Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В первый же день Станислав увидел генерала Андерса. В новом, отлично пригнанном обмундировании, он стоял на крыльце штаба и нервно теребил в руках кожаную перчатку. Пожилой полковник с болезненным лицом что-то вполголоса докладывал командующему. Генерал явно торопился, и на его выхоленной надменной физиономии было нетерпеливое, брезгливое выражение.

Над крыльцом, как раз над головой генерала, на длинных тонких флагштоках развевались на ветру флаги союзников: красно-белый, полосатый, как матрац, с прямоугольной синей заплатой у древка — американский; синий с крестом во все полотнище — английский; красно-бело-синий — французский.

— Картинно выглядит наш пан хозяин под флажками, — усмехнулся парень в кепке и одним глазом подмигнул Станиславу: знай, мол, наших!

Разговорчивый парень определенно нравился Станиславу. Веселый, дружески настроенный. Да и его приятель в черной замызганной шляпе хотя больше молчит, но тоже, видно, человек надежный. «Хорошо бы попасть в один взвод с ними, — подумал Станислав. — Не бог весть какие друзья, а все же знакомые».

Так оно и получилось. Приемная комиссия, куда направили прибывших, не разводила излишнего бюрократизма. После короткой формальной процедуры — кто, откуда, какое воинское звание? — Станислав Дембовский и два его новых знакомых стали жолнежами третьей роты первого батальона первого полка.

Парень в кепке — он назвался Здиславом Каспшаком, — примеряя шинель, по своему обыкновению, подмигнул Станиславу:

— Люблю греться, да как бы не обжечься!

Станислав не понял, что хотел сказать Каспшак, а его попутчик Хенрик Заблонский угрюмо посмотрел на приятеля, видно не одобряя его болтливость.

А Станислав был рад: словно сделал первый шаг к родине.

Солдат снова стал солдатом!

Третьим взводом, куда попали Дембовский и его два новых товарища, командовал подпоручник Ежи Будзиковский. В легком, ловко перехваченном в талии американском френче, в щеголеватой конфедератке, с колючей щеточкой аккуратно подстриженных усиков, с тонкими, по-девичьи подбритыми бровями, Будзиковский напоминал Станиславу молодых офицеров-пилсудчиков, что до войны со шляхетским гонором фланировали по Маршалковской. Будзиковский слегка шепелявил. Казалось, язык у него мясистей и толще, чем положено, и это мешает подпоручнику правильно произносить слова. Чтобы скрыть свой недостаток, Будзиковский выговаривал окончания слов неестественно твердо.

Подпоручник с первого дня не понравился Станиславу. Но в конце концов это не имело значения. Он приехал служить Польше, а не Будзиковскому. Главное — честно выполнять свой солдатский долг.

Не был в восторге от своего командира и Здислав Каспшак. Не преминул заметить:

— От можа до можа! — явно намекая на пилсудский душок, шедший от Будзиковского.

Разместились в палатках. Первое время многие ходили в своих гражданских пиджаках и куртках — кто в чем прибыл, — потом, когда доставили новое обмундирование, переоблачились.

С утра до вечера — боевая подготовка: стрельбы, маршировка, метание гранат. Учились переползать, окапываться, колоть штыком, прыгать через «коня». Овладевали солдатской наукой, старой, как мир, но без которой, видно, нельзя воевать и в век танков, авиации и реактивной артиллерии.

Как ни однообразна и утомительна была муштра, Станислав чувствовал себя счастливым. Лишь бы скорей на фронт! Заветная цель оправдывала нудно тянувшиеся дни. Бог с ним, с Будзиковский, с его усиками, шепелявостью, ехидными замечаниями и несправедливыми придирками. Дело свое подпоручник знал хорошо, учил солдат не жалея времени и сил, вгонял в пот, но и сам к концу учебного дня был измочален, даже еще больше шепелявил от усталости. Это примиряло Дембовского с командиром.

С жадным интересом все они — солдаты и офицеры — ловили каждую весть с огромного театра войны, и особенно с Западного фронта.

А дела шли неважно. В Бузулук доходили слухи, будто бы гитлеровские танки уже на окраинах Москвы, что Советское правительство покинуло столицу и новый оборонительный рубеж создается на Волге. Подпоручник Будзиковский однажды рассказал, что торжественное собрание в Москве, посвященное годовщине Октябрьской революции, на котором с докладом выступал сам Сталин, состоялось на станции метрополитена. А ведь русские Октябрьскому празднику придают почти священный характер. С усмешкой вздернув колючие усики, подпоручник уронил:

— Гитлер даже Сталина под жемлю жагнал…

Здислав Каспшак промолчал. Но когда они отошли в сторону, выругался:

— Врет, пес, про Сталина. Врет!

Но в его глазах, обычно лукавых, теперь не было усмешки. Станиславу они показались сухими и строгими.

Станислав Дембовский верил и не верил. С детских лет он привык слышать, как уважительно, с рабочей гордостью говорили о руководителе советских коммунистов и отец и другие шахтеры. Сталин в простой военной фуражке и солдатской шинели всегда стоял на трибуне Мавзолея, словно навечно высеченный из гранита. Несгибаемый. Неошибающийся. Невозможно было представить его в день Октябрьского праздника не на Красной площади, не на трибуне Кремлевского дворца или Большого театра, а в подземелье…

Станиславу казалось, что такие слухи распускают враги советского народа, тайные сторонники Гитлера. Но в том, что в слухах есть и доля правды, трудно было сомневаться. Если Советское правительство еще в Москве, то почему иностранные посольства перебрались в Куйбышев? Во всяком случае, польское посольство уже на Волге — это Станислав знал точно. Значит, дела у русских действительно неважные…

Разгром немцев под Москвой в декабре сорок первого года надеждой озарил их резервную жизнь. Началось! Теперь уж покатятся гитлеровские орды вспять — за Днепр, за Неман, за Вислу.

Но прошло три-четыре недели, и наступление русских захлебнулось, завязло в дремучих декабрьских подмосковных снегах.

Прошла зима. Весной же началось непонятное. Подпоручник Будзиковский все чаще и чаще заводил речь о неудачах русских на фронтах, острил над их бездарными генералами и адмиралами, говорил, что только русский мороз остановил немцев, а то бы Гитлер давно сидел в Кремле.

— Шами виноваты. Перед войной перештреляли вшех швоих полководцев. Где Тухачевшкий? Где Якир? Где Блюхер? Вот и рашплачиваютшя теперь большой кровью!

Похоже, что Будзиковский говорил правду, и все же Станиславу Дембовскому было невмоготу слушать такие речи, и он как-то прямо спросил подпоручника:

— Когда же наша армия отправится на фронт? Если русским так плохо, то нужно им помочь. Враг-то у нас один!

Подпоручник сделал глубокомысленное лицо, из чего можно было заключить, что ему известны замыслы и помыслы высшего командования. Долго говорил о том, что в создавшейся военной обстановке полякам не следует рваться на фронт, что помочь Советскому Союзу сейчас трудно и самое благоразумное, что могут сделать истинные польские патриоты, — ждать с оружием к ноге.

Ждать с оружием к ноге!

Кем-то сказанную ловкую фразу подпоручник Будзиковский повторял все чаще и чаще, придавая ей значение программы, указания, даже приказа, данного свыше. Теперь он прямо говорил, что дело России — табак, что Советы не выдержат натиска Гитлера и незачем им, полякам, проливать кровь под Москвой или на Украине. Об этом же толковал и полковой капеллан ксендз пан Вожчистовский во время своих участившихся посещений роты.

За их словами все ясней и недвусмысленней слышалась ненависть к Советской стране, к советскому народу.

Что ее рождало? Откуда она взялась? Станислав искал и не находил ответа.

Однажды после занятий Ежи Будзиковский снова принялся распространяться о неизбежном поражении России, и Здислав Каспшак не выдержал. Сказал убежденно:

— Советская Россия победит! Какой тяжелой ни будет борьба, она победит! Наш долг помогать русским. Нам надо ехать на фронт, а не ждать с оружием к ноге.

Подпоручник Будзиковский хмуро промолчал, только дернулась щеточка подбритых усиков.

19
{"b":"234092","o":1}