Осторожно поддерживая Лилу за талию, Абдылхафид довёл её до комнаты, уложил на диван. Щёки её пылали, в вырезе халата темнела ложбинка между грудей.
— Дай воды! — попросила она, не открывая глаз.
Абдылхафид метнулся к сифону с водой, но на полпути резко свернул к двери. Оглядываясь на Лилу и сдерживая дыхание, осторожно повернул ключ в замке, принёс воду и опустился на колени возле дивана.
Лила металась, перекатывая голову по подушке, и негромко стонала, стиснув зубы.
Абдылхафид поставил стакан на пол, дрожащей потной ладонью погладил растрепавшиеся волосы Лилы, коснулся губами лба.
Лила открыла глаза. Сначала с недоумением вглядывалась в искажённое внезапной страстью лицо Абдылхафида, потом стремительно рванула на груди халат. Её охрипший голос был полон ненависти:
— Скоты! Ах, какие вы скоты!.. На! Бери меня!.. Бери!..
Абдылхафида словно окатили ледяной водой. Он отшатнулся, с ужасом глядя на полуобнажённую грудь молодой женщина, попятился к двери, бормоча:
— Простите, мадам… извините, мадам… извините…
К рассвету выстрелы смолкли. Партизаны отступили.
Будто бы не было бессонной горячей ночи, таким бодрым выглядел Ришелье. В душе генерал благодарил случаи, приведший его в самую гущу событий.
— Нужно действовать, дорогой полковник, — внушал он Бросселю. — Действовать и только действовать. Пора, нора наступать! Видели, как уносили ноги бандиты? В другой раз подумают, прежде чем напасть. Камень, дорогой полковник, нужно дробить камнем. Да, камнем!
Чётко чеканя шаг, вошёл капитан Жозеф. Левая рука его висела на перевязи, глаза возбуждённо блестели.
— Я доволен тобой, мой друг! — с чувством произнёс генерал, любуясь стройной фигурой капитана. — Ты показал себя истинным сыном Франции!
Жозеф благодарно склонил голову.
— Добрая новость, ваше превосходительство. В этом бою тяжело ранен полковник Халед.
Ришелье с трудом подавил возглас удовлетворения.
— Как вы узнали? — спросил он.
— Захватили пятерых раненых мятежников, один оказался человеком Жубера.
— Вы слышите, полковник? — обернулся он к Бросселю. — Пленных взяли! Халед тяжело раней! А сколько у них вообще потерь?
— Не больше, чем у нас! — желчно отозвался Броссель, раздражённый поучающим генеральским тоном.
— Пусть даже меньше! Разве в потерях дело? Главное — боевой, наступательный дух солдат! Почему мятежники так отважно дерутся? Да потому, что такие хитрецы, как Халед, обучают их драться! А мы…
Опередив Бросселя, потянувшегося к затрещавшему телефону, генерал снял трубку. Звонил Шарль. Он кричал так громко, что его слышали все, кто находился в комнате.
— Ты нас всех задерживаешь! — кричал Шарль. — Ты едешь или нет? Если нет, сами уедем!
— Сейчас иду, — коротко ответил генерал.
Он попросил Бросселя уточнить потери свои и мятежников, — об этом надо будет доложить в штабе, а капитану Жозефу велел привести «человека Жубера».
Им оказался плотный невысокий парень с кое-как забинтованной головой, по повязке расползлось ржавое пятно крови. Парень с трудом стоял на ногах.
— Садись! — генерал указал на стул. — Как зовут?
Сморщившись от боли, парень сел.
— Махмудом.
— Ты сам видел, что полковник Халед ранен?
— Да, са'аб… Я находился рядом с ним.
— Куда он ранен?
— В грудь. Говорят, совсем близко от сердца пуля прошла.
— Хирург у мятежников есть?
— Нет. Слышал, что в город хотят за врачом посылать.
— За кем? Имя не называли?
— Не знаю, — виновато сказал Махмуд, но тут же вспомнил. — Доктора Решида, господин, у нас… простите, у мятежников называли другом Халеда. Может, к нему обратятся?
Приказав увести лазутчика, довольный генерал потрепал по плечу капитана Жозефа.
— Ты понял, Эдгар? Халед — друг Решида. Вот мы и ухватились за кончик этого запутанного клубка. Теперь нужно тянуть осторожно, чтобы не оборвалась ниточка, чтобы весь клубок распутать. Перекуси быстренько и на вертолёте — в город. Махмуда этого с собой прихвати… Введите в курс дела Жубера, пусть усилит слежку за доктором. Но… если доктор задумает выехать из города, не препятствовать ни в коем случае — нам нужен не только доктор. Ты понял меня, Эдгар?
— Так точно, ваше превосходительство!
— Ты молодец, мой мальчик, тебя ждёт блестящее будущее, — генерал снова потрепал Жозефа по плечу. — Рана не сильно беспокоит?
— Кто играет с кошкой, ваше превосходительство, тот не должен бояться кошачьих когтей.
— Да-да, — кивнул генерал, — ты прав, Эдгар, царапин бояться не следует… Ну иди, мой мальчик, время не ждёт.
Глава пятая
1
Доктор Решид сидел у себя в кабинете — пил чай и просматривал свежую почту.
В последние дни на душе у него было смутно и тревожно. Он много думал. Вернее, не столько думал, сколько мучился в бесплодных попытках отогнать от себя надоедливые и не приятные мысли. Что им нужно? То кружил вокруг да около генерал Ришелье, то полковник Франсуа «по пути» зашёл в больницу…
Доктор понимал, что высокопоставленные военные заинтересовались им не случайно, они неспроста уверяют его и своих дружеских чувствах. Постепенно им овладевали подозрения, пока ещё неясные, но неприятные.
По обыкновению осторожно — не помешать бы сыну — приотворила дверь Джамиле-ханум.
— Ахмед-джан, Мустафа пришёл… С ним какой-то француз… Безрукий.
Глаза Джамиле-ханум были вопросительно-тревожны. Решид недоуменно поднял брови.
— Безрукий?
— Да, дорогой… Ни разу не видела его, говорит, что тебя хочет видеть. Может, сказать ему, что ты спишь… или ушёл куда-то?
— Нет-нет, мама, пусть подождёт, я сейчас выйду. А ты пока приготовь нам чай.
Решид переоделся и направился в гостиную, гадая, кто бы это мог быть.
Гость поднялся ему навстречу, смущённо покашливая.
— Извините, господин доктор… Зашёл, видимо, не вовремя, оторвал вас от дел.
Густой голос нежданного гостя показался доктору знакомым. Он пристальнее вгляделся в худое, морщинистое, чисто выбритое лицо и вдруг широко раскрыл объятия.
— Мсье Бенджамен!.. Дорогой учитель!.. Вы ли это? О господи!
Они сердечно обнялись. Усевшись в мягкое кресло у низенького столика с майоликовой крышкой, Бенджамен с интересом рассматривал своего бывшего ученика.
— А вы молодец, Ахмед, честное слово! Случись встретить вас на улице — не узнал бы. Да и то, сколько времени прошло!.. Помните Луизу? Бедняжка уже два года лежит в постели без движения. В прошлом месяце я был в Париже, случайно встретил её мать.
Решид слушал, не отрывая глаз от Бенджамена, который будто бы вернул его в детство. Он отлично всё помнил: и первый школьный день, и горькую мальчишескую обиду, когда его посадили за одну парту с этой девчонкой, Луизой. Тогда Бенджамен, красивый, молодой, увлечённый, преподавал древнюю историю. Его любили все и назвали любовно «наш Демосфен». И действительно, он был поразительно красноречив, остроумен, эрудирован, знал массу французских, арабских, латинских пословиц, слушать его было очень интересно, так же как и бродить с ним по разным развалинам, оживлять по его рассказам древние руины, воссоздавать на месте бесформенных, поросших травой глыб могучие укрепления, боевые башни, дома ремесленников, населять их людьми, чей прах давным-давно уже развеял ветер по необъятным просторам Сахары.
Безжалостное время наложило своё клеймо на этого некогда энергичного, красивого человека. От молодости и красоты Бенджамена не осталось и следа. Перед доктором сидел человек с усталым серым лицом, с отёками под глазами. Он как-то уменьшился весь, будто усох. Левый рукав был пуст выше локтя.
Подвинув к Бенджамену стакан чаю, доктор негромко сказал:
— Не думал я, что вы в Алжире, дорогой учитель. Как попали сюда?
Бенджамен начал рассказывать о своих мытарствах. Как он, уехав из Алжира во Францию, был призван в армию и попал в Индокитай, как оттуда, потеряв руку, вернулся в Париж и почти полгода скитался без работы, пока, наконец, не обосновался в одном селе близ Тулона.