Путник протиснулся сквозь толпу, отбросил капюшон. Седые волосы, длинная холеная борода старили его. Но розовые скулы, острый взгляд бегающих глаз подчеркивали запас еще не истраченных сил.

В соборе было душно, пахло ладаном, воском.

Величественный и важный, в длиннополой ризе, епископ был окружен сонмом предупредительных священников и диаконов. Свита состояла из трех рядов: те, что впереди, шли с большими зажженными свечами, другие поддерживали епископа. Третий ряд, диаконы, замыкал шествие.

Люди смолкали, истово крестясь, отвешивая поклоны. Слышалось пение клира и молитвенный шепот.

— Смиритесь, православные, не поддавайтесь большевистской ереси... яко соблазну диавола... — ронял на ходу епископ, вялой рукой касаясь согбенных спин. Бородатый мужичонка, толстый, туго подпоясанный кушаком, силился сделать поклон приближающемуся епископу, но это у него никак не получалось, словно проглотил аршин. Когда он откинулся назад, вознеся руку, сложенную перстом, откуда-то из-под полы с тяжелым грохотом вывалился затвор и с дребезжанием покатился по каменным плитам. Епископ заступил это место, выкрикнув:

— Христос воскресе!

Голос его басовито прогремел под сводами собора. И тут же собор вздохнул тысячеусто:

— Воистину воскресе!

Оба хора подхватили: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...»

Бородатый путник, отирая мокрые щеки и голову платком, приблизился к епископу и, Оттолкнув диакона со свечой, приглушенно сказал:

— Жду благословения, ваше преосвященство.

Епископ молча осенил его крестным знамением, поведя бровями на дверь.

Затем путник вышел из собора и зашагал к дому епископа. Пройдя калитку и отозвавшись на пароль черницы, он снял парик, сорвал с себя бороду.

После чарки кахетинского вина его провели в сад. Там он жадно закурил, нехотя прислушиваясь к какой-то возне неподалеку. Дождь уже перестал, лишь с деревьев падали частые теплые капли, пахнущие листьями. Вскоре донесся визг, потом смех. Через минуту в темноте отчетливо прозвучала пощечина и негодующий шепот.

— Его преосвященство накажет вас, отец Николай... Сейчас должен сюда прийти полковник, отстаньте!

— Я уже здесь, — отозвался Демидов.

Когда отец Николай подошел к полковнику Демидову, между ними произошел такой разговор:

— Забываете устав, штабс-капитан, — глубоко затягиваясь, упрекнул полковник. — Часового не положено отвлекать... от исполнения им служебных обязанностей.

— Долг офицера — проверить пост, — бойко отпарировал отец Николай.

— Пост здесь один, а как вы его проверяли?

Мимо прошла оскорбленная монахиня, грозясь пожаловаться его преосвященству.

— Теперь самим придется себя охранять, — заметил Демидов с иронией. Он вплотную подошел к штабс-капитану:

— Час тому назад узнал от связного: высадка десанта отложена под предлогом недостаточной подготовки операции.

Демидов с досадой метнул на землю окурок. Табачные искры рассыпались веером по земле и сразу погасли.

— На кой же черт мы здесь ведем всю эту комедию, господин полковник? Зачем играемся в кошки-мышки с чекистами?

— Сейчас уже не играемся. Выполняем роль мышки. Кошка выпускает коготки, она нас не спускает с глаз.

Черница, приблизившись, сказала:

— Его преосвященство готов принять вас.

Епископ Прокопий встретил гостей в роскошном шелковом халате с серебряными звездами на плечах. Огромные звезды эти, укрепленные золотыми нашивками, явственно напоминали фельдмаршальские погоны. Епископ поднял золотую чашу с вином:

— Христос воскресе, господа!

Вслед за ним подняли бокалы Демидов и отец Николай.

— Да воскреснет Россия от тяжелого сна, — произнес Демидов, опуская бокал на золоченый поднос.

— Да сбудутся слова господни, — поддержал его отец Николай.

Епископ закусил индейкой, вытер губы белоснежной салфеткой, хлебнул еще глоток вина и медленно, точно на исповеди, заговорил:

— Господин уполномоченный верховного командования! Святая церковь сделала немало: наши проповеди переворачивают миллионы людских сердец. Мы видим, как сжимаются в кулаки руки прозревшей паствы — все ждут сигнала. Среди прихожан двести человек с обрезами. Но где обещанные залпы орудий, которые должны были возвестить в эту ночь пробуждение России?

— Высадка десанта откладывается по стратегическим соображениям, — нехотя сообщил Демидов.

— Триста тысяч лир золотом... — скорбно пробормотал епископ, бросив салфетку на стол. Сидевшие за столом поняли, что эту сумму ассигновал папа Римский на подготовку нового вторжения в Россию.

— Ваше преосвященство, — успокоительно заговорил Демидов, — в нашей общей борьбе мы, верные сыны России, являемся победителями. Срыв весеннего сплава леса по Днепру в переводе на папские деньги стоит не меньше трехсот тысяч лир. Нет строительных материалов — нечем восстанавливать поврежденные суда. Без судов нет хлеба и топлива. На сегодняшний день весь Черноморский флот состоит из нескольких десятков пассажирских пароходов, барж, катеров и рыбачьих шаланд. Все остальное на дне морском...

Отец Николай продолжал в тон ему:

— Если даже станут подвозить лес по железной дороге, то голодные люди не пойдут в порт и не поднимут бревна. Впрочем, большинство квалифицированных рабочих разбрелось по селам, там за кусок кукурузного хлеба клепают косы и меняют зажигалки.

Епископ заерзал в кресле.

— Так ли это, господин полковник? А знаете вы, что на заводе Гуревича вместо жалованья уже выдают муку и пшено? Там налажен обмен товарами с селом... Кладбищенская церковь в последние дни предает земле только стариков и старух, умерших естественной смертью. Голод почти побежден ими. Силен сатана — он подскажет своим слугам выход из любого положения.

Видя, что его осведомленность произвела впечатление на гостей, епископ продолжал:

— Святой Тихон из Москвы передал: Ленин заключил торговый договор с Англией.

— А как же Врангель? — вскочив с места, воскликнул отец Николай.

— Донесение, о котором я сообщил вначале, передано нам штабом Врангеля, — грустно уточнил Демидов.

Когда епископ, хмурясь и шепча молитву, ушел в свой покой, отец Николай и Демидов продолжали беседу:

— Есть вещи, коллега, — сдавленным шепотом говорил Демидов, — которые не всякому и сказать можно... У Бородина в Особом отделе работает моя дочь. Да, родная дочь. В свое время я рассказывал вам о пропавшей без вести семье. Представьте, дочь оказалась здесь. Кое-что для начала я узнал. Например: о цыганке. Сейчас у них в подвале ваш связной Тягнырядно... По слухам, это шкурник и трус. А вдруг он раскается, клюнет на амнистию? Завтра у особистов воскресник. Предполагается массовый выход военнослужащих на территорию порта. Может, удастся швырнуть гранату в окно подвала, чтобы обезвредить Тягнырядно? Как вы думаете, коллега?

По-разному встречали жители Херсона весенний солнечный день 1-го мая. Неистовая медь пролетарских оркестров спозаранку звучала не в тон колокольному звону. В этот день верующие отмечали пасху. Колонны рабочих демонстрантов оттеснили на тротуары жалкие кучки старух, идущих в церковь.

К восьми часам утра у здания штаба гарнизона выстроились воинские части. Это вышли на парад прославленные 51-я Перекопская и 15-я Сивашская дивизии. Чеканя шаг, бойцы прошли мимо стоявших на Суворовской улице грузовиков, обтянутых кумачом. На грузовиках — люди в шинелях и штатском платье — представители советской власти города. Пришли на демонстрацию водники, рабочие заводов и фабрик, крестьяне из пригородных сел.

Накануне этого дня в укомах партии и комсомола решено было сразу после демонстрации провести общегородской воскресник. Рабочие расходились под красными знаменами по своим цехам, убирали территории предприятий, грузили на платформы металлолом.

Комсомольцы пришли отдельной колонной, после демонстрация разделились на две группы: одни пошли направо в порт поднимать затонувшие баркасы, другие — налево, к вокзалу и в поле. Сотни тонн рельсов, шпал и разных других грузов перенесли они на своих плечах. Девушки решили собирать лекарственные травы для госпиталей.