— Спасибо, Ахмед. Вы хороший… — грустно и мягко сказала она. — Пусть вас хранит судьба.

Встреча генерала Ришелье и полковника Тэйера затянулась. В основном говорил сам генерал. Рассказал о деятельности ОАС, утверждал, что организация имеет поддержку и в ближайшее время сумеет изменить политический курс Франции. Тэйер слушал внимательно, но мнения своего высказывать не торопился, что немало раздражало Ришелье. Он знал Тэйера давно как опытного разведчика, но не ожидал от него такой дипломатической осторожности.

— Для ожидания нет времени. Если Вашингтон не хочет, чтобы его позиции в Европе пошатнулись, он должен поддержать нас по-деловому.

Губы полковника Тэйера дрогнули в чуть заметной усмешке.

— Ваша позиция мне ясна. Одно непонятно, чьи интересы предусматривает нынешняя политика Елисейского дворца. Из каких высоких побуждений там готовы поступиться нашим долголетним и плодотворным сотрудничеством?

Ришелье презрительно фыркнул.

«Побуждения… интересы»… Ни о каких интересах Франции не может быть и речи, дорогой полковник! Всё сводится к личному тщеславию. Елисейский дворец желает дирижировать «европейским оркестром» — отсюда и все фокусы, заявления о том, что принципы НАТО не соответствуют реальной расстановке сил, что НАТО превратилось в опорный пункт Пентагона в Европе, и так далее в том же духе. Вы, полагаю, знаете Жерара?

Полковник Тэйер, раскуривая сигару, буркнул что-то невнятное.

— Так вот, недавно мне довелось лично беседовать с Жераром. По его весьма просвещённому мнению, нынче для нас опасен не Восток, а Запад. Не Москва опасна, а Вашингтон! Это же бред!!! И кто даст гарантию, что не будет сделана попытка повернуться лицом к Востоку?

Полковник Тэйер в душе был заодно с генералом, однако, не стал раскрывать карты и ответил:

— Думаю, всё-таки, что в Елисейском дворце сидят не дураки, они прекрасно понимают, что коммунистический Восток не может быть надёжным союзником.

— Понимают, говорите? — по усталому лицу генерала скользнула тень недовольства. — Ошибаетесь, полковник. Не понимают. Мы, французы, знаем друг друга лучше, чем вы. Ну скажите сами, если бы нынешние хозяева Елисейского дворца были способны трезво смотреть на вещи, разве выступили бы против них мы, те, кто своими руками установили пятую республику? Они, дорогой полковник, ведут дела вслепую. Вспомните их прошлогодние слова: «Алжирский вопрос решит только победа французского оружия!». А нынче ищут путей примирения с мятежниками. Если вы мне скажете, что это не капитуляция, тогда я вообще отказываюсь что-либо понимать! Интересы Франции… Да если бы они по-настоящему были озабочены интересами Франции, стали бы они выступать против политики Вашингтона? Одно только удивляет нас: почему Вашингтон медлит занять недвусмысленную позицию по отношению к ОАС? Или там сомневаются в успехе восстания?

Тэйер прищуренным глазом проводил тающую струйку дыма.

— Бывает, что история повторяется, мистер Ришелье. В прошлом году вы потерпели неудачу. Где уверенность, что сегодня вас не ожидает то же?

Меньше всего генералу хотелось вспоминать прошлогоднюю неудачу. Он неохотно повторил то, что недавно сказал Шарлю:

— С прошлого года, дорогой полковник, над Средиземным морем пронеслось много ветров. Изменилась обстановка и в Алжире и в метрополии. Кроме того, наши прошлые неудачи послужили хорошим уроком, заставили на многое взглянуть другими глазами. Так что история не повторится, за исход дела мы совершенно спокойны: всё произойдёт буквально в считанные часы, мы бросим на Париж двадцать пять парашютных полков. Десятки частей в самой метрополии только ждут сигнала к выступлению.

Тэйер немного подумал и спросил:

— Вы сказали, что ждёте помощи от Вашингтона. Нельзя ли уточнить, о какой помощи идёт речь?

— Можно уточнить, — согласился генерал. — У нас одна-единственная просьба: как только радио Парижа объявит о победе восстания, незамедлительно признать нас официально. С некоторыми государствами мы уже договорились, с другими ведутся переговоры. Поддержка Вашингтона для нас чрезвычайно важна.

Генерал замолчал, ожидая, что скажет на это полковник Тэйер. Но тот не проявлял никакого желания дать какой-то ответ. И Ришелье, помедлив, сказал:

— Мы намерены послать в Вашингтон своего представителя. Ваши сенаторы должны понять, что мы от своего не отступимся. Поднимаются сотни тысяч патриотов, возмущённых отступничеством Парижа. Будут жертвы, — это понятно, но кровь прольётся не напрасно. И мы надеемся, что наши друзья, если они настоящие друзья, не оставят нас своей поддержкой.

Ришелье устало откинулся на спинку кресла. Он выговорился и чувствовал какое-то опустошение. К тому же его злило, что полковник ему, генералу, задавал вопрос за вопросом, как следователь, а он должен был скрывать своё раздражение и терпеливо отвечать. В последний раз затянувшись папиросой, он бросил её в пепельницу.

— Мне больше нечего сказать, дорогой полковник. Слово за вами.

— Что ж, думаю, Вашингтон не станет возражать против вашего представителя, — ответил полковник. — Там же договорятся и обо всём остальном.

Как ни странно, сдержанный ответ Тэйера вдохнул в генерала бодрость. Пожалуй, если бы американец ответил более пространно и определённо, Ришелье поверил бы ему меньше.

Проводив гостя, генерал посмотрел на часы. В десять часов он ждал полковника Франсуа, оставалось полчаса. Ришелье взял со стола донесение, которое ему принесли за несколько минут до прихода Тэйера. По мере того, как он читал, лицо его становилось всё более жёстким. В донесении сообщалось, что в семь часов утра к полковнику Франсуа прибыл господин Жерар. Очевидно, полковник даром времени не терял. Пока генерал старался склонить на свою сторону вашингтонского гостя, полковник Франсуа просвещал Жерара. Так, так!

Не успел Франсуа поздороваться, как генерал, глядя ему в лицо, добродушно сказал:

— Вы себя совсем не щадите, дорогой полковник, звонил вам рано утром, но уже не застал. Вы что, уезжали куда-нибудь?

— Нет, был дома. В семь часов приезжал Жерар. Пили с ним чай, завтракали. Он рассказал, как ездил с вами на охоту, — так же доброжелательно ответил полковник.

Конечно, Жерар не для того навестил полковника, чтобы поделиться с ним впечатлениями об охоте, куда важнее ему было перед отъездом в Париж услышать, что происходит в военных кругах Алжира. Жерар знал, что Франсуа не только один из тех офицеров, кто верен Центральному правительству и кому можно доверять, но ещё и видный работник разведывательного бюро Генерального штаба. Трудно было найти человека более осведомлённого в делах Алжира. Беседа была весьма доверительной и продолжалась около трёх часов. Франсуа рассказал Жерару всё, что знал об ОАС и намеченном в ближайшие дни перевороте. Но не сообщать же об этом Ришелье.

— Мсье Жерар только недавно покинул меня, — добавил полковник.

Генерал с трудом скрыл своё разочарование. Он не ожидал такого прямого ответа. Нет, эту рыбку, видно, не так-то просто поймать. Пришлось переменить тему разговора.

— Какие новости о докторе?

— Особенных никаких. Вчера в два часа появился в больнице. Позднее его навестила… кто бы вы думали? — супруга Бен Махмуда, мадам Лила…

— Кто-о? — не удержался генерал. Он был крайне поражён, этого ещё не хватало!

— Мадам Лила, — спокойно повторил полковник, — а под вечер доктор вышел из дома…

— Можете, полковник, больше не беспокоиться о докторе! — вдруг взорвался генерал. — Я сам займусь им!..

Франсуа с удивлением посмотрел на генерала: что бы это значило? Хотел было спросить о причине такого неожиданного приказа, но передумал. Генерал и так почему-то был взбешён, не следовало ещё больше раздражать его. Полковник стиснул зубы и промолчал.

Из столовой вышла Малике, Рафига поспешно вскочила с кресла, — ей показалось, что это Фатьма-ханум. После целого дня беготни ужасно хотелось спать. Но разве ляжешь, когда в доме гости? Сидя в кресле, она дремала, поклёвывая носом…