— Я думаю, — Сара прилагала неимоверные усилия, чтобы у нее не дрожал голос от разнообразных эмоций, в которых ей самой еще предстояло разобраться, — я считаю, нам пора оставить эту тему, Анджело нет до меня никакого дела. Просто он один из фанов мамы Моны. Разве ты не обратил внимания, с каким энтузиазмом он назвал ее несравненной? Я за версту чую преданного маминого обожателя.

— Ах да, наши матери… Твоей, во всяком случае, хватило тонкости назвать дитя любви Дилайт. Дилетта! «О, моя радость!» — спародировал он модную песенку и вдруг перекатился на Сару и, невзирая на запоздалые протесты, устроился у нее между ног. Приподнявшись на одном локте, Марко запустил одну руку ей в волосы, а другой начал ласкать внутреннюю сторону ее бедер, двигаясь с ошеломляющей, сводящей с ума медлительностью.

— Прекрати! Я… Не надо!..

— Замолчи, ради Бога! — свирепо приказал он. — Надо, и ты сама прекрасно это знаешь, маленькая лицемерка! Дилетта!..

— Не смей меня так называть!

— Не называть тебя по имени? Ну, если хочешь, я могу подобрать множество имен, которые бы соответствовали тому, что ты из себя представляешь. Может быть, это станет действовать на тебя возбуждающе?

— Еще меньше, чем изнасилование.

— Я тебя вовсе не насиловал, если на то пошло, — он неожиданно и очень неприятно рассмеялся. — Тебя нетрудно завести. Показать, как?

«Не стоит», — в отчаянии думала Сара, но он все-таки начал. И снова, будто она была тайным мазохистом, ее тело возжаждало его.

— Искусительница! Дилетта! Поцелуй меня так, как целовала бы того, на ком сама остановила бы свой выбор. Человека, который не знал бы, кто ты такая, и позарился бы на твои мягкие, чувственные губы.

Хуже всего было то, что ей действительно хотелось целовать его! Зачем бороться с этим естественным желанием? Потом она опять будет презирать себя за то, что стала тем, чем он хотел ее видеть. Однако в эти мгновения властвовали инстинкты. Поэтому она подняла руки, прижала к себе это страшное и манящее тело и подарила ему поцелуй, которого он домогался.

— Проходили дни один за другим. Сара плыла по течению. Она перестала анализировать свои чувства, заделавшись изнеженной одалиской, для которой сераль — дом родной, а не тюрьма. Почему? Трудный вопрос…

Уступив тому, что она сама считала не чем иным, как похотью, Сара проводила долгие часы обнаженной, греясь на солнышке у себя на террасе и ни о чем особенно не думая. Никто из слуг, даже Серафина, не смел ее беспокоить. Время от времени на нее надвигалась прохладная тень Марко.

Хозяин тени ложился сверху и проникал в нее — под ласковым солнцем и бескрайним небом.

Иногда он приходил, когда Сара принимала ванну, а бывало, и сам относил ее туда. Он перестал обедать у себя в столовой и требовал, чтобы еду приносили в ее покои, и они устраивали совместные трапезы. Иногда Марко затевал разговор, а бывало, просто смотрел на нее — и все. Потом подхватывал ее на руки и укладывал в постель, с удовольствием срывая с нее одежду, делая исключение лишь для своих подарков: красивой золотой цепочки с рубином, достававшей до пупка, и ножного браслета из рубинов в золотой оправе. Что это, думала Сара, символы рабства? Однажды она задала ему прямой вопрос.

Гипноз гипнозом, но она еще сохранила какие-то остатки здравого смысла, которые должны были уберечь ее от окончательного превращения в его игрушку.

— Но ты и есть игрушка, — насмехался Марко, переворачивая ее, разъяренную, на живот и затягивая у нее на шее цепочку. — Почему я не могу причислить себя к легиону других, забавлявшихся тобой? Можешь ты мне ответить?

Сара беспомощно ахала, почувствовав его руку на своей лодыжке; сильные пальцы крепко держали ее ногу, отводя вверх и назад.

— Перестань! Ты, грязное животное! Издеваешься надо мной. Вынуждаешь… Я тебя ненавижу!

— Да? Но не очень сильно, девочка моя!

Это приводило Сару в бешенство — как ни клялась она себе сохранять самообладание. Приходилось признать, что ее тело ждало этого отвратительного, высокомерного самца. Чувства, конечно, были ни при чем. Она и вправду ненавидела этого бессовестного ублюдка, человека без сердца. «Не очень сильно»? Ну, так она… она!..

О, как несправедливо распорядилась судьба, допустив, чтобы он так поступал с ней! Ее существование свелось к ожиданию, безумной схватке и удовлетворению страсти. Сара могла сколько угодно доказывать себе всю мерзость подобного положения вещей и проклинать себя за слабость, из-за которой она все безнадежнее запутывалась в паутине лжи и нерешительности, однако все это ровным счетом ничего не значило. Не выручали даже мысли о Дилайт, о папе или дядюшке Тео. Ее мозг превратился в губку, способную впитывать одни ощущения — больше ничего. Если бы она могла очнуться и посмотреть на вещи трезво!..

Но у нее не осталось ни трезвости, ни способности к логическому мышлению, ни воли. Почему она до сих пор остается здесь, в своем нынешнем унизительном положении: ведь она может в любой момент положить этому конец, всего-навсего сказав правду. Конечно, это приведет Марко в бешенство; вероятно, он выйдет из себя и ударит ее, как однажды. Но в конце концов ему придется ее отпустить, и все будет кончено, перейдет в область воспоминаний, станет пикантной историей, которую она сможет по выбору рассказывать близким либо друзьям, либо выбросить из своей памяти.

Ну же, Сара! Рано или поздно он все равно узнает, так почему бы не избавить себя от лишних страданий и признаться сейчас? Прежде чем он дотронется до тебя и распнет, и ты снова окажешься беззащитной и опозоренной! И тем не менее она возненавидела этот глумливый, критический внутренний голос. Почему она не может контролировать свои мысли?

Солнце нещадно палило, прогоняя ее в тень, заставляя искать прохлады.

Сара задержалась на пороге, давая глазам привыкнуть к полумраку спальни.

Первое, что бросилось ей в глаза, было ее собственное отражение в зеркале.

Теперь Сара напоминала себе полинезийскую принцессу с шапкой густых волос и потемневшей от загара кожей, почти такой же, как у Марко. Наряду с цивилизованными чертами, она обнаружила в себе и нечто первобытное, чего не знала за собой прежде.

Да, она остается здесь, потому что ей этого хочется, вот и все. Разум тотчас восставал против этой истины. Что значит «хочется»? Даже если желание граничит с потребностью, это всего лишь временное помешательство, наплюй на него! Сара хмуро смотрела на свое отражение. Кажется, она слегка похудела, особенно в бедрах, но, слава Богу, грудь осталась прежней. К счастью, у нее сильное, гибкое тело. Спортивное — тогда как Дилайт всегда была чуточку рыхловата. В тот вечер на экране было тело Дилайт — и лицо Дилайт, — и никто, включая Марко, не заметил разницы! А это значит… На ее губах заиграла затаенная чувственная улыбка, и она ленивым жестом закинула руки за голову, потягиваясь по-кошачьи. А это значит — заключил ее изощренный ум женщины, в то время как она продолжала лениво рассматривать свое тело в зеркале, — значит, это мое тело, тело Сары, притягивает его к себе. Неважно, что при этом он называет меня чужим именем: неважно, что именно он думает обо мне: рядом с ним я становлюсь собой. Это Сара его любовница, именно ее индивидуальность так заинтриговала его…

Сара немного поморгала, поправила прическу и быстро пересекла комнату, чтобы облачиться в приготовленный Серафиной шелковый халат. Ее окружали зеркала. И она усвоила новый для себя способ мышления: телом, а не головой.

Она разучилась думать по-настоящему. Это было так ново, так увлекательно!

Она сошла с ума.

В ее гостиной поставили холодильник, в нем всегда было наготове белое вино со льдом — любезность герцога, чья же еще? Забота о временной любовнице, временной обитательнице покоев его матери. Интересно, ее тоже держали здесь на правах почетной пленницы? Сара достала из холодильника охлажденный бокал, положила туда кусочек льда и налила холодной жидкости, которой жаждало ее пересохшее горло. Сама она утратила былую холодность с тех пор, как поселилась здесь. Сара затянула на талии поясок халата и принялась вышагивать взад-вперед по комнате, на этот раз старательно избегая зеркал. Где-то неподалеку лилась вода: это Серафина готовит ванну, зная, что «синьорина» любит купаться перед сном. И когда только это успело войти в привычку?