В этот момент к ним подошел гитарист. Судя по рыданиям в голосе и полуприкрытым глазам, он исполнял душещипательную любовную песенку. Сара из вежливости сделала вид, будто поглощена музыкой. Однако уголком глаза она зорко следила за Риккардо. Во всем его облике угадывалось напряжение. Он теребил пальцами серебряное кольцо для салфетки, и Сара во второй раз обратила внимание на золотой перстень с печаткой, геральдическим знаком из рубинов и бриллиантов. Если не считать золотого браслета, других украшений не было. Это подчеркивало его мужественность.

Она на какое-то мгновение встретилась с ним взглядом, и ей показалось, будто Риккардо неслышно выругался. Потом он что-то сказал гитаристу, и тот отошел в тень. «Чем только это кончится?» — бесшабашно подумала Сара, но уже в следующее мгновение беспечность покинула ее.

— Мы только зря теряем время! — Риккардо внезапно схватил ее за руку и без малейших усилий притянул к себе. На другом конце бассейна горел камин, искры отражались в кафеле, которым был выложен испанский дворик. Сара в немой растерянности посмотрела вокруг. Куда все подевались? Исчезли официанты в белых куртках, последним испарился гитарист. Сама же она оказалась там, где и хотела: в тесном кольце сильных рук, крепко прижавших ее к упругому мужскому телу. Его длинные пальцы запутались в густой массе ее волос. Он немного оттянул назад голову девушки и накрыл ее рот своим, безжалостно пресекая любую попытку крикнуть в знак протеста.

Это было похоже на ускоренную съемку. Сара потеряла контроль над собой и вопреки собственной воле вцепилась в Риккардо руками — возможно, затем, чтобы не упасть. Его поцелуи были одновременно и грубы, и нежны, а руки, после того как он убедился, что она прекратила сопротивление, скользнули вдоль ее позвоночника, погладили бедра и ягодицы.

Никогда прежде Сара не испытывала ничего подобного.

Она как будто таяла, растворялась в его объятиях. Даже когда его пальцы, расстегнув платье, обожгли ей грудь и она почувствовала, как шероховатость его кожи пришла в соприкосновение с ее собственной, нежной и чувствительной плотью, она так и не смогла выдавить из себя ни звука.

— Идем! — властно приказал он.

Одно-единственное слово. А как же ужин? Но что такое ужин или еще что-то по сравнению с этим блаженством? Сара пошатнулась на непривычно высоких каблуках, и Риккардо, совсем как в кино, подхватил ее на руки и понес в спальню.

Он плечом отворил дверь. В комнате было темно, только горел ночник. Он опустил ее на кровать.

Что же дальше? Теперь, когда Риккардо больше не держал ее, Сара почувствовала себя не в своей тарелке. Она инстинктивно поправила юбку и сдвинула колени. Что он собирается делать? Риккардо запер дверь и, стоя в изножии кровати, начал расстегивать галстук, сбросил пиджак. Черные непроницаемые глаза рассеянно блуждали по ее телу. Потом он заговорил таким небрежным тоном, словно и не было никаких поцелуев:

— Почему бы тебе не раздеться и не нырнуть под простыню? Я скоро присоединюсь к тебе.

Этот обыденный тон подействовал на Сару, как ушат холодной воды. Риккардо заранее торжествовал победу, обращаясь с ней так же трезво и расчетливо, как, наверное, привык обращаться с женщинами. Ей стало ясно: каждое его движение в этот вечер было рассчитано, может быть, даже прохронометрировано.

Он был так холоден, так уверен в себе и своей победе!

В изумлении Сара наблюдала за тем, как он расстегивает рубашку. Она свалилась с облаков на землю.

— Дилайт! — нетерпеливо бросил он. — Ты что, ждешь, чтобы я помог тебе раздеться? Или привыкла отдаваться в одежде?

Сара смотрела на его обнаженный торс; под смуглой кожей перекатывались тугие, упругие мышцы. Он был похож на дикого зверя, этот человек, не привыкший считаться с кем бы то ни было: он просто и цинично брал все, что ему хотелось. Если она будет противиться, он изнасилует ее. Поэтому Сара лежала, не шевелясь, беспомощно глядя в его черные глаза.

«Придумай что-нибудь! — молил внутренний голос. — И как можно скорее! Он явно не страдает избытком терпения».

Риккардо приблизился к ней; на его губах змеилась плотоядная усмешка.

Сара старалась не смотреть вниз.

— Я… я думаю, что нам не следует…

— В чем дело? Ты что, никак не можешь забыть своего Карло? Я думаю, он поймет. В конце концов, ты — не обыкновенная женщина. Наверняка он знает о твоих порнографических фильмах?

— Конечно. У нас нет секретов друг от друга. Хорошо, что ты вспомнил о нем, потому что… Я передумала. Извини, я не хотела вводить тебя в заблуждение, но… ты сбил меня с толку… все эти слухи… Прошу тебя…

Риккардо в недоумении смотрел на нее, похожий на большую черную пантеру перед прыжком. Сара с трудом поднялась на колени и уползла в дальний угол кровати. Господи, неужели он изнасилует ее? Неужели он на это способен?

Подстегиваемая необходимостью остудить его пыл, она без передышки выплевывала слова:

— Понимаешь, мне расхотелось. Я не могу… с кем-то еще, когда я так влюблена в Карло! Мне бесконечно жаль. Наверное, мне нужно было проверить себя, убедиться… Ну вот и все.

Он хрипло рассмеялся, и она содрогнулась.

— Проверить себя? Как это по-американски! А ты уверена, что итальянец может это понять? Ты расскажешь Карло об этом маленьком инциденте? Может, мне самому это сделать?

— Что ты хочешь сказать? Ты… ты угрожаешь? Это настоящий шантаж!

Риккардо задумался. Потом сказал, словно не слышал ее последних слов:

— Если бы я следовал своим инстинктам… и твоим… я сию минуту взял бы тебя — и это даже нельзя было бы назвать изнасилованием. Тебя нетрудно соблазнить, моя Дилайт… моя Радость… и Радость многих, многих до меня включая Карло! Но у меня также пропал аппетит. Я люблю честную борьбу, поэтому обещаю тебе не прибегать к насилию. Ведь, приложив определенные усилия, тобой может обладать всякий, кому не лень. Так в чем все-таки дело?

Я слишком мало предложил тебе? Нужен был не «мерседес», а, скажем, «роллс-корних»? Шикарные туалеты и драгоценности? Я поскупился? Предложил слишком низкую цену?

Его слова кинжалами вонзались ей в грудь. Инстинкт самосохранения приказывал Саре молчать.

— Я предложил слишком низкую цену? — настаивал он.

Она глубоко вздохнула, радуясь, что тусклый свет ночника не позволял ему увидеть ее лицо.

— Да. Но не в том смысле, что ты думаешь. А теперь, если не возражаешь…

Еще долго после того, как герцог ушел, предусмотрительно захлопнув за собой дверь, Сара неподвижно лежала на кровати. Напряжение никак не отпускало ее. Она вперила взгляд в дверь, будто ожидала, что Риккардо предпримет новую атаку. Но этого не случилось. Мало-помалу к ней вернулось прежнее здравомыслие, и она вдруг разрыдалась, что вообще-то за ней не водилось. «Это от злости, — убеждала она себя. — И от изнеможения». Риккардо добивался милостей Дилайт, а не Сары! Рыдания становились все громче, все безотраднее. Она горела ненавистью к нему и к себе. К обоим!

Некоторые женщины, выплакавшись, засыпают, а наутро встают, благоухая свежестью. Сара была не из их числа. Скорчив сердитую рожицу своему отражению с красными распухшими веками, она принялась промывать глаза холодной водой: это было одним из испытанных средств няни Стэггс, и, как прочие средства, оно подействовало.

— Есть кто-нибудь дома? — спросила она лакея, принесшего ей завтрак на уединенную террасу, где она полюбила нежиться на солнышке в огромных солнечных очках Дилайт и крошечном бикини, завязав волосы узенькой желтой лентой.

— Только хозяин. Другой джентльмен вчера вечером уехал.

Уехал! Что она испытала при этом известии: облегчение? Естественно, он больше не захочет иметь с ней дело, и слава Богу. Он из тех, кому нельзя доверять. От таких нужно держаться подальше. И вообще, ей пора снова стать собой. Она обещала сестре держаться — но как долго? Пару недель? Месяц?

Что толку ломать себе голову, решила Сара и перевернулась с живота на спину. Правильнее будет расслабиться и существовать в некоем промежуточном мире — между сном и явью.