Эта пространная, но довольно-таки путаная заметка не вполне удовлетворила Девис-Рота; он задумался над нею. Приход слуги прервал его размышления.

— Что вам нужно, Пьер? — спросил священник.

— Одна дама настоятельно просит, чтобы ваше преподобие приняли ее. Она утверждает, что может сообщить вам нечто очень важное.

Иезуит сжал голову руками. Смерть Бланш грозила новым скандалом. Он старательно избегал упоминать, о чем именно говорила Бланш, дабы впоследствии легче было отрицать или извратить ее слова. Достаточно ли этого, чтобы сбить с толку врагов церкви? А тут какая-то ничтожная женщина вздумала отвлечь его по личному делу, мешать важным занятиям. Девис-Рот решил было не пускать ее к себе, но потом подумал, не явилась ли она в самом деле с каким-нибудь известием?

— Пусть войдет, — сказал он.

Любой художник счел бы наружность посетительницы вполне подходящей для Двора чудес[46] или разбойничьего притона. В ее фигуре было что-то змеиное, в лице — что-то жабье; ее угодливый взор выражал наглость и хитрость. Что таилось под этой личиной?

Маленькая, коренастая, изжелта-бледная, эта женщина, несмотря на отталкивающую внешность, обладала необъяснимой гипнотической силой. Ее глаза пристально следили за собеседником, впивались в него, словно щупальцы спрута. Однако взгляд ее не произвел впечатления на Девис-Рота. Он так властно посмотрел на вошедшую, что та поклонилась чуть не до земли.

— Чем могу служить, сударыня? — холодно спросил иезуит.

Поклонившись еще раз, старуха начала сладеньким тоном:

— Моя дочь получила рекомендацию от вашего преподобия… Вот почему…

— Как зовут вашу дочь?

— Бланш Марсель.

— Она же умерла?

— Умерла Клара Марсель, сударь, а не Бланш.

Девис-Рот питал предубеждение к этой фамилии.

— Так что же вам нужно?

Женщина неуверенно пролепетала:

— Моя дочь, ваше преподобие, в течение нескольких месяцев заведовала приютом Нотр-Дам де ла Бонгард, что весьма ей повредило.

— Я не имею к этому приюту никакого касательства. Однако объяснитесь!

Женщина поклонилась еще более подобострастно.

— Видите ли, сударь, куда бы моя дочь ни обращалась теперь в поисках места, ей отказывают из-за того, что об этом приюте идет худая молва.

— Очень жаль, но ничем не могу помочь.

Женщина продолжала, опустив голову:

— По свойственной ей честности моя дочь отвергает предложения антиклерикальных газет предать гласности то, что она обнаружила в приюте. Но нам нечем жить… Чего вы хотите от бедной девушки, которая никак не может устроиться? Безбожники все время соблазняют ее, предлагая и деньги и работу…

«Вряд ли они так богаты и влиятельны, чтобы сулить все это!» — подумал Девис-Рот, бледный от бешенства. Ему хотелось вытолкать назойливую старуху за дверь. Но ведь она может пойти в другое место… И, сдерживая ярость, он спокойно проговорил:

— Потрудитесь изложить все подробно, назовите имена.

— Увы, ваше преподобие, я не сумею рассказать все так, как это сделала бы моя дочь. Но мне кажется, что если она не получит хоть небольшую сумму, которая спасла бы нас от нужды, то ей придется…

Девис-Рот выпрямился во весь рост, а женщина еще больше съежилась, всей своей позой выражая смирение.

— Повторяю, — прервал иезуит, — что дела приюта Нотр-Дам де ла Бонгард не касаются ни меня, ни святой матери-церкви. Это частное благотворительное учреждение, и Господь сам вдохновлял его руководителей. Однако раз ваша дочь — добрая христианка, то я окажу вам помощь, насколько позволяют мои скудные средства.

И он протянул просительнице три золотых. Низко кланяясь и предварительно перекрестив каждую монету, она спрятала их в объемистый карман. Девис-Рот не сводил с нее взгляда.

— Через несколько дней вас навестят лица, известные своим благочестием. Где вы живете?

— На улице Сент-Антуан, дом номер шестнадцать.

— Хорошо, можете идти.

Женщина еще раз поклонилась и вышла, провожаемая столь пронзительным взглядом, что, почувствовав его, она оглянулась, будучи уже у порога.

«Пусть она ответит за остальных! — подумал иезуит. — Есть лишь одно средство — избавить церковь от ее врагов — уничтожить их, как это, по словам писания, делает господь бог».

Девис-Рот был выбит из колеи. Им овладело нервное возбуждение; ему представилось, что он сражается с ордой неверующих, один, вооруженный лишь крестом, тяжелым, как дубина Геркулеса; ему чудилось, будто он разбил безбожников и проламывает им черепа ударами этого священного оружия…

Но иезуит недолго предавался грезам. Усилием воли он заставил себя сесть за стол, чтобы вновь заняться просмотром корреспонденции и газет.

Беда, как известно, никогда не приходит одна. В одной злокозненной газете Девис-Рот прочел:

Девис-Рот в бешенстве разорвал газету в клочья и отшвырнул их прочь. «Почему я не истребил этих людей раньше? — подумал он. — Настало время принять энергичные меры против растущего зла!»

В тот же вечер высокий мужчина с властной осанкой, в мешковато сидящем черном костюме постучал в дверь комнаты Жан-Этьена в гостинице на улице Сент-Маргерит. Был поздний час, и Жан-Этьен оказался дома. Увидев посетителя, внешность которого и манера держаться свидетельствовали о причастности к Иерусалимской улице, он почтительно поднялся. Он слыхал об иезуите, но не догадался, что Девис-Рот пожаловал к нему самолично.

— Вы агент тайной полиции? — спросил вошедший.

Жан-Этьен промолчал.

— Ваша сдержанность похвальна, — заметил незнакомец. — Она показывает, что вы достойны доверия.

Жан-Этьен напыжился.

— Как вам известно, мой друг, тот, кто убивает бешеную собаку, делает доброе дело; но еще похвальнее освободить общество от людей, более опасных, чем бешеные псы.

Бандит понял, что ему предлагают мокрое дело. Интересно, сколько ему заплатят и всерьез ли сделано предложение? Нет ли тут ловушки? С другой стороны — зачем отказываться от выгодной сделки? Он ожидал дальнейших разъяснений.

Видя, что Жан-Этьен затрудняется дать ответ, иезуит прибегнул к неотразимому аргументу, показав ему несколько золотых монет.

— Мы — свои люди и должны столковаться. Вам предлагают совершить не убийство, а лишь акт возмездия. Выбирайте: либо вы с помощью кинжала устраните двух женщин, приносящих обществу вред, либо, не привлекая ничьего внимания, приведете их в дом, где вам откроют на условный стук. Нужно будет только заставить их войти. Деньги получите сразу.

— Но как их уговорить? — спросил Жан-Этьен. — Я предпочел бы не убивать, чтобы не возиться с трупами.

— Это уже ваше дело, любезный. Раз вам платят — надо потрудиться. Найдите предлог, как их заманить. Не так уж это трудно. Между прочим, они бедны.

— А разборчивы ли они?

— Вовсе нет. Скорее напротив.

Жан-Этьен все еще мялся.

— Кто мне гарантирует, что потом вы не захотите укокошить меня самого? — спросил он.

— Плохо же, любезный, вы разбираетесь в людях, если вам нужны гарантии!

Бандит смолк.

— Я вас не неволю, как хотите! — продолжал иезуит. — Вы получите десять тысяч франков. Пять тысяч — сейчас, а пять — когда приведете женщин. Согласны? Да или нет?

С этими словами он вынул из кармана пять банковых билетов и положил на стол.

Первым побуждением Жан-Этьена было присвоить эти деньги и убить их владельца, но потом он одумался: зачем терять вторую половину обещанной суммы да вдобавок наживать себе лишние неприятности? Девис-Рот умно поступил, что принес лишь половину вознаграждения. Намерение бандита от него не ускользнуло. «Это как раз такой человек, какой мне нужен!» — подумал он.