Доктор Решид направился вслед за Руа к землянке. Они спустились в четырёхугольную яму глубиной метра в полтора, глинобитные стены по краям этой ямы едва возвышались над землёй, крышей служила груда ветвей, накиданных на потолочные перекрытия и промазанных глиной. Пол был устлан камышом. Ни мебели, не утвари — ничего! Пузатый кувшин, закопчённый кумган, пара стоптанной обуви да старая шинель — вот и все вещи в этой лачуге. На улице светило солнце, а здесь было мрачно, чувствовалась сырость и в то же время душно было так, что становилось трудно дышать.

В углу на брезенте, заменявшем постель, под стареньким одеялом, скорчившись, лежал больной, у его изголовья, завернувшись в чёрные чадры, сидели две женщины.

Один из помощников Руа зажёг газокалильную лампу. Землянка осветилась режущим белесым светом. Доктор Решид опустился на колени возле больного, вглядываясь в страдальчески сморщенное лицо, нащупал пульс. Больной не шевелился и не открывал глаз. Одна из женщин, наверно жена, заплакала.

— Да будет долгой ваша жизнь, са'аб доктор, спасите его… — говорила она, рыдая. — Он один у нас, больше некому о нас позаботиться.

Руа стал её утешать. Доктор Решид поднялся и сказал по-французски:

— Вы правы, коллега. Оперировать нужно немедленно.

Руа поручил своему помощнику перенести больного в операционную и предложил доктору пройти к санитарным палаткам.

Несмотря на все немыслимые страдания, принесённые войной, жизнь в посёлке шла своим чередом. Несколько человек деловито собирали кору пробкового дерева, как будто её можно было сейчас продать, — очевидно, надеялись сделать это после войны. В другом месте Решид увидел парикмахера в белом халате — на открытом воздухе он стриг и брил. Устроившись прямо на земле с патефоном, молодой мужчина, закрыв глаза, тихо подпевал пластинке: «А яма ази-зен». Нет человека, который не знал бы этой песни. И всё-таки все — от мала до велика — с упоением слушали певца!

Странно устроена жизнь. Там льётся кровь, здесь — музыка. Доктор Решид с удовольствием слушал народные песни, но сейчас голос певца раздражал его — до песен ли теперь?.. А впрочем, разве можно целый народ облечь в траур? Да и нужно ли? Ведь он восстал, чтобы победить. И не вера ли в эту победу, не мечта ли о ней заставляет людей смеяться и петь?.. Не впадайте так быстро в уныние, дорогой доктор! Битва не бывает без жертв, но это не значит, что не должно быть песен…

Руа прервал путаные мысли доктора.

— Так устаю, что ноги не слушаются, — пожаловался он. — Целый день больной за больным, больной за больным — и каждому надо помочь. А силы уже не те.

Решид мог только посочувствовать своему коллеге, тот действительно работал за десятерых, тяжкие недуги были постоянными спутниками этих голодных, лишённых крова людей.

У одной из палаток собралась целая очередь. На ней большими буквами было написано: «Да здравствует Алжир и самостоятельность!». Проследив за удивлённым взглядом доктора Решида, Руа с удовольствием объяснил:

— Раздают подарки от Общества Красного Креста и Полумесяца.

Возле палатки громоздились ящики разной величины с надписями на французском, английском, русском, арабском языках: «Да здравствует героический алжирский народ!..», «Привет братьям алжирцам!..», «Долой колониализм!». Люди с пакетами в руках выходили из палатки и тут же принимались рассматривать их содержимое и от всего сердца благодарить далёких друзей, протянувших им руку помощи. Чего только не было в этих пакетах: консервы, чай, сигареты, обувь, одежда! Попадались даже детские игрушки.

— Доктор Руа! — послышался голос сзади. — Всё готово. Вас ждут!.

Не успел Решид после операции вымыть руки, подбежал запыхавшийся муджахид и сказал, что доктора Решида срочно хочет видеть майор Лакдар.

— Срочно? — с удивлением спросил доктор.

— Да, срочно, — подтвердил муджахид и добавил: — Машину за вами прислали.

Майор ждал Решида в своей палатке. Вид у него был крайне взволнованный, очевидно, случилось что-то серьёзное, предчувствие не обмануло доктора. Майор тихим, встревоженным голосом сообщил:

— Бенджамен арестован!

Глава седьмая

Лила во сне видела Ахмеда. Его будто бы истязали, потом бросили в пропасть. Она закричала, прыгнула за ним и… проснулась. Сердце гулко билось и замирало, ощущение ужаса не проходило. С ним случилось несчастье, автомобильная катастрофа, острый приступ болезни! Он лежит вдалеке от людей, где-нибудь в пыли, возможно, при смерти, никто ему не поможет! Лила встала — старалась отвлечься, гнала эти мысли. Наконец, не выдержала: хватит себя обманывать, надо пол любым предлогом поехать к нему домой и узнать у Джамиле-ханум, куда девался её сын. Она не Малике, сумеет у неё выведать, если, конечно, не случилось несчастья, о котором Джамиле не знает сама.

Каково же было её удивление, когда дверь ей открыл сам доктор. Лила, бедная Лила, иронизирующая над всем и вся, в том числе и над собой, растерялась.

— Доктор, вы дома, доктор… — только и сумела она произнести.

Решид тоже был немало озадачен. Ничего не понимая и строя всевозможные догадки, он тем не менее любезно принял гостью и проводил её к себе в кабинет.

— Бас, наверное, удивляет моё появление? Я и сама несколько удивлена, — уже обычным своим тоном сказала Лила. — Но что делать, если вы такой затворник? Уже несколько дней не показываетесь. Разнёсся слух, что вы вообще исчезли… Наверно, лечили кого-нибудь, — со вздохом добавила она, даже не подозревая, как близка к истине. — Я всегда говорила, что врачебная практика вам дороже всякого общества. Если бы вы могли уединиться со своими больными на необитаемом острове, наверно, не задумываясь, отправились бы туда.

— Что вы, мадам, я люблю людей. Просто мне нужно было кое-куда по делу. Но теперь я в вашем распоряжении. Чем могу?..

— Я, собственно, пришла к вашей маме. Слышала, что она убита горем, решила навестить.

— Спасибо, — растроганно сказал доктор, — вы очень добры. Мама действительно все эти дни места себе не находила, тревожилась… До того извелась, бедная, что теперь лежит — сердце…

— Бедняжка!..

Оба они некоторое время молчали. Лила лихорадочно соображала, как дальше продолжить разговор. Она просто не могла так сразу уйти, это было выше её сил. Сбылось, наконец, давнее её желание: побыть с ним наедине, излить свою душу, поговорить, а она не знала, что сказать. Сидела опустив голову, потухшая, грустная…

— Что с вами, мадам? — участливо спросил Решид. — Вы себя плохо чувствуете?

— Нет, я здорова… Я совершенно здорова! Но мне нечем жить!.. — уже не владея собой, воскликнула Лила. — Я знаю, вы считаете меня самовлюблённым, пустым и злым существом!.. Я и есть такая!

— Я считаю вас умной, отзывчивой и не очень счастливой женщиной, — серьёзно сказал Решид, — И если мне позволено будет дать вам совет, не сердитесь, считайте, что в эту минуту с вами говорит врач, — вам нужен ребёнок. Жизнь ваша станет полнее, осмысленнее…

— От кого иметь ребёнка, — прервала его Лила, — От Бен Махмуда?

— Почему бы и нет?..

Она глубоко вздохнула и тихо заговорила:

— Скажите, доктор, вы хотели бы иметь ребёнка от женщины, которую терпеть не можете, презираете?

— Я просто не смог бы жить с такой женщиной.

— А вот я живу с таким мужчиной. В этом, может быть, всё моё несчастье… Нет, ребёнка от Бен Махмуда у меня не будет, и вообще ни от кого не будет… Ахмед. Позвольте мне так называть вас иногда.

Лила прикрыла веками глаза, чтобы скрыть слёзы, но они предательской струйкой катились по щекам. Доктор стоил и молча слушал Лилу. Такой он видел её впервые. Он подошёл к ней и, низко нагнувшись, поцеловал руку.

— Считайте меня своим другом, мадам… Лила, я очень прошу вас.

Если бы это было не просто участие! Дорого бы она дала за это… Но Лила не разрешила себе обмануться.