– Где она сейчас?

– В психиатрической клинике Святого Фомы. А что?

– Вы не против, если я у них побываю?

– Зачем? Какой смысл? Вас к ней не пустят.

– Я бы хотел поговорить с ее врачами.

Глаза Кори враждебно блеснули, но все же он кивнул:

– Поступайте как хотите. Я ничего не смог от них добиться.

– Спасибо. Кстати, поминальная церемония планируется?

– Да. Послезавтра.

– Я могу прийти?

– Зачем? Какой вам интерес?

– Господин Грин, она мне звонила. И должен вам сообщить, что она перевела мне немалую сумму денег. Без каких-либо объяснений.

– Это какое-то безумие. Сколько?

– Думаю, она хотела от меня помощи. И я буду крайне признателен, если вы поможете мне выяснить, о какой именно помощи шла речь.

Психиатрическая лечебница Святого Фомы находилась в небольшом пригороде у подножия горы, двадцатью километрами севернее Андиквара. Тусклое серо-коричневое двухэтажное здание было выстроено вокруг накрытого куполом внутреннего двора. Мы прибыли туда в первой половине дня. Пациенты гуляли во дворе или играли в настольные игры, один или двое читали.

Мы опустились на площадку среди сугробов, и я выключила двигатель. Алекс взглянул на главный вход, на большую белую табличку с надписью «Психиатрическая лечебница Святого Фомы» и вздохнул.

Выбравшись из машины на расчищенную дорожку, мы вошли внутрь. Интерьер больше напоминал частный дом, чем медицинское учреждение. Окна приемной выходили на спокойную гладь океана и во двор. Вместо конторок и стоек мы увидели диваны, кресла и кофейные столики. Вдоль стен тянулись полки с вазами, лампами, цветами и графинами, усиливая общее ощущение безмятежности.

Из соседнего кабинета вышел молодой человек в голубом медицинском одеянии.

– Господин Бенедикт? – спросил он.

– Да.

– Доктор Хемсли сейчас с пациентом. Прошу вас сесть и подождать.

Хемсли появился несколько минут спустя; невысокий, страдающий избыточным весом, он выглядел очень усталым. Не дожидаясь, пока мы представимся, он повел нас в другой кабинет.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал он, опускаясь в большое пурпурное кожаное кресло и кладя ноги на подставку. – Господин Бенедикт, – улыбнулся он, – прошу учесть, что это не моя пациентка.

– Вот как? Простите, но меня направили к вам.

– Могу я поинтересоваться, что связывает вас с госпожой Грин? Вы ее родственник?

– Нет.

Доктор посмотрел на меня:

– Значит, она?

– Можете обращаться прямо ко мне, доктор Хемсли, – сказала я. – Нет, я тоже не ее родственница.

Он озадаченно моргнул:

– Тогда кто? Подруга? Вы находитесь с ней в юридических отношениях?

– Нет. – Алекс откинулся на спинку кресла, скрестив ноги. – Госпожа Грин просила нас о помощи несколько дней назад.

– Ясно. – (Я сразу же поняла, что ничего хорошего мы не услышим.) – Что ж, так или иначе, вряд ли теперь это ее волнует. Вам известно, какой процедуре она подверглась?

– Да.

– Ее связь с прежним миром разорвана. Она… – Доктор поколебался, но мне показалось, что он лишь притворяется, пытаясь найти подходящие слова. – Ее больше нет с нами. О какой именно помощи она просила?

– Она не уточняла, доктор. Просто попросила нас помочь.

– И какую же помощь вы могли бы ей оказать, господин Бенедикт?

– У нас хватает возможностей, доктор. Могу я поговорить с кем-нибудь, на чьем попечении находилась госпожа Грин?

– Мне кажется, вы не вполне поняли. Этические соображения запрещают психиатру пациентки обсуждать ее случай с кем-либо, кроме членов семьи. Таким образом, дальнейший разговор не имеет смысла. – Он встал. – Мне очень жаль, но вы зря потратили время.

Мы снова позвонили Кори. Не мог бы он встретиться с ее доктором и задать несколько вопросов?

– Нет. Все кончено, – ответил он. – В помощи она больше не нуждается. Пусть будет, что будет.

– Но возможно, кому-то угрожает опасность.

– Послушайте, Бенедикт, – сказал Кори, – если бы в ее жизни случилось нечто из ряда вон выходящее, я бы знал об этом. Никакой опасности нет.

– Но вы не знали, что она собирается стереть память.

– Оставьте ее в покое. Пожалуйста.

Естественно, нового имени Грин нам не сказали. Его не сообщают никому, даже мужу или матери. Впрочем, значения это уже не имело – даже если бы нам удалось с ней поговорить, мы все равно ничего не добились бы. Кори был прав: ее больше не существовало.

Алекс сидел в большой гостиной загородного дома, глядя на горящие в камине поленья.

– После завершения всех процедур, – сказал он, – лечебница Святого Фомы предоставит двух-трех человек, которые сыграют роль ее родных. Это я выяснил еще до того, как мы оттуда ушли. Они создадут иллюзию совершенно новой жизни.

Много лет назад Алекс обнаружил, что эту процедуру прошел его близкий друг, ничего теперь не знавший о своей прежней жизни.

– Пора заканчивать, – заявила я.

– Ну да, конечно, – улыбнулся Алекс. – Хватай деньги и беги.

Я не видела никакого смысла в посещении поминальной церемонии. По сути, это похороны, а похороны я ненавижу. Но Алекс настоял, и я пошла вместе с ним.

У Викки была просторная двухэтажная усадьба в ранневаласкийском стиле, окруженная широкими лугами, небольшими рощицами и высоким забором. Перед домом стояли два фонтана, украшенные изваяниями демонов и волков. В день поминок они не работали – то ли из-за непрекращающихся холодов, то ли из-за того, что действующий фонтан кому-то показался неуместным.

Я поинтересовалась, к кому перейдет недвижимость.

– Ее выставили на продажу, – сказал Алекс. Мы летели в скиммере и уже начинали снижаться. – Весь доход поместят на закрытый счет, с которого в адрес новой личности Викки будут делаться периодические отчисления. Она даже не узнает, откуда они приходят.

– К кому-нибудь после этой процедуры возвращалась память?

– Такое случается, но нечасто.

Получив разрешение от искина, мы опустились на парковку, примерно в миле от усадьбы. Там вместе с десятком других гостей, в должной мере подавленных, мы погрузились в лимузин, доставивший нас к дому. Двое служащих направили нас к главному входу: идти пришлось по замерзшей земле. Двери открылись, мы поднялись по каменным ступеням на портик и вошли внутрь. Нас встретила опечаленная молодая женщина, поблагодарив нас за то, что мы пришли.

Народу было довольно много – человек двести; все они бродили по нескольким гостиным и обогреваемой веранде. Появился Кори и холодно поздоровался с нами. Мы разыскали издателя Викки, пожилую женщину с усталым взглядом, которая, казалось, никогда не разжимала губ. Ее звали Марджори Квик.

Выразив соболезнования, Алекс заговорил с ней, сказав, что он большой поклонник книг Викки и что случившееся стало для него огромной потерей. Может, все же выйдет еще одна книга?

– Мне об этом ничего не известно, – ответила Квик. – К сожалению, весь последний год она провела в отпуске. Отдыхала и развлекалась. Не будем об этом.

– Но ведь она писала по книге ежегодно?

– Да. Но со временем это может утомить любого.

– Не сомневаюсь.

Квик узнала его:

– Вы ведь тот самый Алекс Бенедикт?..

Алекс подтвердил, что это действительно он, и вновь перевел разговор на Викки.

– Я читал, что она улетела на Салуд Дальний, – сказал он.

– Да. Ей хотелось уехать куда-нибудь подальше.