Он опять устраивает ей экзамен!

— Как раз в такое место ты и отправил его несколько недель тому назад.

Аргентина… Уф! Но я думаю, что он выдержит — и я тоже.

— Рад это слышать. Но раз тебя не удовлетворяют солнечные ванны и теннис, постараюсь организовать… какое-нибудь подходящее развлечение.

— Огромное спасибо! — Марко среагировал на ее издевательский тон злобным рычанием, и, воодушевленная успехом, Сара с неменьшим энтузиазмом продолжила:

— А то я начинаю чувствовать себя в заточении в замке Синей Бороды — не обижайся, конечно.

— Синей Бороды?

— Ну да, — сочувственно произнесла она. — Понимаешь, был такой тип, он убивал своих жен, как только они успевали ему надоесть, и хранил изуродованные трупы в потайной комнате, которую всегда держал на замке.

Однажды…

— Довольно, — перебил Марко. — Естественно, я знаю эту историю, однако я не вижу сходства между тобой и его последней женой. У меня нет потайной каморки, где я хранил бы мертвые тела своих убиенных наложниц. Более того, он перешел на угрожающий тон, — если бы мне приспичило избавиться от тебя, хватило бы элементарного несчастного случая, вроде падения с высоты на прибрежные скалы. И алчные волны поглотили бы твой холодный труп.

— Ты мне угрожаешь? — Сара изо всех сил пыталась унять бешеное биение своего сердца. Не следует забывать: в его жилах смешалась испанская и мавританская кровь. Неужели он привез ее сюда для того, чтобы раз и навсегда покончить с ненавистной избранницей своего младшего брата?

В глубине потемневших глаз Сары сверкали зеленые искры. На скулах проступили сквозь загар багровые пятна. А губы!.. Марко чертыхнулся про себя. Почему его так притягивает ее рот? Так хочется его закрыть своим… Но он всякий раз напоминал себе, сколько мужчин уже приникали к этим спелым губам, получая и даря ей наслаждение.

Вот уже много дней, как она прочно привязала его к себе. Ее едва заметные, спрятанные среди пышных цветов колючки впивались ему в кожу, вызывая страстное желание схватить за округлые плечи и трясти, трясти вытряхнуть из нее душу.

Саре хватило наглости выиграть у него в теннис. Она со стремительностью амазонки носилась по корту, отбивая самые резкие подачи. После игры Марко недовольно пробурчал:

— Должен признаться, удивлен твоей игрой. У меня как-то вылетело из головы, что теннис сейчас в большой моде.

Негодница была слишком счастлива, чтобы отреагировать на это замечание.

Однако, кажется, сейчас ему удалось нагнать на нее страху. Пускай подольше остается в угнетенном состоянии духа. Маленькая дрянь вполне заслужила такое обращение. Она не только вынудила взять ее сюда, но и, всем телом откликаясь на его поцелуи и прикосновения, продолжала хранить так называемую верность его брату. Он не сомневался, что ею двигали соображения выгоды. Вряд ли у девчонки есть свои деньги. Ведь ее знаменитый отец даже не подумал открыто признать дочь. Марко доставил ее сюда, чтобы преподать урок и помочь Карло разобраться в подлинной сущности невесты.

Он задумчиво изучал ее лицо, не давая себе труда опровергнуть обвинения.

Пускай боится! Пусть смотрит на него с обреченностью загнанного животного: может, тогда она скорее уступит его желаниям.

Сара почувствовала, что с нее довольно затянувшегося молчания и его взглядов, и вскочила на ноги.

— Ах ты!.. Ты очень ошибаешься, если рассчитываешь меня запугать! Да если бы я сказала все, что о тебе думаю и почему… Это заняло бы ночь! Я больше не хочу есть — сыта по горло! И вообще я собираюсь уехать отсюда. Завтра утром — и чем раньше, тем лучше.

Стремясь поскорее избавиться от его назойливого присутствия, Сара чуть не опрокинула кресло и не обратила ни малейшего внимания на лакея, тотчас, подскочившего, чтобы удержать роскошное изделие. Нет, он почище дьявольского образа, который рисовала Дилайт! Сестра ускользнула от него — теперь и ей, Саре, предстояло изыскать способ побега.

— Твои манеры приводят меня в ужас. Сядь.

— Убирайся к черту! — бросила Сара через плечо, устремляясь к двери.

Пусть только попробует схватить ее. Если он намерен размозжить ей голову о толстую каменную стену, увешанную кашпо с цветами и виноградными лозами, она что есть силы вцепится в него и увлечет за собой в пучину.

Гнев в считанные секунды перенес девушку к двери.

Марко крикнул что-то на испано-итальянском диалекте, на каком разговаривали слуги, и Сара замерла, недоумевая, почему двое лакеев, привыкших услужливо распахивать перед ней дверь, на этот раз загородили выход. Потом до нее дошло.

Марко снова заговорил:

— Если ты попытаешься бежать, только повредишь себе. Иди сейчас же на место.

Сара тупо уставилась на позолоченные ручки дверей, которых следовало касаться, не снимая перчаток. Вернуться за стол? Снова встретиться взглядом с этим извергом? Ни за что!

— А если я откажусь? Твои крепостные потащат меня силой? Говорю тебе, мне ненавистно твое общество! Как ты смеешь со мной так обращаться — словно я наложница из мавританского гарема, лишенная всяких прав!

— Если бы ты в самом деле была наложницей, моя дорогая Дилайт, ты не только не стремилась бы уйти, но, напротив, изо всех сил старалась бы угодить господину, стать его любимой игрушкой. Но раз уж ты так упряма, тебя следует выпороть или утопить. Благодари Бога, что я не в настроении делать ни то, ни другое — если, конечно, ты не доведешь меня до этого. А теперь возвращайся к столу. Зачем подвергать себя унижениям?

Помощи ждать было неоткуда, равно как сочувствия.

Оба лакея с отсутствующим видом взирали на стену поверх ее головы. Сара взвесила свои шансы и с горечью выбрала меньшее из зол.

— Так и быть. Ты не оставляешь мне выбора.

Расправив плечи, словно солдат на параде, Сара так круто повернулась, что взметнулся короткий подол декольтированного вечернего платья. Слуга ловко подвинул ей кресло. Она кивком поблагодарила его и села — с очень прямой спиной и каменным лицом. Да пошел он к черту! Чего он думает добиться, самодур несчастный? Называется, показал власть! На какие еще уступки ей придется пойти?..

— Ты всегда прибегаешь к силе, чтобы заставить женщину ужинать с тобой?

Или похищаешь ее ради собственного удовольствия? Как я здесь очутилась?

Казалось, угольно-черные глаза без труда проникают сквозь ее жалкую броню.

— Как ты здесь очутилась? — ехидно переспросил Марко, отрезая ломтик сыра и поигрывая им на кончике ножа. А что тут странного, Дилайт? Может, мне не терпелось убедиться, насколько ты соответствуешь своему имени? А может, я решил испытать силу твоей любви к моему брату? Тебя шокируют обе эти версии?

Вон как лихорадочно бьется жилка у твоего горла, — его интонации стали еще острее — как тот нож, с которым он забавлялся. — Да ну же, сапззипа, будем честными друг с другом. В сущности, мне не было нужды похищать тебя. Неужели вылетело из головы, как ты по собственной воле последовала за мной, посчитав, что мое приглашение «звучит довольно заманчиво»? Даже надиктовала на магнитофон послание для дядюшки Тео. Неужели не помнишь? Мне еще пришлось втолковывать тебе, что если ты не прекратишь хихикать, он не разберет ни единого слова. Так почему же теперь ты жаждешь бежать? Или этот приступ дурного настроения призван дать мне понять, чтобы я проводил с тобой больше времени?

Сара набрала в легкие побольше воздуха и вызывающе выпятила подбородок.

Нет, она не позволит этому негодяю играть с ней в кошки-мышки! Она ему покажет! И пусть делает с ней, что хочет!

— Ты постоянно норовишь унизить меня. Хотела бы я знать, почему. Не можешь вынести, что я обыграла тебя в теннис? Злишься оттого, что я предпочла твоего брата?

Сказала — и тотчас испугалась, что зашла слишком далеко. Марко на мгновение задержал выдох: потом воздух с шипением вырвался из его груди.

Вместо того чтобы попытаться загладить нанесенную обиду, Сара подлила масла в огонь: