«…родилась в 1917 году в Тюмени…», «…родилась в Сибири в 1918 году…», «…родилась в Харбине…», «…происходит из старинного грузинского княжеского рода…», «…урожденная Хасидович…», «…Тамара Владимировна Туманова…»
Всё никак не стыковалось, было кричаще противоречиво: Шанхай — и Восточная Европа; грузинский княжеский род — и фамилия Хасидович; невесть откуда взявшееся отчество — Владимировна…
Умиляла строка из справочника: «…в соответствии с легендой…» И здесь — легенды!
С тем, что я знал, совпадали лишь имя, сценическая фамилия, год рождения, детство в Париже, учеба в балетной школе Ольги Преображенской.
Поражало то, что авторы статей, судя по всему, даже не пытались уточнить: в Тюмени или в Харбине? В вагоне поезда или на вокзале? Кто были ее отец и мать? А ваши кто родители? Чем они занимались до семнадцатого года?..
Ведь им-то, авторам справочников, за уточнениями было недалеко ходить: могли бы обратиться к ней самой, к Тамаре Тумановой! Она была в пределах досягаемости — всё в том же Беверли Хиллс, уже не танцевала, но иногда еще снималась в кино.
А разве она сама не замечала этих противоречий, этой путаницы в статьях, посвященных ей?
Разве женщине может быть безразлично — родилась ли она в семнадцатом или в девятнадцатом году?
Наверняка замечала. Но отмалчивалась.
Иногда меня самого подмывало: а не обратиться ли вновь к ней с этими вопросами?
Но смущение попрежнему владело мною. Еще звучали в ушах растерянные слова Дмитрия Зиновьевича Тёмкина: «Вы знаете… после вашего письма мои соседи три дня не выходили из дому…»
А что мне — больше всех надо?
Вот уж, право, тогда мне всё это было совершенно без надобности. Тогда я еще и не помышлял об этой книге, отдавая себе отчет в том, что в ней всё — нельзя.
А теперь — можно?
Не знаю. Но теперь поджимали сроки. Я должен был или написать эту книгу, или смириться с тем, что я ее не напишу.
Прежние недоумения, нестыковки, противоречия, конечно же, сами собой рассосаться не могли.
Однако теперь я уже не мог обратиться к самой Тамаре Тумановой. Ее уже не было. Она умерла в 1996 году, об этом писали российские газеты.
Так, может быть, именно за этим порогом что-то прояснилось в тех загадках, в тех легендах, которые сопровождали ее земной путь? Так бывает, что проясняется после.
Но и после возникали лишь новые легенды: светский люд судачил о том, что, несмотря на замужество, несмотря на пылкие романы, на соперничество с Гретой Гарбо за любовь Сергея Лифаря, она умерла девственницей.
Между тем, летом 2004 года я уже писал очередную главу своей новой — вот этой — книги. Я отдавал себе отчет в том, что ее парижские главы должны объяснить психологический сдвиг, заставивший моего отца, как и многих других достойных людей, искать выхода из тупика своей личной и окружающей жизни — там, на востоке, в России, которая теперь называлась торжественно и длинно: Союз Советских Социалистических Республик.
Тем более, что эта страна была его родиной, за которую он не однажды пролил кровь.
Но у меня под рукой не было практически ничего, на что я мог бы опереться.
Ничего, кроме нескольких строк его автобиографии, специфика которой заключалась в том, что она была служебной, а служба эта была строгой, не прощающей помарок.
Но ведь он жил тогда в Париже не один. С ним была его семья: жена Анна, дочь Тамара.
Тамара. Всемирно известная балерина и киноактриса.
Должно же что-то остаться, хотя ее самой, увы, уже нет на свете!
Я опять обратился к Людмиле: «Знаешь что, дочка, пошуруйка ты снова в своем компьютере, пошукай в Интернете. Ты ведь знаешь, что я в этом хозяйстве ничего не секу, не знаю, куда тыкать… Посмотри еще разок, что там есть о Тамаре Тумановой? Авось, что-нибудь наскребется. Очень надо».
Спустя день-другой, Мила принесла мне фотографию надгробного камня на кладбище в Голливуде.
На зеленой лужайке, под сенью раскидистых пальм, беломраморный ангелочек с крылышками склонялся над могильной плитой, на которой высечены восьмиконечный православный крест и фамилия: TOUMANOVA. Слева: Princess EUGENIA DIMITRIEVNA. 1899–1989. Справа: TAMARA. 1919–1996.
Тамару похоронили в могиле матери.
Принцесса — это можно еще понять, имеется в виду титул грузинской княжны. Но почему Евгения Дмитриевна? Ведь ту густобровую темноволосую даму с примесью южных кровей, на которой был женат мой отец, звали вовсе не Евгенией Дмитриевной, а Анной Христофоровной. Анна Христофоровна Чинарова! Мать Тамары.
А покуда я хлопал глазами над фоткой, где под сенью раскидистых пальм белый ангел склонялся над могильной плитой, — дочь принесла мне еще несколько страниц, горячих, только что вынутых из принтера.
На одной из них была афиша, возвещающая о том, что в спектаклях Русского балета, прибывшего на гастроли в Австралию в 1938 году, выступят прославленные танцовщицы и танцоры, а именно: Тамара Туманова, Серж Лифарь, Ирина Баронова, Игорь Юшкевич, Людмила Львова, Тамара Григорьева, Тамара Чинарова… батюшки, сколько Тамар в одном трудовом коллективе… Что?! Нет, я не ошибся: Tamara Toumanova, Tamara Tchinarova… Это — разные Тамары?
Две большие разницы, как говорят в моей родной Одессе. А теперь передо мною веером лежали фотоснимки. Тамара Туманова в балете Стравинского «Жар-птица». Тамара Чинарова в роли грузинской царицы Тамары в балете «Тамара» на музыку Балакирева. Портрет Тамары Тумановой на фоне статуи Венеры Милосской — как хороша! (я имею в виду Тамару Туманову). Портретный снимок Тамары Чинаровой в цыганских монистах (Эсмеральда?).
Но у них же совершенно одинаковые лица, у обеих Тамар!
Одна масть: обе черненькие, обе прыгают… Один и тот же год рождения: 1919-й.
На оказавшихся в сайте Интернета фотографиях с дарственными надписями — судя по всему, подаренных одной и той же Ксении, — почерк почти одинаков. Впрочем, нет: Тамара Туманова пишет Ksenia, а Тамара Чинарова пишет Xsenitchka…
Одни и те же балетные партии.
Тамара Чинарова танцует почти весь репертуар Тамары Карсавиной, еще одной легендарной русской балерины, еще одной Тамары.
Интернет стоит на ушах, час за часом снабжая меня эксклюзивной информацией. Тамара Чинарова живет в Лондоне, только что на сайте американского журнала Danse Chronicle опубликованы главы ее воспоминаний «My Dancing Years», «Мои годы в танце»…
Еще через день Людмила, молча, кладет мне на стол стран и цу переведенного с английского текста.
«…На пике большевистской революции братья убивали братьев, жестокость идеалов разделяла семьи. Люди должны были переоценить собственные верования. То же самое было и с моими родителями. Они оба принимали участие в войне. Мой отец Евсевий Рекемчук (…Evsevij Rekemchouk…) был кавалерийским офицером в батальоне, прозванном „батальон смерти“, который был близок к царю. Моя мать, Анна Чинарова, была медсестрой Красного Креста, работала в госпиталях близко от линии фронта, которые были переполнены ранеными и заболевшими холерой. Они встретились, когда мой отец был ранен…»
Обслуга сайта сообщила, что Тамара Чинарова не пользуется Интернетом, у нее нет компьютера (во-во!), но наш запрос отправлен ей по почте.
Еще через несколько дней в моей квартире на Фрунзенской набережной раздался звонок.
Глуховатый, как у меня, но достаточно бодрый голос говорил по-русски:
— Александр Евсеевич? Здравствуйте. Это Тамара, Тамара Евсеевна, из Лондона. Судя по номеру телефона, вы живете в Москве рядом с Хореографическим училищем? Я бывала там…
С этого момента, с этой строки я пишу другую книгу — вовсе не ту, что была замыслена вначале.
