— Не шуми попусту, — сказал Китик часовому. — Посматривай лучше за санями. А вы, мужички, лошадкам подбросьте сенца, берите мешки и — за мной. Чай не в подол соль-то будем нагребать.

Бородачи натянули на лошадиные морды торбы с овсом и, вполголоса толкуя о чем-то меж собою, то и дело оглядываясь, двинулись за Китиком.

Вся эта процессия поднялась на второй этаж. Зашли в знакомую Китику комнату с едким лекарственным запахом.

— Прошу любить и жаловать: крестьяне из района, за солью. В большой нужде по этой части.

— Не от хорошей жизни ехали, товарищ доктор, — протянули мужики, прощупывая колючими взглядами изумленного Дар югу.

— Я присоединяюсь к их просьбе, — сказал Китик, — и прошу вас помочь бедноте.

— Чем?! — вспылил Дарюга. — Двухдневным запасом сельдей?

— Да... И солью. А сейчас, доктор, вызовите, пожалуйста, заведующего хозяйством. Меняем живность на соль. Так, мужики, я вас понял?

— Вроде так, товарищ матрос...

— Ну вот и угодили друг другу, — весело заключил Китик.

Мужики недобро переглянулись.

Доктор вышел из-за стола, хотел что-то горячо возразить, но Китик взял его под руку, отвел в сторону: «Вы ведь сами несколько минут назад упрекали меня в нерешительности. Так не мешайте же, наберитесь терпенья».

— Согласен! — громко объявил Китик. — Начальник согласен помочь вам и солью, и селедкой.

Китик быстро подошел к столу. Обнаружив там чистый клочок бумаги, подозвал хуторян поближе. Затем взял ручку, ткнул перо в пузырек с чернилами и вложил в растопыренные пальцы Тягнырядно. Тот неуклюже взял ручку, посмотрел, на нее, потом на блестящую бескозырку матроса, весь съежился в предчувствии беды.

— Та що вы, товарищ матрос, та мы же люди темные, грамоты не учились... — И положил ручку обратно на стол.

Китик начал писать, сам оглашая каждое слово, часто спрашивая:

— Мы, крестьяне-бедняки... — так я пишу?

Крестьяне закивали головами.

— Волости, кажись, Большой Александровки...

— Большой Александровки, — поддакивали приезжие.

— Той же деревни... по нужде и доброй воле... меняем на соль и селедку живность и хлеб, в чем и подписываемся.

Китик поставил жирную точку и положил бумагу перед крестьянами.

— Теперь ясно, о чем толкуем? Ну, вот... Ставьте кресты и пойдем соль получать.

Тягнырядно вздохнул, вывел крестик. Потом передал ручку своему напарнику.

— Маловато, — заметил Китик. — В церкви, небось, кресты откладывать не жалеете сил, а тут по одному. Ставьте еще по одному для верности.

Мужики поставили еще по кресту.

— Еще по одному! Как говорят русские люди: бог троицу любит. А теперь, пока разыщут Панасюка, загляните, как живут здесь ваши защитники, завоевавшие для всех вас, — Китик сделал широкий жест рукой, — Советскую власть.

На мужиков надели халаты и провели их в большой зал, где, как и час тому назад, стонали, метались в бреду изможденные люди. Китик шел впереди, а за ним неуклюже семенили здоровые, сытые мужики в непривычных халатах.

— Товарищи доктора! — затянул жалобно сидевший на койке коренастый матрос. — Какие же вы лекари, ежели раненым помочь не можете? Я еще держусь, а вот на братишек смотреть невмоготу.

Он кивнул на соседнюю койку. Там из-под простыни остро торчал подбородок, выглядывало восковое лицо. Вместо глаз в полумраке виднелись черные впадины. Китик ускорил шаги, и вся делегация вышла из большого зала. Навстречу им торопился Панасюк.

— Ведите нас в кладовую! — приказал Китик.

Завхоз вопросительно поглядел на начальника и молча пошел вперед.

В глубине кладовой стояло несколько ящиков и полупустой бочонок.

— Вот весь двухдневный запас на четыреста человек больных.

— Где у вас соль? — требовательно оборвал его Китик. Завхоз приподнял крышку одного из ящиков. Китик зачерпнул горсть соли, подбросил на ладони. Лицо его на какое-то мгновенье вспыхнуло яростью. Но взгляды мужиков уже шарили где-то в глубине полупустых ящиков.

— Набирайте в мешки, сколько надо.

— Да мы же их оставили у доктора. Думали: шутите, — с сожалением ответил напарник Тягнырядно.

— Выдайте мешок! — приказал Китик завхозу.

Тот взял из второго ящика пустой мешок и, ни на кого не глядя, бросил его к ногам Китика. Тягнырядно деловито поднял мешок, развернул его, чтобы поглядеть на свет: нет ли в мешке дыр.

— Вот спасибо, товарищ матрос, в долгу не останемся, — пророкотал бородач и, хихикнув от удовольствия, стал проворно черпать соль железным совком. Другой держал мешок.

Китик молча глядел на них, играя желваками.

— Покажите запасы табака и спичек, — потребовал он дальше. Голос Китика как-то померк, будто отсырел.

Завхоз вытащил на середину комнаты еще один ящик и поставил его у ног Китика. Там валялось десятка два пачек махорки и несколько коробков спичек.

— И это ваше, — угрюмо бросил мужикам Китик.

Те сникли было под свирепым взглядом завхоза. Тогда Китик ловко пересчитал махорку и спички, разделил их на две кучки.

— Берите, а вот этот делить не будем, оставим на развод, — Китик подбросил на руке оставшийся коробок спичек и швырнул его в пустой ящик.

— А теперь открывай нам бочонок, — сделав усилие над собой, с болезненной веселостью продолжал уполномоченный Особого отдела.

Панасюк сорвал с себя бушлат, быстро закатал рукава тельняшки, запустил руку в бочонок, выхватил из него покрывшуюся ржавчиной сельдь.

— Считать будем или так, целиком? — Панасюк, кажется, стал догадываться, что тут не все гладко.

Они с Китиком взвалили бочонок на широкую спину Тягнырядно.

— Кажется, все, — сказал Китик. — Поможем человеку поднять мешок с солью и пойдем провожать дорогих гостей.

На лестничной площадке их встретил начальник госпиталя, который наблюдал все это с порога.

— Что это значит? — гневно обратился он почему-то к Панасюку, хотя ясно было, что Панасюк действует по приказу Китика. — Я уже пожаловался в Особый отдел.

— Приказано отдать все запасы! — со злостью отрапортовал завхоз, кивнув на Китика.

— Вы что, смеетесь надо мной! — выкрикнул начальник госпиталя, глядя то на Китика, то на завхоза.

— Надеемся на совесть. Говорят, не обидим, — ответил Китик, указывая на согнувшихся под тяжестью ноши хуторян.

Все вышли во двор госпиталя. Метель стихла. Тысячи ярких звезд смотрели на землю, во двор морского госпиталя, где стояли нагруженные сани. Четверка добрых коней жевала овес. Часовой важно прохаживался вокруг саней.

Китик помог Тягнырядно снять на землю бочку. Подкатили ее к саням. Налитые кровью глаза мужичка елейно играли:

— Спасибо, морячок, за выручку! Ты что, из анархистов будешь, чы як?

Китик утвердительно кивнул головой.

Мешок с солью опустился прямо в сани.

— Кум, доставай паляницы, шматок сала и оцей мешочек, — крикнул Тягнырядно, ткнув кнутовищем в сани.

— За цым дило не стане, — важно отозвался кум, укрывая соль брезентом. Он развязал мешок, вынул оттуда пышный деревенский каравай, узелок с салом, сбросил мешок с отрубями.

— Получай, завхоз, наше крестьянское угощение!..

— Это за мешок соли и за бочку сельдей? — не удержался от восклицания Панасюк?

— Твоя силь, чы шо? — хитро прищурив глаз, ответил бородач.

— Все это товарищ матрос нам приказал выдать. С ним мы и будем иметь особый разговор. Так я говорю, товарищ главный?

Китик не ответил. Мужики разбирали вожжи, готовясь в дорогу.

— Постойте, дорогие, — твердо скомандовал Китик. — Сколько крестиков клали на эту бумагу? — моряк хлопнул себя по боковому карману бушлата.

Мужики поглядывали то на Китика, то на подошедшего начальника госпиталя с группой караульных, вероятно, вызванных по тревоге.

— По три, товарищ матрос.

— Ну вот и выполняйте свои обязанности перед, богом, людьми и передо мною.