Галчко вопросительно посмотрела на Винниченко.

— Да вы не мнитесь, — подбодрил ее Терещенко. — Вам ничего дурного не сделаю. О контрер![38] Вы же по–украински здорово чешете. Расспросите, что и как, и сразу — назад. Вот и узнаем из первых рук, какая у них «платформа». А все эти разведки и контрразведки, штабы и контрштабы как начнут рапортовать — только голову заморочат!.. Можете им что–нибудь и пообещать: спросят рубль — давайте два, потребуют трояк — платите пятерку. Скажите, что вы — парламентер, только бы выиграть время. — Терещенко налил себе еще бокал и подмигнул Винниченко. — А тут подоспеют Петлюровы казаки или юнкера Керенского и намылят им холку. Отправляйтесь, не мешкайте!

Галчко снова вопросительно взглянула на Винниченко.

— Что ж, господин министр прав. Поезжайте, панна София.

— Слушаюсь, пан субпрезес!

Терещенко посмотрел ей вслед.

— Пикантная галичаночка, — прищелкнул он языком. — Вы как, господин Винниченко, не… того? А? Презес, субпрезес — ей–богу, стит!

Винниченко покраснел.

— Пейте, пожалуйста, мсье субпрезес. — Терещенко плеснул в опорожненный бокал Винниченко запеканки, собственноручно долил из сифона сельтерской. — Смотрел я, господин Винниченко, вашу пьесу «Черная пантера» в Москве, в театре Корша, по пути сюда. Славная штучка! Не хуже, чем у Островского… Чертовски здорово! Пароль д’онёр! Как это он ей говорит! А? А она ему?..

Вернулись Петлюра с Церетели и Керенский с Грушевским. Адъютант Керенского и барон Нольде остались у телефонов. Все были взволнованы,

Дело обстояло серьезно. В Полуботьковском полку произошел настоящий мятеж: полк действительно поднял восстание — с явным намерением захватить власть в городе.

С оружием в руках все три батальона полуботьковцев вышли из Сырецких и Грушковских лагерей и заняли 5–й авиапарк под Святошином. Одни батальон сел на машины и помчался на Печерск, остальные два цепями подступают к западным окраинам города. Богдановцы, по приказу Петлюры, уже выступили полуботьковцам навстречу. Юнкера, по приказу Керенского, тоже построились у своих школ, чтобы быть готовыми для решительных действий.

Керенский мерил зал взад–вперед, шагая по диагонали. Петлюра остановился посередине. Остальные сели.

— Господа! — окликнул радушный хозяин. — Выпейте по рюмочке для подкрепления. Право же, не из–за чего нервничать. Я думаю, пока там ликвидируют эту ерунду, мы можем преспокойно довести нашу беседу до конца.

Керенский вдруг остановился посреди комнаты перед Петлюрой. Лицо его было гневно и решительно.

— Я не согласен! — почти крикнул он. — Я отклоняю!

— Одну рюмочку! — настойчиво потчевал гостеприимный хозяин.

— Я не согласен! — уже и в самом деле крикнул Керенский. — Я отклоняю все ваши требования, все четыре пункта!

6

Керенскому все было ясно. Восстание, конечно, вещь неприятная при любых обстоятельствах, тем паче перед лицом прорыва на фронте. Но если против Центральной рады восстают ее собственные полки, то грош цена всем ее требованиям — только дурак может их принять. Перевес теперь был, безусловно, на стороне Временного правительства.

Грушевский и Церетели воскликнули почти в один голос:

— Но, Александр Федорович! Вы же дали согласие! Полчаса назад…

Корейский пропустил это справедливое замечание мимо ушей.

— Я могу лишь подтвердить прежний ответ Временного правительства на все ваши наглые домогательства! — Керенский брызгал слюной. — Провозглашение автономии Украины — акт незаконный! Создание Генерального секретариата — бесстыдная фикция! Украинизации армии — преступный произвол! Все это самоуправство должно быть немедленно ликвидировано. Решать будет Учредительное собрание!

— Всероссийское Учредительное собрание! — вставил Терещенко. — И никаких сепаратизмов! Говорю это вам точно, а я — сам малоросс.

Петлюра уныло ответил:

— Последний, четвертый, пункт — об автономии — мы можем временно снять.

— Разумеется! — сразу поддержал Грушевский, — Мы согласны, чтобы вопрос об автономии встал только в Учредительном собрании…

— Мы можем, — пробормотал Петлюра, — ни настаивать и на пункте третьем — о передислокации с других фронтон…

— Фикция! — завопил Керенский. — Афера! Спекуляция на метрических записях в церковным книгах!

Он вдруг откинул голову, сунул руку за борт и поднялся на носки — такую позу он всегда принимал, когда произносил речи.

И действительно Керенский произнес речь:

— Всей силой власти, которой я обладаю как военный министр, я заставлю вас покориться воле демократии и моим распоряжениям! Я не даю согласии даже на обсуждение ваших наглых требований: все они — проявление сепаратизма в той или иной форме! Я все сказал!

— Мы можем… пока… — покорно прошептал Петлюра, — снять и пункт второй: замену командного состава украинцами…

— Я все сказал! — взвизгнул Керенский.

— Но ведь, — отважился заметить Петлюра, — пункт первый можно бы принять: в пункту первом только констатируется фактическое положение. Украинизация армии происходит сама собой стихийно. С этим вам ничего не поделать.

— Запрещаю! — снова взвизгнул Керенский. — И приказываю: прекратить это непотребство!

Винниченко ехидно отозвался из своего угла — после двух бокалов спотыкача с сельтерской он набрался смелости:

— А как же быть, Александр Федорович, с пятьюдесятью тысячами в Виннице, Жмеринке и Проскурове? Ведь они ваши приказы выполнить отказались. Кого же вы собираетесь бросить на участок Збараж–Скалат?

Керенский молчал, кусая губы. Замечание были уместно.

На помощь Керенскому поспешил Терещенко.

— Ваши полуботьковцы уже продемонстрировали свою верность Центральной раде. Кто поручится, что и эти пятьдесят тысяч…

На пороге появился сотник Нольде.

— Последние известия. Разрешите доложить?

Известия были неутешительны. Полуботьковцы вошли в город. Богдановцы встретили два пеших батальона в пути, но вступать в столкновение со своими не решились. Первый батальон на машинах прорвался к 3–му авиапарку. Действовали ли они там силой, или сумели с авиапарком договориться — неизвестно, но и в 3–м авиапарке они захватили автомашины и погрузили на них изрядный огнеприпас — патроны и гранаты. Пешие полуботьковцы приближались теперь к Политехническому институту, разгромив по дороге шулявское отделение милиции.

— Чего же им надо? — простонал Грушевский.

Сотник Нольде рапортовал:

— По сведениям, которые получил штаб богдановцев по своей линии связи, полуботьковцы домогаются немедленного и полного удовлетворения Временным правительством всех требований Центральной рады: автономии Украины и украинской армии. Поэтому богдановцы и не пожелали чинить полуботьковцам препятствий…

— Что вы сказали? Повторите, что вы сказали!

Барон Нольде повторил. Он и сам был удивлен до крайности. Не далее как полчаса назад он уже подумывал, не сорвать ли ему трезубцы и не прицепить ли на место погоны? А тут выходит, что восстание совсем не против Центральной рады, а, напротив, за Центральную раду, против Временного правительства. Миф, блеф, фантасмагории!

— Это большевистская афера! — вышел из себя Керенский. — Трети авиапарк — большевики! Я давно требовал, чтоб механиков послали на фронт! — Он забегал по залу. — А там, рядом с ними, еще и «Арсенал», который отказался принять комиссара от Временного правительства! Между ними сговор! Я давно приказывал ликвидировать «Арсенал»! Почему вы до сих пор не ликвидировали «Арсенал»?

Перепуганный Церетели промямлил:

— Я отдал приказ не финансировать «Арсенал» для оплаты рабочих. Они второй месяц ничего не получают…

Керенский взбесился:

— Еще хуже: они присоединятся к повстанцам!.. Поручик!

Барон Нольде вытянулся перед ним.

— Не вы! — отмахнулся Керенский. — Мой поручик!.. Звоните Оберучеву: печерской школе прапорщиков окружить «Арсенал»!

Адъютант исчез.