– А как насчет того, чего хочу я? – настаивала она. – Я хочу быть с тобой, когда ты пойдешь в Шоме, когда будешь открывать сейф. Я хочу на себе познать, что значит стоять в темноте с бриллиантами в руках.

Макс понимал ее, слишком хорошо понимал. Он мог бы сожалеть о том, что рассказал ей все о драгоценных камнях, об их происхождении, потрясающей красоте и магической силе. Однако он редко сожалел о чем-либо в своей жизни.

– Придет и твой черед, если суждено тому быть. Но не сейчас.

– Черт возьми, я хочу.„

– Придется тебе подождать со своими хотениями, – тон его был ровным и не допускающим никаких возражений. Одному ему было известно, какое облегчение почувствовал он, когда раздался стук в дверь. Взмахом руки он приказал Роксане открыть и принялся допивать кофе.

Ей удалось подавить в себе ярость и открыть дверь с приятной улыбкой. Улыбка угасла, как только она увидела, что пришел Люк. Взгляд, который она нацелила на него, был острым как бритва.

– Получила от ворот поворот? – ухмыльнулся он и, засунув руки в карманы, прошагал мимо нее в комнату. Дразнящий, женственный запах ее духов мгновенно зажег огонь у него в крови. Люк знал, что ничего не может с ним поделать, однако ему удавалось сделать свою реакцию на Роксану незаметной для нее, и ему не приходилось за такую реакцию расплачиваться.

– Макс, – он порылся в серебряной корзиночке со слоеными пирожными и вытащил одно, – к твоему сведению, экипировку наконец всю привезли.

– Ах, наконец-то, – кивнув, он предложил Люку сесть. – Выпей кофе, а я схожу сам все проверю. Можешь составить компанию Роксане.

Черт бы его побрал, если бы он захотел остаться с ней наедине. Такая возможность редко выдавалась в повседневной суете. Но, черт возьми, он знал, он прекрасно знал, что под платьем на ней не было ничего.

– Я пойду с тобой. – Он уже вставал с кресла, но Макс, поднявшийсь. усадил его на место.

– Не нужно. Мы с Мышкой все проверим. Нам ведь уже сегодня днем надо репетировать, – он приблизился к зеркалу, чтобы поправить галстук и разгладить усы.

Чувствуют ли они искорки, пробегающие между ними, спросил себя Макс. Сторонний наблюдатель от них, наверное, уже сгорел бы. Молодость, подумал он, вздохнув и улыбнувшись. Он увидел их отражение в зеркале. Оба они, находящиеся в разных концах комнаты, были напряжены, словно уличные кошки перед схваткой.

– Когда Лили проснется, пожелайте ей от меня доброго утра. Встречаемся в «Паласе» в два. – Он подошел к дочери и поцеловал ее в щеку. – Аu revoir, ma belle[14].

– Мы не договорили.

– В два часа, – ответил он. – А вы пока пойдите вдвоем, погуляйте на парижском солнышке.

Едва захлопнулась дверь за отцом, Роксана повернулась к Люку.

– Ну уж на сей раз я в стороне не останусь.

– От меня это не зависит.

Она подошла к столу, за которым он сидел и стукнула кулаком по льняной скатерти так, что посуда зазвенела.

– А если бы зависело?

Он посмотрел ей прямо в глаза. Он готов был задушить ее за то, что она стала такой прекрасной. Все последние годы она медленно, незаметно околдовывала его. Подобно вору, она подбиралась к нему, чтобы одним взглядом украсть у него дыхание.

– Я поступил бы так же, как Макс.

Это был удар. Она втянула в себя воздух. Острая боль от такого предательства пронзила ее.

– Почему?

– Потому что ты еще не готова.

– Откуда ты знаешь? – она откинула голову назад. Струящийся из окон свет падал на ее волосы, делая их пламенно-красными. Люк испугался, что она заметит страсть в его глазах.

– Откуда ты знаешь, к чему я готова, а к чему нет? Это был открытый вызов. Слишком открытый. У него вспотели ладони.

Тащить камушки из виллы «Тримальда» – это тебе не обманывать зрителей всякими там чашками и шарами, Рокс.

Нуждаясь в допинге, он взял чашку с кофе. Благодаря многочисленной тренировке ему удавалось сохранить твердость руки. Он знал, что может разозлить ее. Это было бы самое лучшее. Пока она негодовала, он мог не прикасаться к ней. Так, во всяком случае, он надеялся.

– Я ничуть не хуже тебя, Каллахан. Ты даже не знал, как тасовать колоду, пока я тебя не научила.

– Ох, тяжело, небось, сознавать, что тебя кто-то превзошел.

Вначале она побледнела как полотно, а затем стала краснее стоящих между ними на столе роз. Она выпрямилась и, к своей досаде, Люк увидел под платьем все очертания ее тела.

– Безмозглый ублюдок! Ты не превзошел бы меня, если бы даже стоял на ходулях.

Он лишь улыбнулся.

– А о ком больше всего писала пресса после концерта в Нью-Йорке?

– Идиот, который обкручивается цепями и залезает в сундук, который потом бросают в реку, неизбежно получает прессу.

Ее раздражало, что все его эскапады были столь блестяще исполнены. Всякий раз, когда он запирался в очередной ящик, она как будто разрывалась на две части – одна восхищалась его мастерством и хитростью, другая испытывала отвращение.

– Я получил прессу за то, что вылез, – напомнил он ей и вытащил одну из французских сигар, к которым пристрастился за последнее время, – за то, что был лучше всех, – он щелкнул зажигалкой и задымил. – Довольствуйся своими симпатичными фокусами, Рокс, и своими симпатичными мальчиками, – каждого из них Люк готов был прикончить, – а опасную работу оставь тем, кто умеет ее делать.

Она сработала быстро. Люк всегда ценил в ней это качество. Он еле успел поднять руку и перехватить ее кулак, прежде чем последний врезался ему в нос. Держа ее за сжатые пальцы, он встал. Они стояли лицом к лицу, почти не касаясь друг друга телами. Дрожь пронеслась по ее спине. Желание вспыхнуло в ней словно неукротимое пламя. Ей хотелось ненавидеть его за это.

– Осторожно, – предупреждение прозвучало спокойно, по меньшей мере как намек на то, что ей удалось разжечь в нем огонь страсти.

– Если думаешь, что я испугалась, дай мне сдачи…

Оба они были ошеломлены, когда он крепко схваипл ее за подбородок и приблизил ее лицо к своему. Ее уста разомкнулись в удивлении и ожидании. В сознании не осталось ничего, кроме ощущения блаженства.

– Я мог бы и посильней, – слова вылетели со скрежетом, как будто кусочки стекла попали ему в горло. – И мы оба поплатились бы за это.

Он оттолкнул ее прежде, чем успел сделать то, чего никогда бы себе не простил. На пути к выходу из номера он бросил резким, приказным тоном:

– В два часа! В костюме!

После чего захлопнул за собой дверь.

Ощутив дрожь в коленях, Роксана опустилась в кресло. После нескольких глотков воздуха она провела рукой по горлу, пытаясь проглотить образовавшийся там комок. На мгновение, на одно короткое мгновение он посмотрел на нее так, как будто почувствовал в ней женщину. Женщину, которую он может захотеть. Женщину, которую он хотел.

Она еще раз прерывисто вздохнула и покачала головой. Это смешно. Он всегда считая ее ненужной обузой. Ее это, впрочем, не тревожило. Период глупой детской влюбленности давно миновал.

Как бы то ни было, мужчины ее не интересовали. У нее были иные, более серьезные планы.

Черта с два собиралась она ждать четыре года, пока будет учиться в колледже, прежде чем претворить их в жизнь. Она сжала губы. Черта с два будет она ждать еще одну неделю. Настало время воплотить созревавшую в ее голове идею. Улыбнувшись самой себе, она положила ногу на ногу и машинально подхватила недокуренную Люком сигару. Она откинулась в кресле и принялась пускать кольца дыма в потолок. А также кое-что замышлять.

Люку оставалось лишь благодарить Бога за то, что он дал ему столько забот. Даже в перерывах между репетициями представления в «Паласе» и приготовлениями к «работе» в Шоме у него не оставалось времени на мысли о Роксане. Исключение составляли те мгновения, когда, как правило, в три часа ночи он просыпался в холодном поту и в досаде после того, как она снилась ему. Это были невероятно четкие, дерзкие сны, в которых ее длинное белое тело обвивалось вокруг него. Ее роскошные волосы веером рассыпались по покрытой росой траве нa глухой поляне. Ее колдовские глаза окутывала пелена страсти.