– Это мы еще решим. Если сегодня все пройдет, как надо, то тогда будет и завтра, и послезавтра. Можешь считать, что сегодня – это твой испытательный срок. Как бы там ни было, мы уже достаточно репетировали, так что ты совершенно свободен и можешь пойти поразвлекать Роксану, – подмигнув, он наклонился к мальчику: – Ты опять пытался играть против профессионалов, Люк. Ты проиграл.

– Черт побери, я не знаю, чем мне с ней заниматься, – пробормотал Люк, спрыгивая со сцены. Лили только вздохнула, услышав, как он выражается.

– Поиграй с ней, – посоветовала она. – И еще, солнышко, я очень тебя прошу: не ругайся при Рокси.

Прекрасно, подумал он, медленно выходя из-под шатра на ослепляюще-белый солнечный свет. Он не будет ругаться при ней. Но ее он обругает, уж это-то точно.

Открыв дверь фургона, он направился прямо к холодильнику. Когда он доставал бутылку холодной «коки», ему опять, как раньше, захотелось обернуться. В глубине души Люк постоянно ждал, что кто-нибудь бросится на него и ударит за то, что он посмел прикоснуться к еде.

Люку до сих пор было немного стыдно за собственные действия на первой неделе, проведенной с Максом. Однажды он вошел в фургон и увидел огромную кастрюлю сваренных спагетти. Кроме мальчика, в фургоне никого не было. Он набросился на спагетти и, давясь от спешки, проглотил их прямо холодными, подчиняясь привычке, возникшей у него за столько дней недоедания.

После этого Люк ждал, что его накажут. Что теперь его не будут кормить целый день, или даже два. Так обычно поступала с ним мать. Готовясь к голодным временам, Люк запасался бутербродами и конфетами, спрятав их в своем рюкзачке.

Но его никто не стал наказывать. Никто даже и слова ему не сказал.

Не желая испытывать свою удачу, Люк взял кусок хлеба, оставшееся с обеда мясо, проглотил этот самодельный сэндвич и пошел к Роксане.

Он двигался бесшумно – еще одна необходимая ему раньше привычка. Войдя в узкий коридор, он услышал лукавую балладу Джима Кроче[3]. Роксана распевала вместе с радио своим детским сопрано.

Люк с любопытством засунул голову к ней в комнату.

Она лежала на спине и смотрела в потолок, а играющий радиоприемник стоял рядом с ней. На маленьком круглом столике у кровати разместились кувшин с соком, стакан, несколько пузырьков с лекарствами и колода карт.

На стенах висели плакаты. Большей частью они изображали сцены из цирковых представлений, но на одном, глянцевом, был Дэвид Кэссиди[4]. От этой рожи Люка чуть не стошнило. Нет, все-таки девчонки – законченные дуры.

– Черт, что это за кошмар!

Роксана подняла глаза и заметила его. Она даже чуть было не улыбнулась, настолько ей надоело здесь лежать в одиночестве.

– Где кошмар?

– Вот, – он ткнул по направлению к плакату бутылкой «коки». – Что же ты прицепила этого прыщавого недоумка к себе на стену?

Довольный собственным чувством юмора, Люк отпил из бутылки и посмотрел на Роксану. Ее белая кожа была покрыта гадкими розовыми пятнами и красными расчесанными прыщами. Алые точки обсыпали все лицо девочки, и Люк подумал, что она тоже выглядит кошмарно. Интересно, как только Лили и Максу не было противно вообще находиться рядом с ней?

– Елки-палки, так ты что же, вся в этом дерьме, да? Теперь ты похожа на какое-нибудь чудовище из триллера.

– Лили сказала, что они скоро пройдут, и я опять буду красивой.

– Они, может быть, пройдут, – поправил он ее, произнеся это с как можно большим сомнением в голосе. Заволновавшись, Роксана нахмурилась. – Но ты останешься такой же уродливой.

Она даже позабыла о том, как ужасно у нее чесался животик, и рывком села на кровати.

– Я заражу тебя ветрянкой! И у тебя тоже будут прыщи – везде, везде, даже на письке!

Люк чуть не подавился «кокой».

– Ничего не получится, – засмеялся он. – Я уже переболел. Ветрянка – это болезнь для малышей.

– Я не малыш! – от этого оскорбления Роксана пришла в ярость. Прежде, чем Люк успел увернуться, она вскочила и набросилась на него, молотя кулаками. Бутылка вылетела у него из рук, ударилась о стену и отлетела, залив всю комнату «кокой». Это могло бы быть на самом деле забавно, он даже загоготал, как вдруг с удивлением понял, какая она маленькая и хрупкая. Ее руки были похожи на две тонкие пылающие соломинки.

– Ладно, ладно, – Люк до сих пор чувствовал себя виноватым, что однажды чуть было не пожелал ей смерти, поэтому не хотел, чтобы с ней случился какой-нибудь удар или приступ. – Ты не малыш. А теперь – марш обратно в постель.

– Я устала все время лежать, – но она забралась обратно. Люк подогнал ее не очень-то любезным толчком.

– Ну и ну, посмотри на этот беспорядок! Пожалуй, мне надо здесь убрать.

– Ты сам виноват, – высокомерно ответила она и с презрением на лице уставилась в окно. В этот момент Роксана выглядела как старушка с детским тельцем. Ворча себе под нос, Люк ушел искать тряпку.

Он вытер все лужицы и пятна, но Роксана все так же не обращала на него внимания. У девочки был особый дар правильно вести себя с мужчинами.

– Послушай, но я же забрал свои слова обратно, – переминаясь с ноги на ногу, сказал Люк.

Она слегка повернулась в его сторону. Взгляд казался просто ледяным.

– Ты извиняешься за то, что назвал меня уродиной?

– Допустим, ладно, я могу извиниться. Молчание.

– Ладно, ладно, Бог с тобой. Извини, что я назвал тебя уродиной.

В ответ – еле заметная улыбка.

– И еще извинись, что ты сказал на Дэвида Кэссиди «кошмар».

Теперь улыбнулся Люк.

– Ну уж это – ни за что.

Роксана недовольно скривила губки.

– Ну ладно, пусть так. Ведь ты всего-навсего мальчишка. – ей нравилось чувствовать свою власть, пусть даже в мелочах. Решив вознаградить Люка за послушание, девочка улыбнулась чуть шире. Ей было только восемь лет, но в этой улыбке уже ощущалась необыкновенная сила. Конечно, дочка – вся в папу. – Ты не нальешь мне сока?

– Хорошо.

Он налил сока из кувшина и протянул ей стакан.

– Ты не очень-то разговорчив, – заметила она через некоторое время.

– Зато ты слишком разговорчива.

– Это потому, что мне есть, что сказать. Все говорят, что я очень умная, – ей было ужасно скучно. – Если хочешь, мы можем поиграть.

– Я слишком взрослый для твоих игр.

– Неправда. Папа говорит, что не бывает людей, слишком взрослых для игр. Поэтому они все, как простофили, хотят выиграть в «Три карты» или в наперсточки, а в результате теряют все свои деньги, – заметив мелькнувший на лице Люка интерес, она пошла в атаку: – Если ты поиграешь со мной в «рыбалку», я научу тебя карточному фокусу.

Люк не дожил бы до возраста двенадцати лет, если бы не знал, как надо торговаться.

– Сперва научи меня фокусу, а потом я с тобой поиграю.

– Хм, – ее самоуверенная улыбка была юной и только чуть-чуть более невинной разновидностью улыбки женщины, которая знает, что мужчина попался к ней в ловушку. – Вначале я покажу тебе фокус, потом мы поиграем. А потом я научу тебя, как его делать.

Она схватила со столика свою колоду карт, перетянутую резинкой, и умело перетасовала ее. Заинтересовавшись, Люк присел на край кровати и стал наблюдать за ее руками.

– Этот фокус называется «Потерянная карта». Выбери любую карту из тех, которые ты видишь, и назови ее вслух.

– Что за фокус, если я назову тебе карту? – пробормотал Люк. Но когда она опять перетасовала колоду, он выбрал короля пик.

– Ой, нет, ты никак не можешь назвать эту карту, – сказала Роксана.

– Черт, почему не могу? Ты сказала: любую карту, которую я увижу.

– Но ты не мог увидеть короля пик. Его здесь нет, – улыбаясь, она опять развернула колоду, и от изумления Люк открыл рот. Черт побери, он же только что видел короля! Куда же она его дела?

– Ты его спрятала в руке!

Роксана продолжала довольно улыбаться.