющей целую монополию, подмявшую Европу. Что-то просчитав в голове, пилот запоздало кивнул головой:

 - Так, я вас слушаю.

 - Если наша компания окажет вам финансовую поддержку, вы ведь будете дальше развиваться, и мы сможем иметь от этого выгоду? Если мы поможем вам организовать ваше дело, последует ли ваше развитие изобретательства и совершенствования тех же самолётов? – Гай хищно впился в свою жертву, но пилот устоял под взглядом коршуна.

 - Если будет финансирование, будет и результат. Вы всё-таки решились во время полёта вложить все свои деньги в это дело? Уверены ли вы, что оно принесёт вам коммерческую выгоду? Может, самолётам не суждено великое будущее, и они уйдут в тень, и станут лишь динозаврами наших дней. И тогда все вложенные деньги попусту прогорят.

 - Может, кажется, если бы, - как я ненавижу эти слова! – возмущённо крикнул Гай. – Я чую прибыль везде, и поверьте, оно принесёт нам выгоду. Эти слова закреплены будут пусть моими впечатлениями от полёта. Что за вздор! Не суждено им быть динозаврами, если индустрия будет успешно развиваться. Жаль, я здесь вижу лишь управляющего самолетом, а не тех, кто их производит…

 - Это дело поправимое, - мягко возразил пилот, смущённый возмущением Гезенфорда.

 Всё это время Мориц стоял, внимательно изучая землю под своими ногами, словно бы в ней была зарыта та самая коммерческая выгода, о которой так ожесточённо спорили оба. Один удачный полёт стоил пилоту обретённой работы и состояния, а Гай уже мысленно продумывал, как бы получше запустить свою когтистую лапу в новую бурно развивающуюся жилу, где при хорошем подходе можно было получить хорошие деньги. Только вот Мориц вероятнее всего думал о чём угодно, только не об этом. Он жалостливо глядел на своего босса, и не выдержав, спросил голосом замёрзшего человека:

 - Г-гай, когда мы отсюда уйдём, а? Чай не май-месяц, я не хочу из-за тебя простудиться… Гай, ты меня слышишь? Ау!

 И пилот, и Гезенфорд склонились над какой-то бумажкой, лежащей на самолёте, на ней что-то помечал ручкой валлиец, словно и не замечая своего посиневшего от холода товарища. Лишь когда Мориц стал уже чуть ли не танцы плясать, чтобы согреться, Гай вспомнил о его существовании и треснул себя ладонью по лбу, пожав перед этим руку пилоту, показывая, что сделка совершена.

 - Мориц, прости меня, твоего доброго приятеля, бросившего тебя на холод судьбы! Потерпи ещё немного, и я тебе… Мороженое куплю, точно!

 - Нет, никаких мороженых! – отказался и без того холодный Надькевич.

 - Держись, приятель! – и Гай снова обратился к ожидавшему его пилоту. – Господин, да простят меня за то, что я вас отвлекаю и заставляю ждать народ, но это ещё не все вопросы… Можно спросить, а кто вас научил управлять самолётом? И где?

 - Погодите…

 Он порылся у себя в кошельке, извлёк небольшую бумажку, как понял Гай, визитку. Удостоверившись, что это именно та, которая нужна, он торжественно вручил её валлийцу и поспешил отойти куда-то назад, к людям. Гезенфорд быстро прочитал, что на ней написано, сунул её во внутренний карман своего пиджака, после чего подхватил Морица и повёл его прочь. Он поднял руку в знак прощания с пилотом и поспешил увести околевшего телеграфиста.