— Замолчите! Враг радуется нашим слезам! Не поступайте, как неразумный мельник, который, стараясь достать утонувшую в воде монету, разрушил плотину у мельницы. Ушедшие от нас сделали своё дело. Пусть смерть их не будет напрасной. Надо думать о живых!

— Спасибо вам, Сулейман! — Майор Лакдар положил ему руку на плечо. — Спасибо!.. Да, друзья мои, мы обязаны в первую очередь побеспокоиться о живых.

Поручив Мустафе организовать охрану ворот, Лакдар вместе с членами городского штаба Фронта Национального Освобождения прошёл в ближайшую лавку. Он, может быть, лучше других понимал, что затишье это — обманчивое, что враг не успокоился и каждую минуту следует ожидать предательского удара. Нужно быть готовыми к отпору. Но как это сделать, если не хватает оружия, на исходе патроны, ничтожны запасы продовольствия и не исключено, что оасовцы перекроют воду в системе труб, проложенных из Нового города? Было много раненых, но не хватало бинтов и медикаментов. Да и мёртвых всё-таки следовало похоронить, трупы на улицах в такую жару — верная вспышка эпидемии, и в первую очередь от неё пострадают бедняки Касбы. Словом, забот было в избытке. И всё же ни в коем случае нельзя прекращать сопротивления. Ни в коем случае!

— Стаю взбесившихся собак можно остановить только силой, — сказал Лакдар. — Все другие пути приведут к напрасным жертвам. На удар мы должны ответить ударом, на пулю — пулей. Необходимо сделать всё, чтобы достать оружие и боеприпасы, — надо вооружить весь народ!..

Подталкивая перед собой низенького толстяка, в лавку вошёл Мустафа.

— С такими богачами, как мой бывший хозяин Абдылхафид, не пропадём, — услышав последние слова Лакдара, весело заверил он. — Я его «вежливенько» попросил, и он нам отвалил солидную сумму. Вот они, денежки! — похлопал Мустафа себя по карману. — А вот что делать с этой скотиной — не знаю. Зерно закапывал на своём дворе. Целых двадцать мешков пшеницы успел в яму высыпать, сукин сын!

Толстяк дрожал и озирался вокруг, стараясь найти сочувствие. На вопрос Лакдара, от кого прячет зерно, он вдруг заверещал пронзительным голосом:

— Ни от кого не прячу!.. Моё имущество — где хочу, там и храню!.. Что вам от меня надо?

— Так-так, — сказал Лакдар, — значит: моё имущество, мой двор, моя пшеница. А то, что люди без куска хлеба сидят, тебе всё равно? Тебе народ — что прошлогодняя трава. Так зачем же ты здесь, в Касбе? Иди на ту сторону, там тебе посочувствуют.

— Что, силой отобрать зерно хотите? — взвизгнул толстяк.

И осел под тяжёлым взглядом майора, как прохудившийся бурдюк с водой. — Идите, забирайте… — забормотал он. — Всё ваше… всё берите!..

— Нет, — сказал Лакдар, — брать мы у тебя ничего не будём. Твоё добро нам поперёк горла встанет. Обойдёмся как-нибудь. А ты — собирай свои пожитки и выметайся из Касбы. Такие, как ты, нам не нужны.

Кругом одобрительно заговорили:

— Правильно!

— Не место таким в Касбе!

Кто-то, не сдержавшись, выругался:

— Ростовщик проклятый! Как вас, таких, земля носит!

Толстяк неожиданно смешался, умоляюще протянул руки.

— Не гоните меня, люди!.. Сознаюсь, плохо поступил… прощения у вас прошу… Клянусь, буду делать всё, что вы скажете!..

Грохот близкого взрыва заглушил его покаянные слова. Рвануло ещё раз и ещё.

Все выскочили наружу. В ночной темноте разгоралось багровое зарево.

— Библиотеку взорвали! — крикнул кто-то.

Когда Лакдар вбежал во двор библиотеки, внутри здания уже вовсю полыхал огонь, пожирая древние свитки и манускрипты. У майора захолонуло сердце, сжались кулаки.

— Вандалы! — Он обернулся. — Что же вы стоите, люди! Спасайте книги!

— Дверь заперта… — неуверенно сказал кто-то.

Майор яростно ударил ногой в массивную дверь.

— Сторожа ищите! Где сторож с ключами?

— Здесь я, сынок! — Сквозь толпу протиснулся перепуганный старик с огромным ключом в руке. — Вот ключ, сынок… Возьми сам, а то меня руки не слушаются…

Лакдар распахнул дверь и шагнул в гудящее пламя. Вслед за ним устремились десятки людей.

Снаружи громыхнул четвёртый взрыв.

Глава тринадцатая

По городу опять поползли слухи: «Генерал Ришелье ранен!», «Партизаны заняли Орлеан!», «Из Парижа посланы десантные войска!», «Касбу будут обстреливать из тяжёлых орудий!».. Из всего этого верно было одно: генерал Ришелье был действительно тяжело ранен. Его доставили в город вертолетом. Пуля задела сердечную сумку, требовалось срочное вмешательство очень опытного хирурга. Таких в городе было двое — доктор Решид и хирург военного гарнизона Мишель. Решид сидел в тюрьме, а Мишель лежал с высокой температурой.

Узнав о состоянии генерала, Мишель всё же нашёл в себе силы подняться. Осмотрев раненого, который хотя и был очень глох, но находился в сознании, Мишель заявил, что операцию откладывать нельзя ни в коем случае, однако он сам, к сожалению, из-за собственного нездоровья сделать её не может и советует довериться Решиду.

Ришелье категорически запротестовал. Довериться этому пособнику бунтовщиков? Ни за что!

— Если мне суждено умереть, то хоть на твоих руках.

Мишель любил доктора Решида, восхищался его способностями. Бросить в тюрьму такого человека! В этой заварухе недолго и пропасть без вести. Ему хотелось помочь коллеге, вызволить из этого ада! Более подходящий момент трудно было представить, и Мишель решительно сказал генералу:

— Если хотите жить, генерал, послушайте моего совета. Ждать нет времени!

А жить генералу Ришелье хотелось. Если бы он был уверен, что доктор Решид спасёт его!.. Но как довериться человеку, который тебя ненавидит? Однако выхода не было. Он чувствовал себя всё хуже, всё больше слабел. Еле шевеля губами, Ришелье произнёс:

— Поступайте, как находите нужным.

Лёжа на жёстком тюремном топчане, Решид предавался горестным мыслям. Сегодня на утренней прогулке один незнакомый алжирец шепнул, улучив момент: «Ваш учитель умер». Для подробных расспросов не было времени, но ясно было и так: речь идёт о Бенджамене. Этого следовало ожидать — здоровому человеку трудно выдержать все издевательства и изощрённые пытки, что уж толковать о Бенджамене с его плохо залеченным туберкулёзом. Бедный учитель! Но откуда незнакомому арабу известно, что Бенджамен был учителем Решида? Нет ли здесь какой-либо ловушки?

Тяжкие раздумья Решида прервал майор Жубер. Приказав солдату снять с доктора наручники, комендант сухо сказал:

— Вот ваша одежда. Переодевайтесь. Поговорим по дороге.

Решид с невольным вздохом облегчения помассировал ноющие запястья. О чём предстоит разговор? Куда его собираются везти?

— Поторапливайтесь! — бросил Жубер, выходя из камеры.

Покачиваясь на мягком сиденье машины, доктор ожидал обещанного разговора. Но комендант сидел, не разжимая губ. И только уже шагая по бетонированной дорожке к зданию гарнизонной больницы, сказал, не глядя на доктора:

— Тот, кто втоптал вас в землю, может и поднять с земли, учтите это. И не вздумайте упрямиться!

Доктор понял, что понадобился какой-то важной особе и всё-таки не предполагал, что, прикрыв тяжёлые пеки, задыхаясь, его ждёт генерал.

Доктор Мишель тепло встретил Решида, он обнял его и поцеловал, затем отвёл в сторону и тихо, чтобы не услышали присутствующие, сказал:

— Это я настоял, чтобы тебя привезли. И прошу: не проявляй, пожалуйста, характера. Мир не улучшится, избавившись от одного головореза. Сделай всё, что в твоих силах. Пусть живёт.

Решид непонимающе смотрел на пожелтевшее, осунувшееся лицо коллеги. О каком головорезе он говорит? Он всё ещё не понимал, кто его пациент.

Мишель растолковал, в чём дело, и повторил ещё раз:

— Сделай всё. Понимаю твоё состояние и всё же, прошу, не отказывайся, внемли голосу рассудка. Будь выше этих людей с каменными сердцами.