Литмир - Электронная Библиотека

В самый разгар лета странно выглядит огромное белое пятно наледи — тарына, окаймленное ярко-зеленым лесом. Осторожно, испуганно похрапывая, лошади вступают на лед.

Наледи — огромные ледяные поля и бугры, не тающие летом, — как они образуются?

В зимние месяцы, при сильных морозах, реки и ручьи местами промерзают до дна. Образуются ледяные пробки, и вода, просачиваясь через галечники берегов, попадает на ледяную поверхность замерзшего, ручья или реки, растекается по земле.

Зимой, когда морозы достигают 50–60 градусов, наледь-тарын всегда покрыта водой, и над ней стоит густое облако тумана. За зиму намерзает слой льда толщиной до пяти-шести метров. Лето короткое, он не успевает растаять.

В бассейне Индигирки, в долине ее правого притока Мамы, я видел Большой тарын (Улахан тарын) длиной до пятидесяти километров…

Солнце скрылось за горами, и вечерняя заря розоватыми бликами расцвечивает купол тарына.

Хрупкий лед под копытами лошадей колется, как сахар, и рассыпается на мелкие иглы. Постепенно отстают комары и оводы. Местами среди льда попадаются рощи засохших деревьев.

По краям тарына лед стаял и тянутся серые галечники. Адам и Иван осторожно проводят лошадей возле глубоких, до двух-трех метров, узких канав, промытых во льду. По ним бежит прозрачная холодная вода. Мы знаем по опыту, как опасны такие ледяные канавы: провалится в неё лошадь и пока ее вытаскивают, замерзает.

Лед кончился. Перед нами вровень с берегами мчит свои шоколадного цвета воды стремительная Индигирка.

Мы вдвоем с Сашей Нестеренко на маленькой лодочке-«ветке» поплыли по Индигирке. Остальные с Неустроевым, догнавшим нас, и Адамом отправились на лошадях в обход скалистого участка реки плот с нашим неизменным лоцманом Гаврилой и Степаном уплыл вниз до поселка Тюбелях.

Саша гребет двухлопастным веслом. В его сильных руках оно упруго гнется. Я сижу на корме и подгребаю то справа, то слева стараясь управлять вертлявой лодочкой.

Жутко плыть в такой скорлупке по мрачной и стремительной Индигирке. Одна за другой три высокие скалы проносятся мимо нас. Вода ревет и шипит. Идеальное место для створа гидростанции…

На быстринах скорость течения доходит до двадцати и более километров в час. По совету Гаврилы к бортам лодки мы привязали два сухих бревна.

Работа наша требует большого напряжения: нужно грести, одновременно править, глядеть на утесы, зарисовывать обнажения, где возможно, замерять углы падения пластов, фотографировать. Но чуть перестанет Саша грести, «ветку» поворачивает и несет боком к утесам.

И вот река мчит нас прямо на отвесные скалы, которые острыми зубцами разрезают воду, бурлящую и пенящуюся.

Нажимая изо, верх сил на весла, удерживаем «ветку» на почтительном расстоянии от страшного утеса и, круто повернув к берегу попадаем в затишье, в устье небольшого ручья. Выскочив из лодки, вытаскиваем ее на галечный берег.

— Ну и река! — тяжело дыша и вытирая рукавом пот с раскрасневшегося лица, говорит Саша.

— Здесь, брат, в тайге, мух некогда ловить. Надо уметь хорошо грести, плавать, стрелять. Уметь действовать кайлом, лопатой и лотком Быть зорким и наблюдательным, шевелить мозгами…

Над нами носятся острокрылые горные стрижи. Тысячи комаров в день уничтожает эта полезная птица.

— Ну как, Саша, разочаровался ты в профессии геолога, — подтруниваю я, — Смотри, трудности какие! Страху, бывает, наберешься.

— Наоборот, полюбил я эту работу. Вот вернемся на прииски буду просить, чтобы комсомол и руководство треста послали меня учиться Иван Ефимович обещает дать хорошую производственную характеристику и советует поступить в Московский университет Он сам его окончил.

Привязав лодку к кустам ивняка, мы идем вверх по узкой долине ручья.

Смываю несколько лотков. В одном из них мы замечаем единственный значок металла, корявый, с чуть заметными кусочками кварца.

— Рудное золото! Кварцевую жилу надо искать в этом ручье!

Саша внимательно рассматривает в лупу шлих промытой пробы.

К истокам долина ручья расширяется. В русле стали часто попадаться угловатые валуны кварца.

Геологическими молотками мы отбиваем от них куски.

— Не видно следов оруденения. Чистый, молочный, видимо, пустой кварц! — Саша сердито отбрасывает отбитые образцы. — Коренной бы выход, жилу кварцевую найти!

Он в бинокль осматривает склоны ручья и вдруг кричит:

— Ура! Иннокентий Иванович, кварцевая осыпь!

Шаг за шагом мы двигаемся вверх по увалу, осматривая почти каждую глыбу кварца. Осыпь, все сужаясь, вокруг исчезает. Впереди не белеет ни одной точки!

— А где же жила? — вопросительно глядит на меня Саша.

— Нужно еще раз тут все просмотреть, покопать. Может быть, она задернована, покрыта растительностью, осыпями сланцев.

Мы еще раз проходим по увалу, местами выкапывая в щебенке ямки-«закапушки» глубиной до полуметра.

— Нашел, не иначе, жила!

Саша энергично, работает гребком, счищая дерн и мох с белеющей продолговатой глыбы, коренной жилы, расположенной чуть выше конуса кварцевой осыпи. Ручкой молотка, на который нанесены сантиметры, он замеряет ее мощность.

— Девяносто пять сантиметров — почти метр!

Компасом засекаем простирание жилы, общее ее направление. Определяем, под каким углом жила уходит в глубь.

Сильными ударами геологического молотка Саша отбивает от жилы куски рудной пробы и с видом охотника, убившего ценную дичь, складывает их в холщовый мешочек.

— Килограммов пять образцов будет! Для рудной пробы хватит!

— Вполне достаточно, Саша, и килограмма, лошадок надо пожалеть!

Мы отплываем от устья ручья в самом хорошем настроении.

Индигирка снова мчит нас. Впереди преграждает путь серо-розовая гранитная стена. Река стремительно бросается влево и течет На северо-запад.

Вот и острова. Внезапно между галечниками вижу ряды высоких скачущих гребней. Они в соседней протоке. Мы отделены от гребней узким галечным островком, но протоки вот-вот сойдутся…

Совместными усилиями стараемся отгрестись. Весло в руках Саши угрожающе гнется. Оно ежесекундно может сломаться. Течение мчит нас со скоростью поезда. Ниже острова высокие валы пенятся поперек всей реки. Первый же вал, в который мы врезаемся, заливает нашу лодку водой до половины, второй — до краев.

Бревна поддерживают «ветку», и мы не тонем, сидя по пояс в холодной воде.

Проплываем мимо большой реки Иньяли — левого притока. Течение отбрасывает нас на середину реки. Упорно гребем к левому берегу, но залитая водой лодка двигается медленно. Выскакиваем на косу, едва почувствовав, что дно нашего утлого суденышка коснулось гальки.

Вытащив лодку на берег, выливаем из нее воду. Вид у нас неважный.

— Да, бревна спасли нас!

Саша вынимает из кармана мокрых брюк резиновый кисет, достает спички и начинает разводить костер.

Обсохнув, мы продолжаем работу.

Вечером нам с трудом удается пересечь стремительную Индигирку и пристать чуть ниже двух палаток, где разместилась наша партия, уже вернувшаяся из бокового сухопутного маршрута.

IV. Левобережный маршрут

Самолет над тайгой. Идем по левобережью. Охота на баранов. В царстве ягеля. Рудоносная зона продолжается. Собачья река. Трудный переход. В ловушке. Впервые на самолете. Встреча с Цареградским. На прииске! Вот как бывало в старые времена! «Мое» и «наше».

Конец июля. Две палатки нашей партии стоят рядом на правом высоком берегу реки против якутского селения.

Обсуждаем, в каком направлении вести дальше разведку.

— Пороги на Индигирке — беда, страшные, — говорит Гаврила. — В старые времена казаки из Оймякона на карбасах до этого вот места доплывали, здесь стан ставили и пороги на лошадях и пешком обходили. Лет двести тому назад семеро казаков и якут пробовали через пороги проплыть. Лодка разбилась. Спасся только один казак. Звали его Тихон. Выплыл он возле устья речки, которую теперь называют Тихонова река…

13
{"b":"233988","o":1}